Много времени прошло, пока наконец София смогла заговорить, но зубы ее стучали.
– Нет, они его нашли.
– Нашли? Тогда почему?..
– Это был Дитер, – прошептала она. – Ты не узнала его? Это был Дитер. Он нашел радио. И не выдал нас.
Бернар от одного из своих коллег, который проезжал мимо и видел патрульную машину у ворот коттеджа Картре, услышал о визите к ним немцев. Бернар был вне себя от волнения, потому что он один из немногих знал о существовании радиоприемника. Наспех проглотив чай, к негодованию своей матери, которая проводила большую часть дня, пытаясь соорудить более или менее приличный обед, он вытащил свой велосипед и покатил в Сент-Питер.
С того дня, когда он просил Софию выйти за него замуж, их отношения немного изменились. Между ними возникло взаимопонимание и тепло, иногда София позволяла обнять себя и почти с отчаянной жаждой отвечала на его поцелуи, хотя дальше этого их физическая близость не продвинулась. Иногда между ними возникала неловкость, которая проявлялась в напряженном молчании или открытой холодности. Они больше не гуляли вместе, потому что София не хотела оставлять Катрин одну. Бернар вынужден был проводить вечера в их тесной маленькой кухне вместе с Катрин, которая в лучшем случае была у себя в комнате наверху.
Но Бернар понял, что не только эти обстоятельства изменились. София тоже изменилась. Она стала жестче, суровее, казалось, она потеряла способность смеяться. Он часто чувствовал, что совсем не знает ее. Но он любил ее, и ему нравилось думать, что он поддерживает ее, неважно, высказывает ли она благодарность ему или нет.
Когда он прибыл к ним в тот вечер, слегка запыхавшись от быстрой езды и страшась того, что может обнаружить, к своему облегчению, он застал Софию на кухне, собранной, хотя немного бледной и измученной, а Катрин пребывала вне себя от волнения.
– Бернар! – взвизгнула она, заметив его. – Ты ни за что не догадаешься! Приходили немцы, они искали наши «кошачьи усы»!
Бернар почувствовал, как желудок его сжался.
– Они не нашли его?
– Да, нашли, но…
– Катрин! – бросила София. – Ты когда-нибудь прекратишь болтать? Я подумала, что тебе урок пошел впрок!
– Но это же Бернар…
– Я знаю, что это Бернар, и знаю, что ты собираешься сказать. Пожалуйста, не надо! – приказала София.
Бернар озадаченно и смущенно переводил взгляд с одной на другую.
– Что же тогда случилось?
– Они искали, но не обнаружили его, – сказала ему София. – Хотя я не думаю, что мне следует рисковать и держать его здесь и дальше. Они могут прийти снова.
– Хочешь, я избавлю тебя от него? – спросил Бернар. Он все еще не мог понять, почему взорвалась София, но в то же время понимал, что сейчас не самый подходящий момент для расспросов.
Глаза Софии смотрели в сторону. На минуту ему показалось, что она вообще не слышит его.
– София! – Он повторил свое предложение, но она отрицательно покачала головой.
– О нет, нет. Не надо даже пытаться, Бернар. Когда стемнеет, я положу его в коробку из-под печенья и зарою в саду. В этом доме нет безопасного места. Они смотрели повсюду.
И снова его поразило какое-то несоответствие.
Тут случилось что-то такое, чего он не понимает, что-то такое, отчего он чувствует себя обиженным и в то же время злым, сам не зная почему. Однако инстинкт предупреждал его не копать слишком глубоко.
По крайней мере, София в безопасности. А для Бернара, по правде говоря, остальное не имело значения.
Два дня спустя София снимала белье в саду и вдруг почувствовала, что за ней наблюдают. Она огляделась вокруг, готовая закричать, поскольку нервы ее находились по-прежнему на пределе, и увидела Дитера.
Она знала, что это он, хотя и не видела его лица: она узнала бы его в любом виде, и даже полевая форма не сделала его безликим. Сердце ее почти перестало биться. Где-то в глубине души она знала, что он придет, хотя и убеждала себя не быть глупой. Ведь сейчас он – солдат оккупационных войск и несколько световых лет отделяют его от нежного молоденького официанта, в которого она была влюблена.
Она знала это и надеялась – и в то же время боялась своих сильных чувств. Но сейчас, вглядываясь в стоявшую в тени фигуру в немецкой униформе, она испытывала неудержимую радость.
– Дитер? – хрипло спросила она.
Он подошел к ней, последний луч солнца осветил его неуверенное лицо.
– Привет, София. Прости меня, но я должен был вернуться и повидаться с тобой, поговорить… Той ночью… Когда мы пришли в коттедж с обыском, я не мог поверить, что это ты. Я все гадал, на Джерси ли ты или нет и можем ли мы увидеться. Но я никак не ожидал… по крайней мере здесь, в Сент-Питере…
– Ваши заняли наш дом, ты это не знал?
– Да, знал, – смущенно ответил он. – И хочу сказать тебе, как сожалею о том, что здесь произошло. Я не могу позволить, чтобы ты думала…
– Смотри, становится холодно. – Она перебила его. – Ты собираешься войти в дом?
Он замешкался, и она решила, что он хочет отказаться.
– А ты не возражаешь против того, чтобы немец вошел в твой дом? – наконец произнес он.
– О Дитер, не глупи! Я не думаю о тебе как о немце! Мы для этого слишком хорошо знаем друг друга.
– А что это за девочка, что была тогда с тобой? Это твоя сестра так выросла?
– Да, это была Катрин. Она сейчас дома. Но больше никого нет. Мы… сейчас одни.
– Понимаю.
Нет, ты не понимаешь, подумала она. Она сняла последнюю вещь и бросила ее в корзину. Надо было как-то мириться с обычными повседневными делами. Когда она наклонилась, чтобы поднять корзину, Дитер, как всегда галантный, взял ее у нее и понес на кухню.
Катрин сидела за столом и делала уроки. Когда они вошли, она удивленно подняла голову.
– О! – немного укоризненно сказала она. – Это ты!
– Катрин! – предупредила София и повернулась к Дитеру. – Дитер, спасибо тебе за то, что ты сделал той ночью. Я… мы… так тебе благодарны!
Дитер пожал плечами.
– Не надо благодарить. Надеюсь, что в этом доме нет больше ничего опасного для вас.
– А ты думаешь, они могут вернуться? – встревоженно спросила София.
– Пока нет. Но кто-то донес на вас. Они могут снова устроить обыск.
– А кто донес? – спросила София. – Ты знаешь?
– А разве это имеет значение? Важнее всего, чтобы при обыске ничего не было обнаружено. Не испытывай судьбу, София. Особенно теперь.
– О, я знаю, чем рискую, – горько сказала София. – Мама тоже рискнула, и их с папой выслали за это.
Дитер побелел.
– Куда выслали?
– Не знаю. Мы ничего не знаем о них с того дня, как их забрали. Все время говорили, что они, наверное, в концентрационном лагере в Германии, но на самом деле я не знаю. И Ники был ранен в бою, уже давно, а Поль взял папину шлюпку и уплыл в Англию. Поэтому я держала у себя приемник, хотела хоть что-нибудь узнать о них. Я понимала, что он принесет нам неприятности, но мне уже было все равно.
