Будто в подтверждение ее слов в гостиную влетают тройняшки, окружают нас.
— Папочка, Васька мою куклу испачкала, — жалуется Ксюша и бежит ко мне, забираясь на колени.
— Покупаем, и будет как новенькая, — подмигиваю дочери и по носику щелкаю. — А для Васены у меня другая кукла есть, — хитро улыбаюсь.
Кивком указываю на пакет возле стола, который я намеренно не отдал сразу Ваське. Сомневался. Но по ее поведению вижу, что она тянется к девчачьим игрушкам, хоть и строит из себя пацанку.
— Правда, что ли? — ахает она. — Но я вообще-то кукол не люблю, — опомнившись, показывает язык сестре. Наперекор ей действует.
— Жаль, зря я выбирал, — имитирую обиду.
— Ла-адно, — тянет, а сама, закусив губу, подарок потрошит. — Только ради тебя, пап.
Достает из коробки куклу в красном автомобиле. Дерзкую, яркую, как сама Васена. Восхищенно рассматривает набор, хихикает. Подбежав ко мне, забирается на диван, и в щеку меня чмокает.
— Девочке моей о своих догадках глупых ни слова! — поучает Береснева, отвлекая от детей. — Если сам с Лорой не был… — произносит одними губами, покосившись на внуков.
— Да нет же! — рычу так, что Ксюша подскакивает. Обнимаю ее, усаживаю рядом с довольной сестричкой и подзываю Макса.
— Тогда неоткуда другим детям взяться, — отмахивается Береснева.
— Все равно не понимаю, — выдыхаю тяжело. — Я сдавал материалы Макса, Ксюши и Алешки в один день. Мы тогда вместе на чай к Ларисе заходили, — замечаю, как вытягивается Макс. И стараюсь говорить тише. — Все, что смог раздобыть, в лабораторию принес. Но они только платочки взяли. Заверяли, что достаточно. В итоге, тянули вечность, так еще и перепутали все, судя по результатам.
— Человеческий фактор, — пожимает плечами Береснева.
— Папа Адам, а зачем тебе платок Алеши? — украдкой интересуется Макс.
Жмется ко мне, в лицо черными агатами заглядывает, а я застываю. Мне показалось?
— Как ты меня назвал?
Я привык слышать теплое «папочка» из уст близняшек. Но Макс всегда особняком держался. Не признавал меня.
— Ты платок Алеши себе тоже на память хотел забрать? — повторяет с нажимом.
Подумать только! Он мой наследник. Сын, о котором я так мечтал, а повадки Бересневские. И характер Агаты. Маленький ревнивец. Но я и рад видеть в нем черты любимой женщины.
— Да не нужен он мне, не бери в голову, — чмокаю его в черную макушку.
— Ну, я так тогда и подумал. Что ты перепутал что-то, — выдыхает с улыбкой. — У нас с Ксюшей платки попросил. На память, — еще раз подчеркивает. — А у Васьки-то забыл.
— Что? — заподозрив неладное, пристально в глаза ему смотрю. — И?
— Ну, у меня с собой как раз был. Мы же в тот день в ее палате пиццу ели. И когда от мамы все прятали, Васька вытерлась и мне в карман свой платок сунула, — лепечет, ковыряя новые часы. — Я потом вспомнил и тебе его положил у тети Ларисы. Вместо Алешкиного. Ты же только нас троих любишь, да?
— Хм, — теряюсь на секунду. Но, одумавшись, соглашаюсь быстро. — Конечно, только вас люблю. А ты, оказывается, ревнивый, как мама? — усмехаюсь, изучая Макса.
— Та-ак, а вот зрение плохое может быть наследственным, — вклинивается Береснева.
— Давайте без издевательских намеков, — закатываю глаза. Невыносимая, как Агата. Только концентрированная.
— А как иначе? — всплеснув ладонями, смеется. — Ты результаты читал вообще? Не видел, что там пол указан?
— Да я код глянул и процент. Удалил письмо сразу же, чтобы Агата не обнаружила, — признаюсь, Макса по макушке поглаживая.
— Зря. Она бы внимательнее его изучила. И быстрее заметила бы ошибку, — важно постановляет Береснева, а я дураком себя чувствую. — Хотя тебе полезно понервничать, многодетный папа.
Шикает на меня, чтобы я ничего лишнего не сказал. И жестом за спину указывает. Обернувшись, встречаюсь взглядами с отцом Агаты.
Я переживу этот ужин?
— На спорткар обратно пересел? — вместо приветствия спрашивает. Укоризненно, обвиняюще, будто я от детей отказался, когда неповоротливую мазду в гараже оставил.
Важно подходит, сложив руки в карманы. Сканирует меня, будто в мозг забраться хочет.
— Пап, ты обещал, — вступается за меня Агата.
Подмигиваю моей девочке. А она мило улыбается в ответ, хоть и до сих пор волнуется из-за нашего незаконченного разговора. Который вдруг потерял всякий смысл. Скелет из шкафа самоустранился, камень с души слетел, и теперь ничего нам не мешает быть вместе.
Разве что ее хмурый отец, который невзлюбил меня с первой встречи.
— Да, сегодня я на спорткаре, — нагло подтверждаю. — Решил, что это символично — приехать на машине с автографом моих детей, — намекаю на сохранившийся рисунок на крыле. — К тому же, спорткар развивает отличную скорость. А я спешил… — выдерживаю пару секунд, — …попросить у вас руки вашей дочери.
Иду ва-банк, и это срабатывает. Отец Агаты растерянно открывает рот, а она сама с трудом слезы сдерживает. Моргает часто, влажными ресничками хлопает. Тройняшки к нам подлетают в тот же миг, словно поддерживая, и с интересом следят за каждым моим действием. И только старшая Береснева после нашей задушевной беседы больше ничему не удивляется.
— Адам? — слабо сипит Агата.
— А, да, — достаю колечко из кармана. Я подготовился к этому вечеру. Некуда тянуть. — Ты же согласна, я надеюсь?
Беру ее дрожащую ладонь, поглаживаю безымянный пальчик.
Моя. Скоро станет таковой официально. Не верится. В то, что меня угораздило попасть в кандалы брака. Более того, сам их радостно на себе защелкиваю.
— Ты сказать мне о чем-то хотел, — Агата руку убирает. Бровки сводит.
Слышу глухое покашливание будущей тещи и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. И так весь на нервах, а тут она еще гиперопекой раздражает. Причем контролирует и меня, и Агату. Благо, отец «сошел с дистанции». Внимательно наблюдает за нами, но не вмешивается. Молча дает добро.
— Так об этом и хотел, — невозмутимо привираю. — Выйдешь за меня?
В награду получаю мягкий, чуть солоноватый поцелуй Агаты. Моей будущей жены.
Идеал финальный
Глава 40
Несколько месяцев спустя
Агата
Выхожу из машины и, запрокинув голову, подставляю лицо серому небу, чувствуя мелкие капли на щеках. Неосознанно прокручиваю обручальное кольцо на безымянном пальце. Мы с Адамом расписались тихо, без церемоний и помпезности. Я была категорически против всего этого. Согласилась лишь на медовый месяц в Италии. Кажется, у Тумановых это семейная традиция. Хотя в последнее время родители Адама чаще бывают в России, чем за границей. Много внимания уделяют внукам. Будто не могут привыкнуть к тому, что у них так много наследников, и хотят убедиться воочию.
— Зонт возьми, Туманова, — летит глухо в спину.
Широко улыбаюсь и, прищурившись, оглядываюсь на Адама. Он суматошно покидает водительское место, шагает под моросящим дождем к пассажирской двери — и уверенно наклоняется к детским креслам. Возится, терпеливо спорит с непоседливыми тройняшками и пытается упаковать их в куртки и капюшоны.
Выпрямляется весь взмокший, выдыхает шумно, проводит ладонью по лбу — и подает руку Максу. Расслабленно наблюдаю за ними, но не вмешиваюсь. Первое время я контролировала каждое действие Адама, следила за тем, как он обращается с малышами, хорошо ли относится к ним. Старалась оградить его от детских истерик и капризов, не утомлять, а взять на себя все заботы по их воспитанию. Как раньше… Но новоявленный папочка четко дал мне понять, что «как раньше» больше не будет. Сам оформил тройняшек в частный детский сад, пообщался с воспитателями и заведующей. Впрочем, больше это было похоже на допрос. Лично выбрал няню на те редкие часы, когда малышню совсем не с кем оставить. И даже переступил через себя и прислушался к рекомендациям Марка и Златы.
Адам ведет себя как наседка с цыплятами. Я жду, когда он немного остынет, но его отцовский запал не потухает. Наоборот, с каждым днем разгорается с новой силой.
