— Очень приятно, — бормочет он. — Когда твоя рука на мне.
Мне хотелось, чтобы моя рука была на нем повсюду (на его плоском животе, на изгибе задницы и на его толстом пенисе), хотелось, чтобы он дрожал под моим прикосновением, а на лбу появлялся пот, хотелось, чтобы он так отчаянно меня хотел, что не смог бы сформулировать ни слова, хотелось сесть ему на лицо, чтобы он меня поедал, и рефлексивно пытался трахнуть воздух.
Эта краткая фантазия оказывается такой яркой и такой непохожей на меня, что у меня появляются проблемы с дыханием. Возможно ли быть разными личностями с двумя разными любовниками? Может ли женщина вести себя по-разному с двумя разными мужчинами? С Эшем мне никогда не хотелось ничего, кроме того, что у нас было. Но по какой-то причине, когда я думала об Эмбри, то представляла, как он двигается подо мной, думала о слепой страсти без переговоров, о нем иногда грубом и быстром, и о себе иногда жестокой и дразнящей. Без какого-либо обмена силой. Лишь танец силы, вперед и назад, бок о бок, бессмысленный и спонтанный.
— Ты в порядке? — спрашивает Эмбри, сведя вместе брови.
Я возвращаюсь к реальности, а мои щеки краснеют.
— Да, — говорю я, а затем быстро добавляю, чтобы уйти от опасных тем: — Где Абилин?
Эмбри произносит устало, и без сарказма:
— Ты имеешь в виду мою пару? — Он наклоняет голову в сторону, и я следую за его жестом.
Абелин танцует с мужчиной из карпатской делегации. Он все время пялился на ее платье, а на ее лице написано некоторое удовлетворение.
— Надеюсь, она веселится, — произношу я. — Надеюсь, они подружились. Но мне жаль, что из нее не вышло хорошей пары.
Эмбри смотрит на меня сверху вниз.
— Боюсь, что и я был не очень хорошей парой. Я все время хотел быть кое с кем другим.
У меня сжимается горло. Он имел в виду меня? Или Эша?
Это имело значение?
— Я рассказала Эшу о нас, — выдаю я без причины. Ну, без причины, за исключением того, что мысли о том, что Эмбри жаждал прикосновений Эша, находясь в противоположном конце бального зала, посылала по моей коже даже больше электрических разрядов, чем мысль о том, что он жаждал меня. Эта наэлектризованность быстро перерастает в гнев.
Боже, что, черт возьми, со мной не так? Почему я одновременно возбуждена и ревную?
Эмбри вздыхает.
— Я знаю.
— Вы с ним об этом говорили? — спрашиваю я. — Я чувствую, что что-то большое нависло над нами из-за того факта, что я спала с вами обоими.
Он выглядит несчастным.
— Я тоже это чувствую. И нет, мы лишь вскользь об этом поговорили. Он рассказал мне в канун Рождества. Сказал, что знает, что он ревнует и что… — он замолкает, его глаза затуманиваются а его кожа становится горячей под моим прикосновением, и я понимаю, что он вспоминает поцелуй. Моя кожа тоже становится горячей. — В любом случае, с тех пор у нас не было возможности поговорить. Поэтому я не знаю, на каком этапе мы находимся.
— Я тоже, — произношу я.
— А иногда он говорит такие вещи… словно пытается меня уколоть или проверить. Или, возможно, помучить.
— Например? — озадачено спрашиваю я.
Глаза Эмбри закрываются, его кожа все еще невероятно горяча.
— Например то, что сегодня ты ничего не надела под свое платье.
Мое дыхание учащается, и он открывает глаза.
— Знаешь, каково это, — говорит он глухим голосом, — когда он рассказывает мне такие вещи? Или находиться в том же здании и знать, что в тот самый момент он находится внутри тебя? Или вспоминать, какова ты на вкус, но не иметь возможности даже прикоснуться к твоей руке?
— Эмбри, — шепчу я.
— Я не мог вернуться к тебе в Чикаго, не после того, как он рассказал мне о встрече с тобой. Ты знала, что он каждый день читал твои письма? В дождь или снег, в жару или холод, на базе или отдыхающий на скалах и сосновых ветках. Я находил его с миниатюрным фонариком в зубах и рукой на резинке. Я слышал, как он кряхтел в душевой кабине рядом со мной, и знал, что он думает о тебе. Это продолжалось годами… а затем я узнал, что той загадочной девушкой, отправившей ему электронные письма, была ты. Той девушкой, на которой я решил жениться, менее чем через восемь часов после знакомства.
Той девушкой, на которой я решил жениться…
Его слова опускаются как якорь, найдя мои самые уязвимые глубины, но я отталкиваю их в сторону, словно типичное преувеличение Эмбри. Я должна была это сделать. Если я серьезно отнесусь к этим словам, то могу разлететься на части.
— Я думала, что ты не хотел меня, — медленно говорю я. — Это… ну, мне было больно. Долгое время. Потому что я кое-что тебе отдала, и я имею в виду не только свою девственность, а саму себя; ты был первым человеком, с которым я позволила себе быть уязвимой. Перед кем обнажила свое сердце. А ты просто исчез, словно это ничего для тебя не значило.
Эмбри безжизненно усмехается.
— Ты думала, что я тебя не хочу… Грир, я сгорал от желания обладать тобой.
Мой живот переворачивается.
А затем его ресницы опускаются, и он произносит:
— Я все еще сгораю от желания к тебе.
— Не делай этого, — выдыхаю я. Потому что, если Эмбри произнесет эти слова вслух, если мы раскроем это…
— Я больше не могу притворяться, — хрипло говорит он. — Я думал, что это просто страстное увлечение… Кто бы ни увлекся после той ночи, которая была у нас? Но все то время, которое я провел с тобой последние несколько месяцев, заставили меня осознать, что все намного хуже. Я в тебя влюблен. Я поглощен тобой. И наблюдая за тобой и Эшем, я словно в аду.
Я смотрю в сторону, борясь с болью в горле. Он в меня влюблен. И я все еще могу быть влюблена в него. Из-за чего мы оба оказались в аду.
— Но все те женщины… все те свидания…
Мне не удается удержать в себе боль и ревность, и она выливается в интонации, с которой я произношу эти слова. Хотя я отчаянно желаю это скрыть. Я смотрю на других танцующих, пытаясь отвлечь свой разум от бесконечного вихря из тоски и предательства. Я вижу, как Бельведер танцует с Ленкой, Мелвас разговаривает с нашим министром иностранных дел, и никаких следов Абилин, которая, должно быть, ускользнула, чтобы выпить со своим новым знакомым. Но даже бальный зал, полный политических лидеров не смог удержать меня от Эмбри. Я смотрю на его резко очерченную челюсть, на высокий лоб и на соблазнительно грешный рот, который в данный момент сжат от волнения.
— Я просто не думала, что ты можешь хотеть меня, учитывая тот факт, что ты трахал всех этих женщин.
Он беспомощно смотрит на меня.
— Я испытываю боль от желания к тебе. Все время. А в конце этого дня, вы двое уйдете трахаться, и я буду об этом знать, — его голос срывается. — Разве я не могу использовать кого-нибудь, чтобы это ослабить?
Незрелой части меня захотелось топнуть ногой и закричать: «Нет!». Что было смешно и эгоистично по любой существующей причине, особенно если Эмбри тоже любил Эша, если он отчаянно желал двоих человек, а не одного. Я не отвечаю ему, потому что не могу произнести то, что должна была сказать, а именно: «Делай, что хочешь».
— Я больше не буду, — внезапно выдыхает он, — если именно этого ты хочешь. Я больше не буду ни с кем встречаться. Больше не буду никого трахать. Я стану всецело придерживаться целибата, чтобы ты точно знала, как я ужасно потерян из-за тебя. О, Грир, пожалуйста. Пожалуйста, просто скажи мне, если ты чувствуешь то же самое. Скажи мне, что это и тебя съедает заживо, что я не один такой.
Я должна была солгать. Я должна была солгать и сказать Эмбри, что я не люблю его, что я не хочу его, что находиться рядом с ним для меня не пытка. Потому что я вижу в трепете этих длинных ресниц и в агонии, начертанной на его великолепном лице, что, несмотря на осмотрительно надетую им маску вице-президента, он мог контролировать свои эмоции не лучше, чем пять лет назад. Что им управляли его страсти и желания, заполняли его, и сейчас я вижу, что Эш пытался его защитить. Что он рассказывал Эмбри все те вещи обо мне не для того, чтобы его помучить, а поделиться с ним той частичкой меня, которой мог. Чтобы успокоить постоянную бурю, находившуюся внутри этой красивой уязвимой души.
