Вот, смотри, Ника, это всё для тебя! Хлопай в ладоши, это же целое ничего!
Слёзы одним сплошным солёным потоком потекли по щекам, а кровь вместо бурлящей эйфории, обернулась серной кислотой.
Как он мог? Что же за чудовище я полюбила? Что за ядовитого паука пригрела на груди?
Чертов бездушный шахматист. Ведь я должна была помнить, что Басов не остановится ни перед чем, чтобы достичь желаемого. Наоборот, с превеликим удовольствием примется гонять несчастную пешку по доске, пока вдоволь не налюбуется её слезами. А дальше — в расход.
Сорвалась со стула и заметалась по комнате, с каждой секундой погружаясь в шок всё глубже и глубже. Пока в ушах не зашумело, а сердце не задохнулось от обиды и надвигающегося полного краха моей израненной души.
Что делать? Боже, как же быть?
Кинулась в прихожую, распахнула створки шкафа и уставилась на ту самую биту, которую мне однажды подарила Максимовская, будто бы зная, что она мне, рано или поздно, но пригодится.
«По харе Басова бить этим местом».
Схватила ее и бросилась в спальню, с каким-то отчаянным порывом сделать этому жестокому парню также больно, как он это сделал мне. Разбить ему лицо также, как он разбил мне сердце. Сделать хоть что-то...
Хоть как-то выместить своё отчаяние!
Но уже в комнате, замерев над Басовым, я окончательно превратилась в пепел. Мою грудь сотряс немой вопль, а я всё не могла поверить в то, что снова допустила подобное — чтобы со мной случилось всё это дерьмо.
Сама!
Ведь знала же, что ему нельзя доверять! Понимала, что он вернулся в мою жизнь не просто так! Умоляла себя раскрыть глаза и не быть его марионеткой. Но всё равно сама же себе проиграла.
Потому что любила его, несмотря ни на что. Вот этого монстра, который мирно спал в моей постели, набив пузо собственной гордыне.
— Не смогу, — прошептала я, как в бреду.
Чтобы он ни сделал, я не смогу причинить ему боль. Но заплатить его заставлю. Это три с половиной года назад я ушла тенью и слова не сказала, когда меня топили. Но сейчас...
Ну уж нет!
Развернулась и побежала прочь, держа в одной руке биту, а другой схватившись за живот, пытаясь не дать вырваться из себя стонам и рыданиям по разлетевшейся на куски мечте. Потому что Басов уничтожил меня!
Распахнула входную дверь и шарахнула ею не в силах удержать бушующий внутри меня негатив. Вылетела в подъезд, как была, босиком. И уже не сдерживая горького плача, побежала туда, где припарковал мой персональный убийца свой роскошный автомобиль.
В первый удар я вложила всю свою ярость! Во второй всю свою боль. В третий — разочарование. Я била снова и снова, пока лобовое стекло не покрылось уродливыми трещинами, в точности как моя душа.
На то, как орёт сигнализация, мне было совершенно, мать его так, фиолетово!
Я окончательно слетела с катушек и не желала останавливаться. Мои руки выкручивало от бесконечных ударов по корпусу автомобиля и стёклам, а кожу нещадно засаднило. Но я и на это закрыла глаза — я приветствовала эту боль, потому что причиняла её себе сама, а не кто-то глумился надо мной просто по прихоти. Из-за праздной скуки. Раз — и зеркало заднего вида уныло повисло на проводах. Два — и за ним отправилось второе. Я колошматила до бесконечности, превращая блестящий автомобиль Басова в искорёженную консервную банку.
На периферии сознания я слышала, как кто-то свистит мне с балконов. Пьяные зумеры, сидящие на качелях, ржали и снимали меня на свои телефоны. Весело улюлюкали. Лаяла и рвалась с цепи собака моей соседки, которую та с утра пораньше решила вывести на прогулку.
А я всё била и била, мечтая поймать за хвост тот момент, когда мне станет всё равно.
Когда я закончусь.
Когда придёт долгожданное безразличие. Ко всему.
В том числе и к тому, кого я любила...
— Истома! — он выбежал на улицу в одних брюках и тоже босой.
Кинулся ко мне, но почти тут же остановился, смотря на меня так, что мне захотелось тут же рухнуть на землю и умолять сказать мне за что он так со мной?
Я ведь живая и у меня в груди всё раскурочено... такое не лечится!
Но вместо этого я угрожающе подняла биту повыше и зарычала, глотая слёзы:
— Не подходи ко мне!
— Истома, пожалуйста...
— Уходи! Убирайся!
— Прошу тебя, давай всё обсудим как взрослые люди, — в защитном жесте поднял он руки ладонями вверх и медленно начал приближаться ко мне.
— Спасибо, но я уже с тобой наобсуждалась. Желания слушать дальше твоё враньё у меня нет!
— Истома...
— Нет! Всё — это точка!
Секунда промедления, а затем мир неожиданно перевернулся. Это Ярослав, словно стрела, метнулся ко мне, одним точным движением выбил из рук биту, а затем подхватил меня под задницу и закинул к себе на плечо.
И понёс обратно в подъезд под дикий свист и крики разбуженного моей жизненной драмой дома.
Им всем было весело, тогда как мне хотелось тупо сдохнуть.
Всё — человек окончательно сломался. И чинить некому…
Глава 44 – Только мы
Вероника
— Пусти меня! — кричала я и брыкалась.
Но Басов только планомерно преодолевал один лестничный пролёт за другим, пока наконец-то не достиг моей квартиры, не занёс меня туда и не закрыл за нами дверь.
На замок.
Прошёл в комнату, скинул меня на кровать, а затем сел передо мной на корточки и с такой нежностью заглянул в глаза, что я снова жалобно расплакалась, закрывая лицо ладошками. А мой палач притянул меня к себе и принялся, словно маленького ребёнка, укачивать в своих руках.
Таких нежных.
Таких сильных.
Таких родных и нужных мне.
Боже, как я смогу всё это пережить снова? Как?
— Правильно ты всё сделала, малышка. Я всё это заслужил, — прошептал Басов и где-то тут меня вновь взорвало.
Я с силой оттолкнула его от себя и подскочила на ноги, а затем решительно указала на выход:
— Убирайся из моей жизни, Ярослав. Просто выйди из неё. Навсегда!
— Ник...
— Чего тебе ещё надо-то? Ты же получил, что хотел. Выиграл свой очередной сраный спор, где на кону стоял я — живой человек. И моё сердце. Всё — теперь катись отсюда!
Неожиданно он поднялся и шагнул к двери, а я ещё горше расплакалась, буквально задыхаясь и теряя сознание от отчаяния. Всё — это конец!
— Снова разбежимся на три с половиной года, Истома, или всё-таки для разнообразия поговорим?
Ну почему он так спокоен? Я умираю, а ему всё равно?
— Да пошёл ты!
— Ладно, Ника. Ладно, — чересчур бесстрастно произнёс Ярослав и положил ладонь на ручку двери. — Хочешь, чтобы я ушёл? Не вопрос, я сделаю это. Несмотря на то, что люблю тебя как одержимый. Несмотря на то, что всегда любил. И буду любить. Тебя одну! Каждый грёбаный день пока не сдохну. Давай же, прогони меня за то, что я всего лишь искал к тебе дорогу. Если ты не видишь моей любви, то хорошо — гони меня в шею! Потому что иначе, всё это ненадолго, Ника. Любой может прийти в наш с тобой мир и сказать, что я говно, а ты поверишь. Я однажды сделал это и горько пожалел...
— Но ты же спорил. Я всё слышала собственными ушами, Ярослав! — закричала я, не в силах больше носить в себе весь этот ужас.
— Твою мать! — рубанул он воздух, вздохнул тяжело и зажал пальцами переносицу, а затем уже тихо и обречённо произнёс. — Это был не спор, Истома. Это была ещё одна попытка убиться тобой. Потому что только так мне бы не было больно...
— Вот только о моей боли ты не подумал, Ярослав, — обвинительно ткнула я в него пальцем.
— Только о ней и были мои мысли. Поэтому я здесь, рядом с тобой и не хочу никуда уходить. Потому что ты — это все, что мне нужно, Вероника!
— О, да неужели?
— Это так! И только так!
— Ты опять врёшь, — шагнула я назад и упёрлась бёдрами в стол, отрицательно качая головой и форменно сходя с ума.
— Единственное, кому я когда-либо врал — это был я сам. Я всё пытался убедить себя, что преследую какую-то там убогую месть, пытаюсь закрыть гештальт и окончательно вычеркнуть тебя из своей жизни, но почти сразу забыл обо всём этом дерьме, стоило мне только немного в тебя окунуться и вспомнить, какого это дышать полными легкими рядом с любимым человеком.
