я закончила второй курс, он попросил меня выйти за него замуж. Летом мы сделали это, и на третьем курсе я узнала, что беременна. Я закончила его, но, когда пришло время возвращаться на последний курс, я посмотрела на твоего отца и отдала свою жизнь в его руки.
Я слышала эту часть раньше. Как она бросила учебу, чтобы стать домохозяйкой. Но она никогда не говорила об этом с таким обожанием и желанием. Обычно это было сказано с гневом и горечью.
— Я любила этого человека больше всего на свете. И он подарил мне тебя, а это было больше, чем я могла себе представить. — Я услышала в трубке ее глубокий вдох. — И я бы никогда — никогда — не изменила бы это.
Моя голова дернулась назад в шоке. Она никогда не говорила этого вслух, но я всегда предполагала, что она вернулась бы и изменила все, если бы могла.
— Мама, я не знала.
— Конечно, не знала. Я никогда тебе этого не говорила. Мне было так грустно. Боже, Эвелин, я была сломлена, когда потеряла твоего отца. И не знала, как с этим справиться. Поэтому, когда я почувствовала первый проблеск гнева, я ухватилась за него обеими руками и использовала его, чтобы вытащить себя из того бардака, в который я превратилась. Мне нужно было что-то, что помогло бы мне двигаться дальше. И, возможно, было неправильно выплескивать на тебя свой гнев и горечь. Может быть, мне следовало быть более справедливой и рассказать тебе и о чудесах любви. Потому что некоторые из самых замечательных лет моей жизни были проведены с твоим отцом.
Застыв в шоке, я уставилась в стену, моргая, пытаясь смириться с ее признанием. Я хотела разозлиться на нее за то, что она внушила мне страх перед любовью. Но в то же время я оказалась там, где была, из-за того, как она меня воспитала.
— Прости, Эвелин. Я должна была стараться лучше.
— Ты сделала все, что могла, мама, — признала я, даже если ее старания не всегда были правильными. — Я успешна благодаря тому, как ты меня воспитала. — Я облизнула губы и вытерла слезы с лица. — Почему… — я колебалась со своим следующим вопросом. — Почему ты больше ни с кем не встречалась?
— Наверное, я слишком долго сдерживала свой гнев. И к тому времени, когда я была готова двигаться дальше, я уже устоялась в своих привычках. У меня была ты. У меня была работа, которую я слишком долго откладывала, и я ни за что не хотела этого менять. Наблюдая, как ты растешь и становишься красивой женщиной, я знала, что мальчики будут ломиться в твою дверь. Мне нужно было защитить твое будущее, и я сделала это наилучшим способом, который знала.
Еще одно молчание повисло между нами. Она всегда лучше всех умела меня переждать.
— Так… что мне теперь делать?
— Ты любишь его?
— Да. Больше всего на свете.
— Тогда не сдавайся. У меня отняли любовь. А ты не сдавайся с первой попытки.
Слышать, как она говорит что-то настолько далекое от того, что она говорила мне всю мою жизнь, было как будто тяжесть свалилась с моей груди. Она всегда поддерживала меня, и когда она была против Джеймсона и меня, было больно впервые в жизни не иметь ее поддержки. Но то, что она сказала мне о нем, было похоже на то, что я получила ее благословение, и было приятно снова оказаться на стороне ее бесконечной поддержки. Однако я все еще сомневалась в том, что делать дальше.
— Я не знаю, как, — захныкала я. — А что насчет следующего раза, когда что-то случится и нам придется выбирать между нашими отношениями и нашими мечтами? Если сейчас я вернусь, мы можем просто врезаться в еще одно препятствие. Тогда это будет только вопросом времени, когда препятствие превратится в непробиваемую стену.
— Хорошо… ты моя дочь. Ты преуспеваешь во всем. Я никогда не видела, чтобы ты проваливала испытание, не отдав ему все, что у тебя есть. Ты пробиваешься сквозь стены; не позволяй им остановить твой прогресс.
Искра уверенности вспыхнула внутри меня, напоминая то, что я потеряла за предыдущие недели. Я ухватилась за нее и крепко держала, разжигая свое пламя. Я — Эвелин Валеро. И впервые за долгое время это действительно что-то значило.
Несмотря на уверенность, которую вселил в меня разговор с мамой, я все еще не могла найти в себе смелости что-либо предпринять. Каждый раз, когда я брала трубку, я вспоминала обиженный взгляд Джеймсона, когда я произносила те бессердечные слова. Я помню холодный гнев, когда он велел мне убираться. Я даже пропустила еще один семейный обед. С каждой неделей я скучала по своей семье все больше и больше. Но начала привыкать к такой системе, и не знала, как из нее выбраться.
Я не знала, как это объяснить. Я знала, что делать, но страх провала удерживал меня от активных действий. Я знала, что мое время с Луэллой на исходе. Ее сообщения накануне воскресенья напомнили мне, что ей было насрать на то, что там происходит с ее братом, она все еще ждала, что ее сестра будет за обедом. Ее не впечатлили мои навыки избегания. Я даже отклоняла приглашения на обед с ней, вызывая ее раздражение, растущее с каждым «нет».
Поэтому, я не была удивлена, когда увидела со своего места на диване, как моя дверь распахнулась в понедельник днем. Она захлопнула за собой дверь и бросила сумку, прежде чем приподнять бедра и посмотреть на меня сверху вниз. Застыв, я одарила ее невинным взглядом широко раскрытых глаз.
— Я сказала, что прошлая неделя была твоим последним предупреждением, так что не сиди с таким видом, будто удивлена, что я здесь. Ты вынудила меня это сделать.
— Я жалею, что вообще дала тебе ключ, — пробормотала я, закрывая ноутбук и кладя его на кофейный столик.
— Нет, не жалеешь. Ты любишь меня и никогда бы не позволила мне так утопать в себе, как это сейчас делаешь ты. Вот почему я воспользовалась своим ключом. — Она протопала мимо и плюхнулась на диван.
— Почти уверена, что дала тебе ключ на чрезвычайный случай. А не для прихода без приглашения.
— Твое молчание стало моим приглашением. То, что ты отказалась от наших семейных обедов, было моим приглашением.
Мы сидели лицом друг к другу, молча выжидая, прищурив глаза и уставившись вниз.
— Я скучаю по тебе, — не
