тобой можно?
Поправляю глубокий капюшон черной дубленки и задираю голову, чтобы увидеть лицо Яна. Но снежинки слишком крупные, летят прямо в глаза.
– Не думаю!
– Почему это?
– Ты ведь не умеешь кататься, а я нянчится с тобой не хочу.
Ян оглядывает пространство вокруг себя с азартной улыбкой.
– Я не умею? С чего такие выводы?
– Просто! – пожимаю я плечами.
– «Просто»? Ничего себе аргумент!
– Запомни, пригодится.
– Хорошо. Так мне можно с тобой? Уверяю, кататься я умею лучше, чем ты. Даже двойной тулуп тебе продемонстрирую.
Мы смотрим друг на друга и долго смеемся, потому что нам просто хорошо. Мой смех скрывает тоску размером с Атлантический океан и бессонные ночи. В сверкающих глазах Яна я вижу эти же чувства. Когда наш смех плавно стихает, Ян глубоко выдыхает и осторожно, будто боясь, что я могу оттолкнуть его, берет мое лицо в ладони.
– Двадцать семь, – полушепотом произносит он. – Целых двадцать семь дней я не видел тебя, Тая. Представляешь, я и дни считал!
– Додумался же, – хмыкаю я.
– Я не хочу давить на тебя, навязываться и рушить твои планы. Но я хочу, чтобы ты знала одну вещь.
– Внимаю, – улыбаюсь я.
Ян улыбается, качает головой.
– Каждый день я скучаю по тебе. По твоему голосу и смеху, по игривым и таинственным взглядам. А Джерси так вообще места себе не находит. Кормлю его обещаниями, что скоро твоя мамочка вернется, но он смотрит на меня, как на дурака. Мы скучаем по тебе. Но ты не переживай! Я это говорю не потому, чтобы ты оставила свою жизнь, цели, планы и жила с нами. Но если когда-нибудь ты захочешь собрать свою жизнь, цели и планы в чемодан и приехать к нам, мы будем счастливы. Я буду счастлив. Ладно! – резко опускает он руки. – Едем на каток? Так уж и быть, покажу тебе свое мастерство.
Я часто моргаю.
– И всё?
Ян оборачивается.
– А что ещё?
– То есть, двадцать семь дней ты скучал по мне и всё?
– Джерси скучал.
– «Джерси скучал». Что ж, ладно! Каток, так каток!
Обхожу его и упрямо иду к черному внедорожнику.
– Постой? – догоняет меня Ян. – А что тебе не нравится?
– Мне?
– Тебе!
– Ладно! Я тебе скажу, что мне не нравится! – резко останавливаюсь я. – Двадцать семь дней от тебя ни слуху не духу, и вот ты вдруг появляешься, как волшебный снеговик, и говоришь мне, что все эти дни очень по мне скучал!
– Не я ушел от тебя поздно ночью.
– Я ушла из дома, Ян! Из твоего дома! Как прислуга, домработница или «смотритель»! А от тебя я уйти не могла, потому что НАС не было. И у тебя была возможность это изменить, но, позволь напомнить, ты на это так и не решился. И сейчас я вижу то же самое в твоих глазах.
Ян долго смотрит на меня, а потом вдруг его глаза становятся большими и удивленными.
– А-а-а-а! Вот оно что!
– Что? – таращусь на него в замешательстве.
– Я совсем забыл! – громко заявляет он.
– Что ты так кричишь?
– Хочешь услышать от меня те заветные три слова!
– Ничего я слышать не хочу и убавь громкость своего голоса…
– Люблю тебя! – заявляет он, разведя руки в стороны. – Слышишь? Я, Ян Леманн, люблю тебя, Тая!
– Ян, на нас смотрят полицеские…
– Я люблю тебя! – повторяет он ещё громче.
Люди в форме демонстративно аплодируют нам.
– Ян, поехали на каток! – рычу я, потянув его за руку.
– И всё?!
– Что?
– Ничего мне не скажешь в ответ? – смеется Ян.
– Ну уж нет, актер!
– А ты его любишь? – вдруг спрашивает кто-то позади. Мы оборачиваемся. Человек пять в форме смотрят на нас с улыбками до ушей. – Не молчи, ответь ему!
– Ты им заплатил за этот спектакль? – рычу я.
– Им повезло получить билеты абсолютно бесплатно, – веселится Ян. – Лучше ответь, а то эти полицейские такие глазливые, что просто жуть. Их обижать нельзя.
Фыркаю от недовольства и тут же поскальзываюсь на месте.
– Ну, вот. Что и требовалось доказать.
– А я тебе говорил, – в пятнадцатый раз шепчет Ян. Мы сидим в длинной очереди к травматологу, к которому хотят попасть люди с самыми разными травмами. Кровь из носа, сломанные пальцы, руки, ноги, пробитая голова… – Полицейские они такие.
Опускаю глаза на свой снимок. Рентгенолог сообщила, что у меня перелом руки, но более подробную информацию безусловно скажет врач.
– Почему мы сидим в очереди, если врач сказал нам после снимка сразу к нему идти?
– Потому что те, кто «после снимка сразу к нему» тоже стоят в очереди, – с полуулыбкой отвечает Ян.
– А тебе всё смешно.
– Не совсем. У тебя перелом и тебе наложат гипс.
– Из-за тебя.
– Меня?
– Говорила же, поехали на каток! А ты вздумал спектакль устраивать.
– Это судьба, – пожимает он плечами. – Ты бы и на катке умудрилась сломать руку, потому что катаешься так себе. Но всё можно было бы изменить, ответь ты хоть что-то на мои слова. Смотри, – поворачивается ко мне Ян, – сейчас я повторю свои слова, а ты просто скажешь мне что-то в ответ. Не важно, что, но увидишь, что моментально случится что-то хорошее.
Говорить, что я тоже люблю его в битком набитом отделении травматологии? Вау. Какая романтика. Сама себе завидую.
– Тая, – смотрит Ян в мои глаза так, что я моментально забываю, где нахожусь. – Я не хочу отпускать тебя, потому что…
– Кто со снимком? – громко спрашивает медсестра, высунув голову из кабинета. Начинается суматоха, шум.
– …ты поселилась вот здесь, – опускает он мою ладонь на свою грудь, – и уже очень давно. По этой причине я сбежал тогда на целый месяц.
– А у вас что? Дайте посмотрю?
– …Я люблю тебя и буду любить, даже если эти чувства не взаимны, – шепчет он, оставив поцелуй на моем виске.
– Подождите! – громко говорит медсестра какой-то ворчливой женщине, чей муж сидит с разбитым носом и засыпает на месте, потому что очень пьян. – Кто ещё со снимком?
Здоровой рукой беру ладонь Яна и наклоняюсь к его уху.
– Я люблю тебя.
– Что? – переспрашивает Ян.
Я снова шепотом говорю:
– Я люблю тебя.
– Эта медсестра такая громкая, – усмехается он. – Извини, что?
– Люблю я тебя! Люблю, Ян! – признаюсь громко и слишком эмоционально. – Мало, что знаю о тебе, но люблю!
– Девушка, – обращается ко мне медсестра. – Что там у вас?
– Перелом, – отвечаю я, бросив сердитый взгляд на тихонько посмеивающегося Яна. – Перелом руки!
– Ну, что ж! Проходите тогда, раз у вас перелом руки! И «любимого»
