Ознакомительная версия.
Пять секунд на размышление… Зачем я туда еду? Ну зачем? Любоваться Альбертом и выслушивать новые главы его нескончаемого романа? Основной признак графомании — человек не в силах остановиться, сказать себе: «Хватит» и поставить последнюю точку. Но он пишет и пишет — позади многие поколения предков, о которых ни под каким видом нельзя умолчать, о них непростительно забыть, невозможно, преступно не упомянуть.
— Характерная черта людей, одержимых жаждой славы и величия, — вести подробнейшие дневники, где записывается каждый шаг, — говорил отец. — Альберт тоже увлекается дневниками.
— Не забывай: дневники вели и Толстой, и Достоевский, — сказала как-то отцу Ксения.
— А разве они не мечтали о славе и величии? — отозвался Георгий Семенович.
Ксения погрызла сигарету. Зачем?… ну зачем?… Резко нажала на педаль. И понеслась мимо замерзшая сонная Москва, стылые дома и деревья, хмурые улицы. Все, что угодно, только не рано вставать… Но сегодня надо успеть вернуться в город не слишком поздно. Завтра репетиция.
Так и не проснувшийся к приезду Ксении элитный поселок остался совершенно равнодушным к ее нежданному появлению. Только охранник привычно улыбнулся по долгу службы. Он жил исключительно по обязанности.
Машина проехала вперед, повернула… Вот и коттедж Ледневых. Шикарный домина… Ксения рассматривала его, словно увидела впервые. Никому не нужная роскошь. Иногда так и подмывает спросить очередного соседа-миллионера:
— Хочешь быть самым богатым на кладбище?
Но миллионер тебе не ответит — что за чушь спрашивают? — а будет дальше усердно копить денежки. И будут подниматься новые особняки на Рублевке и в окрестностях, бомонд будет развлекаться и спиваться, а рублевские дамы от безделья — писать романы, старательно проникая прямиком в мужскую суть и усердно ее препарируя. Правда, немного путая сущность с физиологией, но им простительно. Поскольку для них все без разницы — что душа, что тело.
Ксения открыла ворота, загнала машину в гараж и поднялась на крыльцо. И вдруг что-то смутило ее, остановило… Она настороженно оглянулась. Нет, все как обычно. Тщательно расчищенная Альбертом дорожка, завернутые для спасения от холодов в застывшую рогожку деревья, чистое крыльцо… И все-таки… что-то такое… непонятное…
Она всегда смеялась над Сашкой, уверявшим, что в природе существуют жидкие флюиды. Они якобы ускользают от научного анализа, но помимо нашего сознания действуют на наши чувства и предупреждают иногда об опасностях и катастрофах, совершенно нами не предвиденных. Тот, кто подвергается влиянию этих флюидов, ощущает беспокойство, волнение, нервозность, он не в состоянии ничего объяснить и, только когда опасность поражает его, понимает таинственное предупреждение, которое неведомые силы почерпнули извне и передали ему без всякого указания на источник подобных ощущений.
Сашка рассказывал, что его мать, когда-то очень сильно отравившаяся в столовой, почему-то в тот день никак не могла начать есть — словно даже не хотелось. Но подумала, что впереди еще полдня трудового, и пообедала. Через два часа угодила в больницу.
— Частный случай, — смеялась Ксения. — С каждым может случиться. А обобщать нельзя. Я, например, никогда ничего не предчувствую.
— Тоже частный случай. И коньячные глаза в упор.
Нет, все вокруг тихо-спокойно. Просто она устала… и погода… тяжелая погода… и усталость… давящая… раздавливающая непомерной тяжестью… и холода… и ветра… и режущее глаза пронзительно-синее, невыносимо синее небо… устала… нет больше сил… помоги мне, Господи… вразуми меня, неразумную…
Дом смотрел пробелами окон. Ксения толкнула дверь.
— Альберт, это я. Здравствуйте! Как вы тут? Альберт, вы где? Я не успела позвонить, что заеду…
Нехорошая тишина была ей ответом.
— Альберт! — что есть силы заорала Ксения.
И он внезапно возник перед ней — какой-то смущенный, потерянный…
— Что случилось? — прошептала Ксения. — Где вы пропадали? Я уже тут оборалась… Ищу вас, ищу…
— Я… писал… не слышал… сидел наверху… — залепетал сторож, надежда и опора Георгия Семеновича.
— Наверху? — удивилась Ксения. — Вы ведь всегда пишете в папином кабинете. Что вам понадобилось наверху?
На втором этаже были всего две небольшие комнаты, назначения которых Ксения не понимала. Да и не вникала в отцовские дела. Он не любил туда никого пускать, часто запирал второй этаж на ключ и повторял, что там его книгохранилище и вообще хранилище. Чего — опять же сестер не волновало. Они давно жили своей жизнью.
— У вас разве есть ключи от второго этажа? — допрашивала с пристрастием, подозрительно рассматривая «сыночка», Ксения.
— Георгий Семенович дал мне все ключи, — пробормотал Альберт.
— Ну ладно, — махнула рукой Ксения.
Ей вдруг все надоело: действительно, что она пристала к человеку? Где хочет, там и сидит. Дача в полном его распоряжении.
— Как вы тут? Простите, что привязалась с вопросами. Все в порядке? Я вас проведать на денек. Папа просил.
Альберт, успокаиваясь, радостно закивал. И что-то снова опять кольнуло Ксению. Что-то нехорошее, какое-то предчувствие, предвестник чего-то опасного, мрачного, пока еще туманной, но близкой беды…
Пока сторож суетливо накрывал на стол, она осторожно прокралась к лестнице и моментально взлетела на второй этаж. Толкнула незапертую дверь… И ошеломленно застыла…
— Ты?! Разлюби твою мать… Что ты здесь делаешь?!
— Есть женщины марфинистки и маринистки. Это от имен — Марфа и Мария. Кто по какому пути пойдет, какую дорогу выберет, — как-то пошутил Сашка.
— И какой же у меня? — Ксения подымила в сторону.
— У тебя? — Сашка задумался. И как-то растерялся. — Не знаю… Интересно… не могу определить… Ты и ни туда и ни сюда… Ни вашим ни нашим.
— Третий путь? — усмехнулась Ксения. — А ты говорил, их два. Но их гораздо больше. И вообще у каждого свой. Никаких общих рецептов.
— А помнишь Зубова? — спросил Сашка.
На лекцию этого профессора философа и богослова Сашка затащил Ксению случайно. Где-то они там стусовались… А в тот день Зубов выступал перед выпускниками гимназии, где тоже преподавал, на последнем звонке. Начал он говорить так:
— Перед каждым из вас теперь открываются две дороги…
Ксения почему-то решила, что пойдет речь о выборе между ПТУ или высшим образованием. Но Зубов имел в виду совсем другое.
— Сегодня удивительный, волнительный день — для меня и для всех нас, тех, кто вас учил, — не в меньшей степени, чем для вас. Даже, может быть, в большей. Потому что все мы вспоминаем себя: те замечательные и, к сожалению, давно прошедшие годы, когда перед нами была еще вся жизнь, а позади — лишь учеба. Как у вас сегодня. И перед каждым из вас — я подчеркиваю: перед каждым из вас! — открываются две дороги. И по обеим вы должны пройти. Как же так? А так. Дело в том, что у всех нас — два важнейших жребия, которые мы должны реализовать. Один — это наше личное отношение к Тому, Кто дал нам жизнь, Кто вызвал вас из небытия шестнадцать — семнадцать лет назад, Кто является нашим Творцом, кого мы, христиане, зовем Господом. Вот ради Него мы делаем этот выбор. Потому что без Него все, что мы делаем здесь, — только суета. Служение Ему — это наше стремление сделать хорошее, стяжать в душе своей все лучшее в мире, а худшее в ней уничтожить. Это — огромная задача для каждого. И у вас, начинающих свою личную, активную, самостоятельную жизнь, сегодня очередной и важный шаг к вершине. И путь перед вами — величайший и значительный. Дай Бог вам по нему пройти. Перед тем, кто проходит его верно, открывается вечность. Жизнь не кончается с прекращением земной жизни. Весь курс, который я вам читал, история мировых религий, — это курс о том, как многие народы на разных языках, в разных традициях, с разной степенью достоверности ищут для себя абсолютную и прекрасную вечную жизнь. Земная жизнь, как бы она ни была красива, — лишь ворота в вечность. Об этом надо помнить. Дай вам Бог пройти жизненный путь хорошо и войти в эти врата, не потерять их из виду. На этом пути много трудностей. Человек неизбежно проходит через труды и скорби, через взлеты и неудачи. Это необходимость, а не наши неумения. Именно в трудностях, в горестях человек мужает, проверяется и становится достойным вечной жизни. Это его первый жребий. И второй — не менее важный — реализовать себя не только перед лицом Творца, а перед лицом ваших родителей, перед лицом рода человеческого. Прожив недостойно земную жизнь, невозможно обрести и жизнь вечную. Так что вы живете в двух измерениях — в измерении Неба и в измерении Земли. Что вы делали до сих пор в измерении Земли? Учились стать человеком, личностью. Многие поколения людей — и ваши родители, и ваши соотечественники, все человечество — работали на вас, трудились для того, чтобы вы могли познать философию, математику и литературу, могли носить красивые вещи, вкусно обедать. Чтобы вы могли жить, они работали для вас тысячелетия. История, философия, естественные науки открыли вам бездну знаний, наработанных для вас. Теперь вам надо преумножить это. Никто из нас в этой жизни не должен быть тунеядцем. Каждый обязан внести свою лепту в общую копилку, бросить туда свою денежку. Пусть она будет невелика — каждому свое. Как ее вложить? Просто делайте все в полноте сердца. Не скорбите, что у вас тяжелая работа, но говорите себе: я поставлен на это место, приобщен к этому труду, я делаю дело ради моих ближних и тех, кого я, может быть, никогда не узнаю. Но зато они вспомнят меня с благодарностью, так же как я сейчас вспоминаю моих предков, соотечественников, людей, живших века и даже тысячелетия до меня. Перед вами открываются эти два пути, и они связаны друг с другом: потому что тот, кто плохо служит своим ближним, тот бесполезен и для Бога, а кто чужд духовной жизни, тот не может в полноте сердца служить своим ближним. Он неминуемо будет себялюбцем, эгоистом и окажется бесполезным для человечества. Дай вам Бог пройти оба этих пути с твердой верой в то, что на каждом шагу вас не оставляет Создатель, а человечество ждет от вас вашего вклада, вашего дела, вашего добра. Перед вами — будущее! Реализуйте его максимально полно! И тогда счастье никогда не оставит вас.
Ознакомительная версия.
