— Мелочь ты пузатая, — проговорил Макс.
— Извини?
— Ты слышал. Жестокая и подлая пузатая мелочь. Как ты смел это сделать? Всех расстроил, всю мою семью. Это же непростительно.
— По-моему, у тебя болезненная чувствительность, — ухмыльнулся Фредди. — Лично для меня это было просто приятное воспоминание, небольшое путешествие в прошлое.
— А попутешествовал бы ты на х… — сказал Макс.
К полуночи гостями овладело танцевальное настроение. Под тентом яблоку негде было упасть: финансовый мир, мир моды и мир журналистики счастливо слились в одну разгоряченную, трущуюся друг о друга массу танцующих. Джейк Джозеф буквально приклеился к какой-то смазливой девице, ладони его плотно лежали у нее на ягодицах. Один из его братьев-полицейских весьма энергично терся животами со служительницей какой-то художественной галереи, глаза у него были закрыты, голова склонена набок. Миссис Викс отплясывала с Томми, а Клиффорд стоял с краю и мрачно смотрел на них. В самом центре пространства под тентом, обнявшись, очень своеобразно танцевали два «голубых» фотографа, а на краю площадки, изгибаясь, тесно сплелись в танце две манекенщицы. Три молодых маклера поливали друг друга из бутылок шампанским. Опал танцевала одна, руки страстно извивались у нее над головой, лицо было искажено, словно в момент оргазма.
— Славные у тебя друзья, Макс, — заметила Энджи.
— Да, неплохие.
— По-моему, пока все идет хорошо, да? С Мелиссой все в порядке, как ты думаешь?
— По-моему, да. Только не особенно заигрывай с этим ее парнем.
— Нет, конечно, гнусный он какой-то тип. А где Георгина?
— Уехала к тебе. И Кендрик тоже.
— Ну, тем лучше для них, — усмехнулась Энджи.
— Там не совсем то, что ты думаешь, — сдержанно ответил Макс. — А посмотри-ка на Мэри Роуз, с каким удовольствием она заговаривает папочку Мортона. По-моему, она его уже практически уговорила открыть картинную галерею.
— Боже, неужели же Мортоны все еще здесь? — пораженно воскликнула Энджи.
— Здесь.
— А где же их дочка?
— Дуется. Вон она сидит, видишь?
— Ты бы лучше пошел потанцевал с ней.
* * *
Уже много-много позже, или так ему показалось, Макс вдруг обнаружил, что танцует с Энджи. Джемма была в объятиях какого-то мужского представителя художественных галерей, и, похоже, ей там вполне нравилось.
— А ты танцуешь как негр, — сказала Энджи, когда музыка сменилась, заиграли что-то медленное и Макс обнял ее и прижал к себе.
— Это как понимать?
— У тебя есть чувство ритма. Фантастическое чувство ритма.
— Ну, — непринужденно заметил он, — негры не только этим славятся. А в другом отношении я как, могу с ними сравниться, по-твоему?
— Сомневаюсь, — засмеялась Энджи. Ее зеленые глаза задорно блестели, вид у нее был весьма самодовольный.
— А у вас в этом смысле большой опыт, миссис Прэгер, да?
— Достаточный.
— Вот как.
Макс крепче прижал ее к себе; он чувствовал, как, даже несмотря на тесные брюки, у него начинается эрекция. Энджи в ответ тоже прижалась к нему, извиваясь всем телом.
— Извини, — проговорил с улыбкой Макс. — Ничего не могу с собой поделать. Это все… музыка.
— Мне нравится.
— Что, музыка?
— Нет, то, как она на тебя действует.
— А-а.
Музыка вновь сменилась; теперь она стала еще медленнее, и вокруг разнесся откровенный в своей сексуальности голос Дилана: «Лэй, леди, лэй…»
Макс еще сильнее прижал Энджи к себе.
— Энджи…
— Да, Макс?
Внезапно Макс почувствовал, что не может больше терпеть и сдерживаться. Выпил он именно столько, сколько ему было нужно: у него было ощущение приятного опьянения, готовности к дерзости и безрассудству, но при этом он сохранял контроль над собой. На Джемму он даже смотреть сейчас не хотел: с ней все было слишком уж легко и просто. Он чувствовал, что хочет Энджи, он хотел ее уже очень давно, так давно, что и сам не помнил, было ли такое время, когда он не испытывал этого желания. Энджи подняла на него глаза, их взгляды встретились: она медленно растянула губы в уверенной улыбке, Макс тоже улыбнулся в ответ.
— А вид у тебя очень самонадеянный, — проговорила она.
— А я себя именно так и чувствую, — ответил он. — Пойдем. Слишком уж долго все это продолжается.
Он был уверен, что она правильно поняла смысл сказанных им слов.
Наверху, в одной из свободных спален, она легла на постель. Макс прикрыл за собой дверь и подошел к ней. Лицо у него было сосредоточенное и серьезное.
— Я этого никогда раньше не говорил, — произнес он, — никому. Позволь мне сказать это тебе, и совершенно честно. Я люблю тебя.
— О господи. — В голосе Энджи послышалось искреннее удивление. — Не может этого быть, Макс. Тебе просто так кажется.
— Нет. Это так. Можно мне снять с тебя это нелепое одеяние?
— Оно очень милое.
— Милое, но нелепое. Без него ты гораздо красивее.
— Макс, оно стоило почти тысячу фунтов!
Он вдруг рассмеялся каким-то необычным, очень счастливым смехом:
— Только ты способна заявить подобное. В такой момент. Наверное, поэтому я тебя и люблю. Ладно, давай я сниму, но немножко. Фунтов на пятьсот.
— Ну хорошо! Расстегни молнию. Она должна стоить около сотни.
Энджи села, повернулась к нему спиной. Он подошел, откинул у нее со спины волосы и поцеловал ее сзади в шею. Шея была теплая, и, казалось, от нее исходил аромат желания, приятная смесь духов и легкого пота. Макс медленно провел губами вдоль позвоночника; потом обнял Энджи сзади за плечи; руки его скользнули под блестящий лиф ее платья, нащупали соски и принялись ласкать их легкими, несильными движениями. Энджи негромко застонала.
— Ты такая красивая, — проговорил Макс, — просто очаровательная.
Он расстегнул лиф, подержал на ладонях ее груди, потом провел руками вниз по телу, с удовольствием ощущая плоский живот, густые спутанные волосы, влажное тепло промежности.
— Какая ты теплая, — выдохнул он, — очень теплая, вся.
Энджи вдруг резко обернулась к нему, на лице у нее было написано откровенное и сильнейшее желание. Она обвила Макса руками и откинулась назад, потянув его на себя. Руки ее скользнули ему под брюки и стали осторожно, ласково, словно озираясь, поглаживать его ягодицы. Макс начал целовать ее, все крепче и крепче, в губы, ища встречи с ее языком; его охватил влажный и горячий жар, он чувствовал, что теряет над собой контроль, и это было необыкновенно приятное ощущение.
Она вдруг выпрямилась и села; плотно облегающее платье было спущено сверху, прическа спутана и всклокочена. Энджи сидела, обнаженная до пояса, и улыбалась. Протянув руку, она принялась расстегивать пуговицы на рубашке Макса, другая рука продолжала шарить у него в брюках.
