высокого брюнета с проседью на висках и глазами цвета янтаря. Точь-в-точь, как у Яна.
Почему-то именно темноглазого брюнета я себе представляла.
— Опа, и ты тоже здесь, — внезапно в столовой возник Ян. Вспомнила, блин. — Привет. Не знал, так бы раньше вышел поздороваться.
— Приветик. А мы скоро уже уходим, — бодро ответила.
Я подняла на парня взгляд и ахнула в ужасе при виде насыщенно фиолетового фингала под левым глазом, заплывшим кровью, и рассеченной брови.
— Ого! Где это тебя так помяли?
Ян смешно сгримасничал и отмахнулся.
— Да на тренировке в борт неудачно вписался! Бывало и похуже!
Он подошел к столу, за которым я работала, нагло своровал с разделочной доски кусочек огурца и отправил себе в рот.
— Ты че как?
Он оценивающе окинул меня взглядом, вглядывался в лицо, словно сыщик в поисках следов преступления.
Некомфортно. Рядом с Яном мне зачастую становилось не по себе.
Руки сразу же потянулись к воротнику водолазки. Я лихорадочно поправила его, натягивая до самого подбородка.
Он же не заметил засосы у меня на шее?
Впрочем, какое ему дело до моих засосов! Вечно себе что-то надумываю.
— Да хорошо все, — неестественно я улыбнулась.
— Ты уже слышала? — спросил он вкрадчиво.
— О чем? — туго сглотнула.
Я обеспокоилась, что речь сейчас зайдет о Довлатове.
В груди поселилось такое странное чувство. Мерзкое. Неприятно щекочущее. Будто я глубоко уже замужем. И сейчас меня попытаются склонить к измене.
Хотя, с чего бы вдруг?
Ян уперся ладонями в каменную столешницу, корпусом слегка наклонился в мою сторону и посмотрел по сторонам.
— Мой отец и твоя мать...
Я вопросительно заломила бровь. Нож завис в воздухе, а сама я также замерла.
— Что?
— А то, что совсем скоро я тебя сестричкой буду называть, а ты меня — братиком, — поведал он будничным тоном. Легко и непринужденно. Однако во взгляде плескались волны неслыханного возмущения. Ян молча выражал протест.
— Ч-чего? — опешила я не на шутку, сглотнула горький ком, застрявший поперек горла. — Ты сейчас серьезно? Они что, хотят пож-жениться?
Еще пару долгих секунд Ян держал до ужаса серьезный вид. А затем его щеки раздулись и он разразился громким хохотом.
Вот только мне было совсем не до смеха. Он же озадачил меня.
— Поверь, ничто не заставит меня называть тебя сестрой! Даже если наши предки замутят, — произнес он, вновь принимая запредельно серьезнейший вид.
Тем временем вдалеке послышались расторопные шаги и Ян выпрямился. Он проследил напряженным взглядом за входом, схватил со стола целый помидор и тотчас скрылся за углом, после чего в столовой появилась мама.
За время отлучки лицо ее успело покрыться легкой бледностью. Взгляд был каким-то потерянным. Безжизненным даже.
Очевидно, маму что-то очень сильно расстроило. Но это точно не из-за вчерашнего инцидента с Севером.
Сегодня за завтраком мы все обсудили, поплакали, попросили друг у друга прощения. Мама хорошенько промыла мне мозги, в результате чего мы пришли к единому мнению — больше не вспоминать о случившемся.
— Дочка, мне надо кое-куда съездить.
— Прям сейчас? Что-то случилось? — забеспокоилась я.
— Позже объясню. Ты оставайся пока здесь, я скоро вернусь, — и опять понеслась сломя голову в кладовую.
Странно — не то слово.
Что могло так встревожить маму?
И вообще, в последнее время она сама на себя не похожа. Дерганная какая-то.
Настрогав полную салатницу овощей, я убрала ее в холодильник. Шустрой белочкой выдраила кухню до первозданного вида и побежала в кладовку. Там переоделась в утепленный спортивный костюм и, приземлившись на пуфик, позвонила маме.
Гудки шли, нервировали меня. Потихоньку я начинала злиться на маму. В конечном счете после седьмого гудка я сбросила вызов, чтобы написать сообщение:
"Мамуль, я не хочу здесь торчать, лучше поеду на автобусе. Деньги у меня есть".
По руке прокатилась легкая телефонная вибрация и на экране всплыло новое сообщение, от содержания которого меня не слабо так тряхануло.
Север: "Я, значит, целый день как дебил... Как преданный песик торчу у себя и жду твоего возвращения, а твоя мать приезжает домой без тебя. Где ты?"
Не успела толком ничего осмыслить, а Север уже звонил мне.
Признаться, мне было приятно, что он наконец вспомнил обо мне. Но вместе с тем этот жесткий контроль с его стороны настораживал меня. Пугал.
Я таращилась на экран... На имя, что высвечивалось на нем... На пять проклятых букв, что были высечены у меня на сердце... и ощущала, как кишки сжимаются в комок. Как нервы гудят под высоким напряжением. Как горло высыхает к чертовой матери.
— Где ты? — спросил Север пока еще более-менее сдержанным тоном.
— И тебе привет, — отозвалась я тихо.
— Лина, почему тебя нет дома? — терпение его уже трещало по швам, раздражение выливалось из берегов.
Испытывая к нему невероятную тягу, я зажмурилась со всей силы.
— Потому что мама без объяснений куда-то сорвалась, а меня оставила здесь. Я правда не знала, что она поехала домой.
— Так ты все еще у Бергера? Он там с тобой?
— Он где-то в доме, но не со мной. Я в кладовке сижу. Одна! Жду маму!
— На улицу выходи! Я сейчас приеду! — решительно он был настроен.
Желание увидеться с ним росло во мне с каждой гребаной секундой. В геометрической прогрессии. Мои мысли были только о нем. И кожу по-прежнему жгло в местах его поцелуев. Я подыхала без него. Клянусь.
Но мне совсем не хотелось попадаться ему на глаза. Не сейчас. Не в такие моменты, когда он был на взводе. Интуиция подсказывала, я могла попасть под горячую руку. И не только я.
— Не нужно. Я доеду на автобусе.
— Да, блядь, в чем дело? Почему ты вдруг моросить начала? — рявкнул он, отчего динамики захрипели. — Я опять где-то накосячил? Так ты прямо скажи!
— Ответь, это ты Яна избил?
Резко воцарилось молчание. Дыхание стихло. Я внимательно прислушивалась к звенящей тишине, пока...
— Ну я, и что с того? — беспечно он бросил.
Север произнес это с улыбкой на лице. Я чувствовала. Он гордился собой. Нисколько не сожалел.
— Этот кусок говна нажаловался тебе, что ли?
— Нет, Север! Я сама догадалась! — проорала я, задыхаясь от чувства омерзения. — Но за что? Что он тебе сделал?
— За что?
