Ознакомительная версия.
Глава 30
Утром, когда невыспавшаяся и взвинченная Маша, натыкаясь на углы, собиралась на работу, очень туманно представляя, как именно будет добираться из аэропорта до офиса и сколько это займет времени, явился бодрый и свежий Михаил Яковлевич. В руках он сжимал букет пролетарских гвоздичек.
– Вот, передай ей. От меня. Скажи, мол, раз помирать поехала в дальние страны, то последний долг отдаю авансом.
– Обязательно, маме будет приятно, – одурело кивнула Маша, не особо вникая в смысл. Спать хотелось чудовищно. Казалось – прикрой глаза, и навалится беспробудный медвежий сон до самой весны.
Торопливо прокомментировав деду распорядок дня, старательно отпечатанный на листе бумаги, она побежала к ожидавшему у подъезда такси.
Аэропорт встретил оживленным гулом полноценного рабочего дня. Народ суетился, занимал очереди, перекрикивался и возбужденно-нервно готовился к отлету. Будущие пассажиры, словно трудолюбивые муравьи, перетаскивали с места на место чемоданы, баулы и сумки.
Диана Аркадьевна с независимым видом стояла рядом с аккуратным чемоданом на колесах.
– Привет, мамуль, – Маша, стесняясь, чмокнула мать в надушенную щеку. – А почему вещей так мало?
– Я считаю, что женщина должна приезжать на все готовое. Больше цены будет. Здесь только необходимые мелочи. Одежду мы с Лёвой купим там.
Далекий Шпунт уже стал «Лёвой», появилось замечательное слово «мы», от которого веяло надежностью и стабильностью. Маша с удивлением поняла, что у мамы получилось нечто совсем невероятное, чего не могло быть. Со стороны эта история казалась авантюрой, а в результате оказалась хорошо спланированной шахматной партией, где все ходы привели к задуманной победе.
– Это что за гербарий? – Диана Аркадьевна с сомнением разглядывала прощальный букет.
– Это дед тебе передал. От всей души.
– Это хорошо, что он уже о душе начал думать. Желаю ему остепениться и закончить свои дни достойно, а не на роликах с очередной соплей. Букетик-то кладбищенский. Ну, точно, четыре штучки. Вот старый хрыч. Но я возьму, на память. Кстати, мы и с тобой еще неизвестно когда увидимся, хотя Лева обещал регулярно сюда ездить, у него здесь бизнес намечается. В любом случае, я тут тебе написала письмо. Нет, сейчас не читай, потом, когда я уеду. Это мой последний наказ.
– Мама, перестань, а то у меня уже сложилось впечатление, что мы тебя провожаем в последний путь.
– А что? Самолеты иногда падают. Ладно, шучу. Это приятно, что ты переживаешь. Кстати, я его проверила по своим каналам, там все в порядке, так что созваниваться ежедневно нет необходимости. Но ты все же звони. Я же твоя мать.
– Я помню.
– Будь умницей. И не потеряй мое письмо. Все, регистрация заканчивается, я побежала.
Мама потерлась об Машу щекой, изобразив поцелуй, и походкой манекенщицы двинулась к стойке, так больше и не оглянувшись.
– Я никому не нужна. Никому, – прошептала Маша. – Все как-то живут, занимаются собой, проносятся мимо, словно машины на проспекте, а я стою тупым фонарным столбом и смотрю на них. А они на меня – нет.
Хотелось себя пожалеть. Будь настроение хотя бы немного другим, можно было бы вспомнить, что ее любит дед, сын, папа, в конце концов, который чувствует себя виноватым и не звонит, потому что стесняется, а вовсе не потому, что злится. А еще есть где-то муж, который вчера хотел помириться, но Маша сбежала. И именно в это утро, когда она так остро прочувствовала свое одиночество, вдруг стала ясна причина побега. Что скажут окружающие, если она простит? Они будут обличать, считать, что она унизилась, растоптала свою гордость. Как просто советовать: будь гордой и независимой. И как невообразимо трудно следовать этому совету!
Конверт она открыла в такси. Там лежала короткая записка и тысяча евро. В записке была всего пара строчек: «Помирись с отцом и мужем. Хотя бы попытайся. Целую. Люблю. Мама».
Маша бросилась набирать мамин номер, но она уже отключила трубку.
– Спасибо, мамуля, – прошептала Маша, размазывая по лицу жгучие теплые слезы. Мама всегда любила и будет любить ее. Очень странно, по-своему, но обязательно будет.
Слезы высохли, освежив настроение. Словно вместе с ними испарилось что-то еще, что мешало дышать и жить.
«Душа, умытая слезами», – она улыбнулась и задремала.
Домой Маша заезжать не стала, сразу отправившись на работу. Каково же было ее удивление, когда, проходя мимо приемной Алины, она увидела подругу сидящей на подоконнике в позе роденовского мыслителя.
– А ты-то что тут в такую рань делаешь? – ахнула Маша.
Шульгина от неожиданности чуть не свалилась с подоконника. И все от той же неожиданности честно призналась:
– Стихи пишу.
– Поздравляю. Все так хорошо, что душа поет?
– Нет, все так плохо, что она плачет. Ты была права, он подлец.
– Кто?
– Олег, – недоуменно хлопнула ресницами Аля. – А что, есть еще варианты?
– Ну, варианты есть всегда, пока рядом с нами есть мужчины.
– Машуня, мне так стыдно. Прости меня, а? Пожалуйста! Я так виновата, что его у тебя отбила. Но ты же сама понимаешь, все было к лучшему. Глупо ссориться из-за мужика. Я же вижу, что ты на меня из-за этого дуешься.
– Я? Дуюсь? Да с чего ты взяла? – Маша напряженно рассмеялась. – Разве в Ленском дело?
– А в чем?
– Не в чем, а в ком! Ладно, раз уж ты первая начала. Зачем ты покрываешь Гусеву?
– Покрываю? Матом? Нет, мне, конечно, не всегда нравится ее резкость, но я никогда…
– Алина, не юли! Я о другом!
– У меня моральных сил юлить нет. Я просто не поняла, – покаялась Шульгина. – Вот напрягаю мозг, а не доходит.
– С кем в ресторане была Гусева? С моим мужем? Только не смей врать!
– Ты из-за этого обижалась? Маша, я тебе клянусь, не видела я там Гусеву! А Алексея видела, он почти сразу же после тебя ушел. Честное слово! Я не знаю, как доказать, но это правда. Чистейшая. Давай у Ритки просто спросим, с кем она там была, и все. Тем более, что с тем мужиком, с которым она встречалась тогда, у нее ничего не вышло. Там кто-то кого-то бросил.
– Как интересно. Ее, значит, бросили, а у меня как раз муж обратно домой просится. Вот это номер!
– Маша, она не могла! Ты что? С ума сошла?
– Ты же смогла с Ленским.
Шульгина виновато покраснела.
– Ладно, не имеет значения. Я тебе верю.
– Верь, пожалуйста. А то мне и так плохо. Но Ритку все же надо спросить. Раз там все кончено, вдруг она скажет. Хочешь, я спрошу? Я могу ей сейчас позвонить, а ты по параллельному телефону послушаешь. Тебе она не скажет, а мне запросто. Гусева сейчас как раз на работу едет. Давай, а? Чтобы все недоразумения разрешились.
– Ну, давай, – с некоторым сомнением протянула Маша. Ей вдруг стало страшно. А что, если Рита сейчас признается?
Ознакомительная версия.
