— И там были тетя Злата, дядя Марк, Аня и Тема, — перечисляет мой мальчик, в очередной раз поражая отличной памятью.
— Ох, Златка, хитрая лиса, столько всего мне по телефону наговорила, а о главном умолчала, — вздыхает мама с улыбкой. Но тут же убирает ее с лица, споткнувшись о мой взгляд. — Значит, папа вас нашел все-таки, — произносит медленно.
— Пф, неа, — закатывает глаза Васька. — Он у нас долго и тяжело соображает, — отмахивается.
— Он хороший, — недовольно толкает сестру Ксюша. Но, спохватившись, вспоминает, что она все-таки «принцесса», и хлопает ресничками. — Это мы папочку нашли. Сами.
— А еще на ужин к нам сегодня пригласили, — добивает бабушку Василиска. — Ты же не против, ба? Папочка теперь все время с нами будет.
— Да, он обещал, — подтвержает Макс серьезно. И в следующий миг расплывается в довольной улыбке. Как и я, отпускает свои эмоции, дает волю чувствам. Доверяет Адаму.
— Даже так? — растерянно выдыхает мама.
Тройняшки умолкают. Садятся в ряд на диван, послушно складывают ручки на коленях и следят за нами. Пока я молнии в мать метаю.
— Ну, а как иначе? — бросаю с вызовом, вздернув подбородок. — Адам — их биологический отец… То есть родной, — исправляюсь, покосившись на детей. — Не знаешь, как так вышло? — стреляю взглядом в маму.
— Знаю, — сдается она без боя. Не отнекивается даже. — Только никак не могла подумать, что тот здоровый, но легкомысленный оболтус, который шесть лет назад забрел в нашу клинику, окажется Тумановым. И уж точно не предугадала бы, что он когда-нибудь вернется за детьми. Наоборот, я была уверена, что вам ничего не грозит.
Понимаю, что мама готова к откровенной беседе, и прошу тройняшек подняться наверх.
— Переоденьтесь и отдохните. Наберитесь сил перед приходом папочки, — подмигиваю им.
И это действует безотказно. Ради Адама чертята превращаются в милых, покорных ангелочков. Спешат в свои комнаты, пока я с теплом смотрю им вслед. Как же счастливы мои дети…
Наши.
— Что случилось тогда? — зыркаю на маму, а она жестом приглашает меня присесть. — Почему ты не использовала материал донора. Того самого, которого я выбирала по группе крови, цвету глаз и прочим характеристикам. Того, кого ты одобрила… — раздражаюсь. — Почему рискнула моей беременностью из-за первого встречного?
— Разве ты не довольна такому исходу? — изгибает бровь мама. Чувствует меня и знает, на какие рычаги давить.
Довольна. Очень. Адам — лучший папочка. И я верю, что мы с ним сможем стать счастливой семьей.
— Да, но… — теряюсь я.
— Я могу назвать это стечением обстоятельств, — пожимает она плечами. — Или судьбой, — усмехается по-доброму. — В тот решающий день все шло не так гладко, как мы ожидали. После разморозки материал донора показал не очень хорошие результаты. Не худшие, но и не идеальные. Пункция тебе уже была назначена, и тянуть или переносить процедуру никак нельзя было. Надо было что-то решать, и я предложила твоему репродуктологу ИКСИ. Это бы повысило шансы успешного оплодотворения.
— Ты мне говорила, что все хорошо, — вспоминаю нас в тот день в палате. Перед ЭКО.
— Лишние нервы не помогли бы тебе. Наоборот, ослабили бы организм. Ты и так переживала сильно. Поэтому я оберегала твое эмоциональное состояние, — признается, пряча взгляд. — Также я понимала, что в случае неудачи ты опять впадешь в депрессию. И внутренне я паниковала дико.
— И поэтому использовала материал Адама? — продолжаю за нее. — Как ты вообще о нем узнала?
— Столкнулись в коридоре, пока я носилась из лаборатории к твоему врачу и обратно. Я толком и не рассмотрела его. Молодой, сильный, высокий, вроде симпатичный. Главное, не деклассированный элемент какой-то… — брови хмурит. — Сразу значения не придала, но тут же лаборантка мне рассказала, что мажорчик один на спор донором стал.
— И ты рискнула использовать материал неизвестно от кого? — удивляюсь я. И не верю, что мама халатно подошла к такой важной процедуре.
— Почему неизвестно? — вздергивает брови возмущенно, будто я усомнилась в ее профессионализме и обидела ее этим. — Не знаю уж, что там на кону стояло, но к делу он подошел основательно, даже экспресс-тесты необходимые сдал. Лишь бы другу нос утереть. Все анонимно, конечно, так что никто в клинике понятия не имел, кто он. Но все равно балбес, что тут скажешь. Надеюсь, это по наследству не передается, — смеется беззлобно. — Я им сразу заинтересовалась. Попросила результаты его анализов, изучила. И когда дошла до показателей спермы, то поняла, что такого мощного производителя нам упускать нельзя…
— Ма-ам, — краснею я.
— Агата, ты же медик. Взгляни на ситуацию с моей стороны, — грозит мне пальцем. — Ты должна меня понять. Я гипнотизировала спермограмму и не верила, что такая удача нам подвернулась. Морфология, подвижность — все отлично. Идеальный генофонд. Шансы на успешное ЭКО возросли в разы. При этом никаких рисков, что донор заявит права на детей потом, — осекается и закашливается. — Ну, здесь я ошиблась. Знала бы я тогда Тумановых и что он один из них, то насторожилась бы, — хмыкает с сарказмом. — Они упертые. И непредсказуемые. Чего только Златкин Марк стоит, — делает паузу. — В общем, я договорилась с лаборанткой — и твои яйцеклетки оплодотворили материалом этого случайного донора. Как мы выяснили спустя годы, Адама.
— Почему ты ничего не сказала? — хмурюсь я. — Ни ему, когда он приехал искать наследника, ни мне. Зачем молчала?
— Я не могла быть на сто процентов уверена, что это он. Повторюсь, донор анонимный, — поднимает палец вверх. — Когда Златка позвонила и попросила о помощи, я согласилась принять ее родственника. Но сначала Адам на встречу не явился, — бурчит недовольно.
— Явился, — проговариваю чуть слышно, но мама пропускает мимо ушей.
— Потом проверку в собственной клинике устроил, — злится, вспоминая те события. — Вел себя по-хамски, нес какую-то чушь про друга, которому якобы и нужно ребенка найти… В общем, запутал меня окончательно и расстроил.
— А мне почему не сказала ничего? — не унимаюсь я. — Если бы я не стала помогать ему. Если бы не проверяла всех потенциально его детей тестом ДНК, то… — сглатываю, — мы могли бы никогда не узнать правду.
— Разве я знала, чем вы там занимаетесь? — округляет глаза мама. — Я вообще-то надеялась на твой профессионализм. А ты нарушила все нормы врачебной этики.
— Кто бы говорил, — парирую я и складываю руки на груди.
— Я пыталась сказать тебе, когда ты карту Адама мне показала с диагнозом. В тот момент у меня пазл окончательно сложился. Но ты сбежала, — садится рядом со мной, обнимает. — А потом в слезах от него вернулась. Да и вообще только мучилась и страдала, пока он рядом был. Я опасалась, что очередной Макар на твоем пути встретился, — поглаживает меня по голове, которой я активно машу в знак протеста. — Я не могла быть уверена, что Адам не станет детей у тебя отбирать, когда узнает о своем отцовстве. Я тогда ни в чем уверена не была. И выбрала твое спокойствие. Я всегда выбираю тебя, доченька, — чмокает в макушку.
— Ты меня обманула, — повторяю, как заезженная пластинка. Но обиды больше не чувствую.
— Ложь во благо, — мама прижимает меня крепче к груди. — Зато какой результат! Какие детишки идеальные от него получились, а! — гордо заявляет. — Признай, я права была. И сделала верный выбор.
— Знаешь, — чуть отстраняюсь и поднимаю на нее хмурый взгляд. — Странная ситуация. И звучит как-то странно. Ты только с Адамом в таком тоне не говори, ладно? Помягче. А лучше я сама ему скажу, — задумчиво упираюсь пальцев в подбородок.
— Переживаешь за его мужское эго? — легко улыбается, а я киваю. — Правильно. Хотя все равно балбес он у тебя, — не сдерживает хохота. — У вас серьезно все?
— Надеюсь, — неопределенно веду плечом. — Он готов был остаться с нами, не зная, что тройняшки — его родные дети. Просто потому что… любит нас. Наверное, — закусываю губу.
Адам никогда не говорил мне о любви, но его поступки красноречивее слов. И то, как он относится к малышам. А дети тонко чувствуют его заботу. Разве они могут ошибаться?
