Когда песня закончилась раздался гул аплодисментов. Зрелище действительно было достойное. Эти двое потрясающе пели дуэтом. Но стоило Арису зайти за кулисы, как Лена тут же бросилась к ней.
— Алиса! — прошептала девушка, но певица смерила её недовольным взглядом.
— Вам дать автограф? — лицо её разгладилось, приняв милое, даже очаровательное выражение. Говорила Алиса по-английски.
— Алиса, вспомни меня, — чуть ли не закричала Лена.
— Извините, — она рукой остановила охрану, цепными псами бросившуюся на защиту своей госпожи, — но мы не знакомы. Ноя могу дать вам автограф. На память. Милый, ты не принесешь мне открытку?
Она взглянула на держащего её руку парня, тот с недоверием смерил стоявших Лену и Павла и что-то заговорил по-японски. В ответ на это певица надулась и что-то с ехидством ответила на особо большую реплику парня. Тот пожал плечами, покачал головой и пошел, видимо за открыткой.
— Ты что совсем-совсем меня не помнишь? — с отчаянием спросила Лена.
— Извините, нет, — девушка хотела что-то сказать, но тут к ней подошел один из охраны и что-то шепнул. Та кивнула, побледнев. — Еще раз извините, но мне нужно идти. Зайдите чуть позже в фанатскую, эта та комната в конце коридора. Спросите Ючиро, я его предупрежу.
И девушка, тряхнув волосами убежала куда-то вглубь помещений, охрана хвостом увязалась за ней, оставив Лену и Павла одних.
— Я на сто процентов уверена, что это Алиса, — упрямо сказала Лена.
— Мне кажется, что тебе просто хочется это верить, — вздохнул мужчина. — Если бы это была Алиса, ты думаешь она поступила бы так? Вы же лучшие подруги были. А теперь даже проблеска узнавания в глазах не было. Притом она говорила только на английском и японском, а японский Алиса не знала.
— Но Лекс говорил что-то про потерю памяти, — пожевала губу девушка.
— Если теряют память, то всегда вспоминают близких. Тебя бы она точно вспомнила, притом как ты объяснишь ту девушку на обочине? Лена это все твоя буйная фантазия, — вздохнула Павел. — Ну и беременность конечно тоже играет роль. Хотя не могу отрицать, что девушка очень похожа на Алису.
После концерта. 20 05.
Я накрывала стол в гримерной, концерт закончился, мальчики вышли на поклон, а я решила встретить их сразу за кулисами. Я поставила две свечки в центр и сразу же побежала по коридору к сцене. Они выходили раскрасневшиеся и довольные. Я улыбнулась, Мори уловил мой взгляд и притянул меня к себе.
— Ты пахнешь лугом, — еле слышно прошептал он.
— То есть навозом и землей, — фыркнула я.
— Нет, свежестью и жарким днем, — ухмыльнулся жених.
— Почему ты не пошла с нами? — спросил Такеру.
— Ты же знаешь, я не очень люблю шумиху, — покачала головой я.
— Однако с фанатами ты очень доброжелательна, — подколол Хикару.
— А что делать, — пожала плечами я. — Лучше так, чем никак.
Неожиданно я почувствовала, как рука Мамору на моей талии сжалась, делая мне больно. Я обернулась, как раз заметив, как его глаза начали закатываться и любимый начал оседать на пол, сотрясаясь в конвульсиях, заодно сжав в руке и мой свитер, тем самым тяня меня за собой. Наверное, было что-то такое в тот момент, что затормозило всех, но ускорило мое восприятие реальности.
— Ложку, — закричала я. — Быстрее Акира.
На мой крик распахнулась дверь гримерки и оттуда выбежала Татьяна и менеджер.
— О, Господи, — задохнулась она, вновь метнувшись в комнату и вылетев оттуда уже с телефонов около уха. — Скорая? Это из клуба "Точка". Здесь у человека эпилептический припадок.
Спустя два часа.
— Господи, помоги! — ярость и апатия уже схлынули, теперь на смену им пришло смирение. Я сидела в комнате для родственников и тихо молилась всем богам, которые есть на этом свете. Таня и парни тоже были здесь. Девушка пыталась успокаивать меня, когда меня трясло, и я рыдала навзрыд. Но ничего не помогало. Принесенные медсестрой успокоительные были отвергнуты Хикару на раз.
— Пускай проплачется, ей станет легче, — он отодвинул стакан и листочек с таблетками подальше и просто прижал меня к себе. Я зарылась в пиджак друга и разрыдалась по новой.
С тех пор как Мамору упал за кулисами, я помнила все смутно. Словно была в неком тумане. Внутри все сжалось от предчувствия беды. И я подсознательно искала утешения. Маски спали, больше не было улыбающейся Арису. Во мне смешались все чувства к любимому, и образовавшийся коктейль сейчас я выплескивала плачем. Я сама себе напоминала потерявшуюся девочку, которую родители оставили в темном и страшном лесу, и не объяснили как добраться домой. Однако, стоило двери тихо скрипнуть, открываясь, как я оторвала лицо от пиджака Хикару и подняла голову.
— Мисс Накахара? — высокий мужчина в белом халате и сединой в волосах прямо посмотрел мне в глаза, когда я встала.
— Что с Мамору? — еле сдержав панические нотки в голосе, спросила я.
— Присядьте, — значит что-то плохое, точно! — У меня не очень хорошие новости.
— Что с ним? Говорите прямо.
— Он в коме, — выложил врач, а Хикару еле успел подхватить меня, когда у меня подкосились ноги от такой новости.
— Это ведь очень плохо?
— Сейчас для него это лучшее, что может быть. Мистер Накамура находится в искусственно вызванной коме. Припадок произошел из-за опухоли головного мозга. Но на наше счастье она расположена так, что можно прооперировать и у нас есть необходимое оборудование. Но мы не знаем, будут ли осложнения после вмешательства.
— Что будет, если не удалять опухоль?
— Внутричерепное будет нарастать, потом скорее всего появится аневризма и в итоге инсульт и скорее всего быстрая смерть. Это возможно даже при коме — хотя в этом состоянии все будет происходить как в замедленной съемке.
— Значит вариантов нет, — я порылась в сумке, доставая оттуда влажные салфетки, и утерла слезы. — Сколько у меня есть времени, чтобы подумать?
— Несколько часов, — честно признался хирург. — Дальше ждать мы не можем.
— Хорошо, — я поднялась с дивана, осторожно, освободясь из объятий Хикару, и молча вышла за дверь, остановив жестом рванувшихся за мной друзей.
Опять больница… Это какой — то рок. Еще в Токио я возненавидела клиники. Две жутких недели я провела в одном из лучших токийских госпиталей — а в итоге самым лучшим лекарством оказалось время. Но сейчас мой союзник превратился во врага, который неумолимо наступал мне на пятки, подгоняя с решением. Но как я могла принять его? Только теперь я поняла, до какой степени могла опереться на выбор Мамору. Именно он придавал мне храбрости. А еще, где-то внутри, сидел панический, животный страх, нежданно-негаданно откуда-то взявшийся. Все это — белые стены, белые халаты, запах лекарств и дезинфектора, заставляли голову невыносимо болеть и колени подгибаться. Я оперлась на подоконник, задыхаясь. Воздух вырывался из груди толчками, по щекам побежали слезы, безысходность, а потом словно прозрение, накатила злость.
