Замуж за первого встречного или невеста с сюрпризом
Евгения Стасина
Глава первая
Раз – вверх, вниз, два – вверх, вниз, три – слышу чьи-то торопливые шаги за дверью, четыре – опускаю ручку, но так и не успеваю вернуть на место, едва не сбитая с ног недовольной дамой с мокрой химией на голове. Главное, не поддаваться панике. Это всего лишь дверь.
– Замок заело, что ли? – поджимает густо обведенные красной помадой губы и переводит свой взгляд на Борьку. А он пыхтит, прямо в мою макушку, хоть я и готова поспорить, что прямо сейчас он пытается скрыть злость за улыбкой.
– Видимо. Вы бы слесаря вызвали, а то уже минуту на пороге топчемся, – выдает беззлобно работнице загса, а меня тычет в спину своим тощим пальцем. – Шевелись давай, пока я со стыда не сгорел.
Фраза знакомая. И всякий раз, когда нечто подобное слетает с его языка, мне хочется сигануть в окно. Избавить семью от проблем и оставить после себя лишь мокрое пятно на асфальте. Жаль, что сделать этого никогда не решусь – до ужаса боюсь касаться кишащего микробами тротуара. И плевать, что покойнику уже все равно, угодил ли он ладошкой в чей-то смачный плевок.
– Вы по какому вопросу?
Душно здесь и пыли на полках немерено. Неужели убраться некому? Три тучные дамы в опрятных праздничных блузках, с прическами, ни одну из которых я не сумела бы повторить, в туфлях, начищенных до блеска, а на влажную уборку ни одна не сподобилась.
– За свидетельством, – Боря от важности плечи расправляет. Еще больше обнажает свои идеально ровные зубы и, обведя взглядом присутствующих, вгоняет очередную острую шпильку в мое израненное сердце:
– О разводе.
Терпеть не могу это слово. Наверное, причина проста: он целый год угрожал мне походом в загс, дважды снимал обручальное кольцо и демонстративно бросал в переполненное мусорное ведро. Специально! Не на пол, который я тщательно намываю с белизной, не на кровать, непременно заправленную, без единой складочки, а в помойку, чтобы я мучилась, спасая символ нашего союза сердец. Бросал и непременно натягивал на себя грязные рабочие джинсы, в которых плюхался на белый диван. И это как контрольный, в голову.
– Заявление написали? – интересуется со скучающим видом регистраторша, восседающая у окна, выход из которого теперь не кажется мне таким невозможным, и закрывает журнал с какой-то важной голливудской актрисой на обложке. На стул указывает и нетерпеливо отстукивает пальцами по столу.
Выбора нет. Придется идти. Медленно двигаюсь за бывшим мужем и после неловкой заминки все-таки опускаюсь на стул, до того твердый и неудобный, что мне приходится ерзать на сидушке, прежде чем тело замрет в статичной позе. С ровной спиной, из упрямства вздернутым подбородком и ладошками, покоящимися на коленках. И как я раньше не замечала, что на нем невозможно сидеть? Мебель ведь в здании одинаковая? Четыре года назад я прыгала от восторга, а сейчас болезненно морщусь, ощущая, как в ляжку впивается острая заноза. Стрелка пойдет, зря я юбку надела. Зайцеву вон, все равно. И на ноги мои, и на талию – пятьдесят восемь сантиметров в обхвате.
– Чего сидите? – передо мной опускают бланк, поверх которого кладут дешевую шариковую ручку, привязанную к столу грязной серой веревочкой, и смиряют взором, полным недовольства. – Заполняйте. Я за вас это делать не стану.
– Пиши, – вторит хмурой работнице моя первая и единственная и любовь и уже насильно вкладывает в пальцы казенное перо. – Давай, давай. Дело за малым осталось, пять минут и разойдемся как в море корабли.
Так мы уже! Три долгих месяца, как я не могу его коснуться! Восемьдесят девять ночей без его храпа и бессвязной речи во сне. Сотни часов одиночества и три килограмма чистящего порошка, потраченного на мамину ванную. Что нам это бумажка? Ничего не решает – есть она, нет ее, один черт дороги назад не видать.
– Мужа себе нового найдешь, мало, что ли, на Земле безумцев? Не поверите, – отвлекает невольную свидетельницу нашего окончательного расставания от вновь раскрытого глянца, – за последние полтора года она ни разу не улыбнулась.
– Шутите плохо, – женская солидарность берет свое, но оценивающего взгляда зеленых с прищуром глаз не избежать. Инспектирует меня, чему-то кивает и вновь возвращается к чтению. А я дрожу, как в лихорадке.
– Да ладно вам. Моя невеста не жалуется.
Мог бы и промолчать! В знак уважения к нашему прошлому! Хотя бы сейчас не напоминать о Катьке, что уже успела занять мои полки в шкафах, облюбовала туалетный столик и наверняка загадила квартиру, над уютом в которой я билась не один год!
– А вы что же и невесту уже нашли?
– Конечно, – словно мы о покупке хлеба говорим! – Так что завтра опять придем, будем крепкую ячейку общества создавать. Тем более что репетиция у меня уже была.
Он еще и смеется! Негромко, но вполне заразительно, ведь белесая регистраторша не выдерживает и подхватывает его веселье. Словно гвозди вбивает в крышку моего гроба своим хриплым хихиканьем. Ну, их всех! Напишу. Все равно развод уже состоялся, а это лишь бюрократия! Брошу ему в лицо, что-то вроде: « Иди ты к черту!», и выбегу прочь из этого душного кабинета. Репетиция! Я?
– Так, справку о разводе давайте и паспорта.
А еще все воспоминания, семейные снимки, свадебный портрет, что висел в гостиной над диваном. Сотни моих надежд, нереализованных планов, литры слез и миллион вопросов в пустоту «за что?». Почему они это не забирают? Если уж рушат мою жизнь, могли бы и сжалиться!
– Стефания, – морщусь, пока дамочка смакует мое имя, и незаметно для окружающих достаю из сумочки влажные салфетки. Еще неизвестно, кто до меня этой ручки касался, а мне и без золотистого стафилококка живется несладко!
– Какое имя необычное!
– Подстать своей обладательнице, – гад. Вновь свои брови на переносице сводит и глаз не отводит от моих ладоней. Минута, две, три… Я тру, а он хмурится.
– Держите. И подписи здесь поставьте, – вот он, конец. Одна роспись в книге с затертой обложкой и четырех лет брака как не бывало. И человек мне теперь чужой, и домой уже не вернуться. На воздух хочу! Немедленно!
– Спасибо, очень приятно…
Борька в благодарностях рассыпается, а я уже шумно выстукиваю каблуками по полу. Прямиком к двери, самой себе обещая, открыть ее с первого раза. Что сложного-то?
– Черт! – стопорюсь, опустив ручку, и до боли сжимаю челюсть, вновь проигрывая телу. И не голове вовсе, сколько хотите меня убеждайте, но дело не в мозге! Осознаю ведь, что это глупо, а все равно начинаю отчет: раз – верх, вниз; два – верх, вниз; три – верх…
– Да что же с дверью?! – опять до семи не дошла! Жмурюсь, когда Зайцев, сердито сопя, оттесняет меня в сторону, и приоткрываю один глаз – чисто. Никаких опасностей на пути, разве что утомленные ожиданием люди сотрясают воздух своими громкими вздохами.
– Ну, Щепкина! Никогда не думал, что буду так радоваться нашему разводу!
– Взаимно, – слышу свою девичью фамилию и ощутимо вздрагиваю, рассеянно оборачивая шарф вокруг шеи.
– Знаешь, что я сегодня сделаю?
– Напьешься? – нетрудно ведь догадаться. Не сказать, что он законченный пьяница, но пару раз в месяц расслабиться себе позволяет.
– Прямо перед телевизором. Ноги на журнальный столик прям в тапочках закину, тарелку с чипсами возьму и буду пиво потягивать, – садист!
– Тебе это что, удовольствие доставляет? Издеваться надо мной? – даже с шага сбиваюсь, ощущая подступающий к горлу ком. – Не чужие ведь! Мог хотя бы уйти красиво.
– Сама виновата. Всю кровь из меня выпила. С тобой не жизнь, а дурдом! Осталось только табличку на входную дверь повесить «психиатрическое отделение» и бахилы на входе выдавать! Хотя, подожди! – задумчиво обхватывает пальцами свой подбородок и, оглядевшись по сторонам, произносит уже тише. – Это мы уже проходили.
Год назад. И за сегодняшний день это второй случай, когда Зайцеву не мешало бы промолчать.
