Я стараюсь держаться в безопасном убежище кухни и на всякий случай даже сажусь спиной к двери, чтобы не видеть, чья машина подъезжает следующей. Бармаглот не любит опаздывать, но, когда речь идет о мужчине, который приходит куда-то с женщиной, все зависит не от его пунктуальности, а от того, с какой попытки она правильно нарисует «стрелку» или будет ли довольна тем, как выглядит в выбранном платье.
А тем более, если речь идет о Миле, которая всегда одета с иголочки.
И которая знает, что нам с ней придется встретиться.
И, возможно, уже знает, что Бармаглот проводит время со мной, если Дина, конечно, развесила Язык, хотя на этот счет я почему-то спокойна. Миллер сказал, что она не станет болтать, значит…
Я дергаюсь и в третий раз режу свой многострадальный палец, потому что, оказывается, за этот месяц выучила наизусть не только номера телефонов родителей моих новеньких второклашек, но и звук мотора автомобиля моего «Мистера Икс».
Господи.
Почему женский мозг так устроен, что даже если нам не нравится мужик, мы все равно слишком сильно пускаем в свою жизнь практически все, что с ним связано?
Быстро споласкиваю руки, выдергиваю из пачки новый пластырь, кое-как наматываю его на палец поверх двух других. Замечаю, что руки дрожат так сильно, что позавидует даже хронический алкоголик.
Мне ведь даже можно пока вообще не выходить.
Сгребаю в мусорный пакет все, что уже не пригодится для сервировки, закидываю его в мусорное ведро и, убедившись, что в прихожей никого нет, быстро поднимаюсь на второй этаж.
Закрываюсь в комнате на ключ и пишу маме, что у меня прикрутило живот — и я пока побуду одна.
Еще через час, когда за окнами уже слышен смех, звон стаканов и негромкая музыка, украдкой, как настоящий шпион, подбираюсь к окну. Прячусь за занавеску. Уже темно, но мой силуэт можно рассмотреть, если присматриваться.
Гости за столом — много, человек пятнадцать вместе с моими родителями.
Я сразу замечаю Бармаглота, потому что только он мог приехать за город — в белом. Даже если это толстовка с логотипом модного бренда. Вот же мужик реально не заморачивается ни в чем — аромат ношу, как хочу, одеваюсь, как понравится, и плевать, что это вещи из категории «мальчики чуть старше двадцати». На нем толстовка сидит так, словно сшита на заказ лично для него.
Замечаю, что прикусываю большой палец, когда провожу взглядом по шее Бармаглота до того места, где из-за расстегнутой молнии на груди выглядывает чернильный контур татуировки.
И Мила, сидящая так близко к нему, что изредка кладет голову на плечо.
А я никогда так не делаю, потому что это — телячьи нежности.
А еще она иногда трогает его за колено.
Как я, когда даю понять, что хочу закончить все дела где бы мы ни были, и поехать домой.
Ненавижу ее.
Лицемерная… жена Марка Игоревича Миллера.
А я — просто тень за занавеской.
В конце концов, у меня сдают нервы.
Голова превращается в рассадник злых мыслей.
Мне это ее счастливое лицо — как соль в открытую рану.
Я задираю кофту вместе с лифчиком, делаю откровенное селфи с грудью «в полный рост» и отправляю Бармаглоту с припиской: «Если она еще раз вас тронет — хрен вы тронете это!»
Знаю, что дрянь.
Но изнутри меня раздирают абсолютно непонятные звериные чувства. Как будто кто-то покушается на то, что принадлежит мне по праву. Даже если это ее ФИО вписано в свидетельство о браке.
Внимательно наблюдаю из-за занавески за его реакцией.
Начинаю прикусывать губу до боли и крови, потому что сообщение он должен был получить еще десять минут назад, но до сих пор даже не попытался взять телефон. Он у него вообще с собой? Или в машине? Чтобы я не отвлекала от милой и ненаглядной женушки?!
Но Бармаглот все-таки тянется к заднему карману джинсов, проверяет сообщения.
Снова прячет телефон.
Мимолетно «мажет» взглядом по окну моей комнаты.
Встает, проходит мимо моего отца, хлопает его по плечу и показывает пальцем в сторону дома. Наверное, придумал какое-то вранье, чтобы подняться ко мне.
Я наглухо застегиваю свою кофту, отпираю комнату и укладываюсь на кровать, делая вид, что увлечена книгой.
Глава шестьдесят пятая: Сумасшедшая
Бармаглот не был бы собой, если бы постучал прежде чем войти.
Я чувствую его присутствие даже не по щелчку двери и не по тяжелым шагам в мою сторону, а по энергетике, которая наполняет комнату, словно ледяная сфера с шипами, от которой хочется увернуться любой ценой.
Он злой.
Я чувствую это настолько сильно, что непроизвольно вздрагиваю от чувства опасности, потому что инстинкт самосохранения подсказывает бросить все и прятаться в шкаф, пока Зверь еще не накинулся на меня.
— Ты читаешь вверх ногами, — говорит Бармаглот у меня за спиной.
Проклинаю себя за тупость, которая не миновала и меня, переворачиваю книгу, впиваюсь взглядом в строчки… и только через пару секунд понимаю: буквы перед глазами — перевернуты.
Вот же… гад!
Разворачиваюсь и, абсолютно не понимая, что делаю, швыряю книгу ему в голову.
Миллер без проблем ловит ее, щурится и убийственно спокойно кладет на кофейный столик позади себя.
— Мне показалось, Зай, или ты решила выдвинуть мне ультиматум?
— Вам не показалось! — кричу я. — Тошно смотреть на ваше счастье с картинки. Прямо идеальная семья олигарха и его любимой жены.
— Не помню, чтобы говорил, что люблю ее, — спокойной говорит Бармаглот.
Господи, сделай так, чтобы он не мог сдвинуться с места.
Судя по этому серебряному взгляду и прищуру, как только я окажусь в зоне поражения, Бармаглот докажет, что не зря носит такое прозвище.
— Ну конечно любите, иначе зачем все это, — фыркаю я.
В меня точно вселились какие-то черти.
А то и целый ведьмин шабаш.
Но по фигу.
Не хочу держать в себе все это дерьмо!
Миллер делает шаг в мою сторону.
Я становлюсь на колени, чтобы казаться хотя бы немного выше.
Поздно соображаю, что закрываюсь подушкой как щитом.
Совсем мозги рядом с ним не работают.
Глушит меня, как те хитрые приспособления, которые «режут» мобильную связь.
— Еще раз ты назовешь Милу моей «любимой» или скажешь что-то в этом духе — я обещаю, что неделю не сможешь сидеть.
Меня потряхивает, и задница непроизвольно сжимается.
Видимо все это очень хорошо читается по моему лицу, потому что Бармаглот секунду пристально на меня смотрит, а потом кивает, как будто принимая мое обещание держать язык за зубами.
— Второе: ты знала, что я женат. Ты знала, что я не собираюсь разводиться. Ты сама выдвинула условия о «свободных отношениях», а теперь решила на ходу переобуться?
Даже не знаю, как ему сказать, что я и представить не могла, как меня «убьет» их вид вместе.
Он не узнает этого.
Потому что я интересна ему пока сама по себе стрекоза, а не влипшая в него муха.
Потому что какой бы Заей я ни была — у него всегда будет Мила, и вот эта идеальная картинка.
И все это…
— Я хочу чтобы ты с ней развелся, — говорю не я.
Говорит что-то во мне.
И слова повисают между нами, словно острый меч.
— Прости, что? — переспрашивает Бармаглот.
— Либо вы, Марк Игоревич, с ней разводитесь, либо валите на хрен из этой комнаты и из моей жизни.
Меня тяжело назвать юной и неразумной.
Но и в свои двадцать четыре я точно не тяну на умудренную опытом женщину, которая умеет сопротивляться всем внутренним порывам и знает, когда вовремя закрыть рот. Ну или держит в кармане иголку с ниткой на крайний случай.
Так что с одной стороны мне хочется врезать себе чем-то тяжелым, а с другой…
Что такого я сказала?
Что не хочу больше быть женщиной, которую носят только когда никто не видит, потому что она неудобная и не по возрасту?
— Зай, я еще вот с такого возраста, — показывает ладонью высоту примерно до колена, — не люблю ультиматумы. А еще больше не люблю, когда их выдвигает женщина, которая в самом начале говорила «да да да», а потом решила сделать вид, что ничего не было и она хочет другого.
