К сожалению, с этим сталкиваются многие родители. Неопределенный, несколько трудный баланс между временем, проведенным с семьей, и ее обеспечением.
— Это только временно, приятель. Я ненадолго.
Его глаза слезятся, и я знаю, что не от ветра, дующего с океана.
— Но что, если ты не вернешься? Что будет со мной?
Еще одна реальность, которую я ненавижу.
— Этого не случится, но если это произойдет, ты останешься с дедушкой.
— А Джорни?
Черт, откуда взялась эта острая боль в моем сердце? Она возникла из ниоткуда.
— Если ты захочешь провести время с ней, я уверен, она будет рада.
— А как же мой день рождения? Тебя здесь не будет.
— Мы отпразднуем его перед моим отъездом, — заверяю я его.
И тут, словно меня сбивает грузовик, — Кохо на полной скорости несется ко мне и валит на землю.
Этого достаточно, чтобы отвлечь нас с Атласом, и все заканчивается тем, что сын разражается приступом смеха.
Промокшие, замерзшие и неприятно пахнущие морской водой, мы с Атласом возвращаемся в дом с очень грязной и еще хуже пахнущей собакой. Мы купаем его на улице, но он снова измазывается, кувыркаясь в песке.
— Думаю, ему нравится плохо пахнуть, — замечает Атлас, качая головой.
Войдя в дом, я застаю Джорни на кухне. Бэар рассказывает ей свои бесполезные знания о животных, приводящие к ужасающим фактам, которые брат запоминает и рассказывает мне, когда мы рыбачим.
— Ты когда-нибудь видел пенис черепахи? Это ужасно, — говорит ему Джорни. — Я изучала их некоторое время и никак не могла смириться с тем фактом, что их члены имеют длину около двух футов.
Бэар качает головой, громко смеясь.
— Я не хожу вокруг и не проверяю, какие у черепах причиндалы.
Джорни толкает его плечом.
— А ты знаешь, что дельфины мастурбируют?
Бэар пожимает плечами, копаясь в своем телефоне.
— Это все знают.
— Что такое мастурбация? — спрашивает Атлас, потянувшись за коробкой печенья PopTarts. Он заглядывает внутрь коробки и хмурится. — Кто съел последнее со вкусом вишни?
Джорни держит одно в руке, протягивая нему.
— Я поджарила его в тостере для тебя.
Атлас улыбается мне.
— Мы оставим ее себе, да?
Я смеюсь, подмигивая сыну.
— Это зависит от Джорни. Не от нас.
Я просто благодарен, что мне не пришлось объяснять «что такое мастурбация» своему пятилетнему сыну.
В лучах солнца, падающих на лицо, и с кофе в руке, Джорни улыбается мне, отчего мой мир переворачивается. В нем всегда будет место для нее, несмотря ни на что. Я больше не могу бороться со всей этой болью. Она — подарок для нас. И чувствовать эту смесь боли и радости, иметь ее в нашей жизни — это самое трудное, во что мне когда-либо приходилось верить. Верить, что все получится, а если и нет, то не потому, что я ее отпустил. А потому, что она должна была отпустить нас. Я не могу и не буду винить ее за то решение, которое она примет, каким бы оно ни было.
ГЛАВА 40
Неподвижная удочка — метод ловли, при котором приманку опускают на определенную глубину и удерживают неподвижно до тех пор, пока рыба не клюнет.
На улице светит солнце. На небе ни облачка, и это за три дня до Рождества. Воздух прохладный, даже морозный, но в сегодняшнем дне есть что-то прекрасное, и я не могу определить, что именно. Я не могу стереть улыбку со своего лица и не припомню, когда со мной было такое в последний раз. Может быть, причина в том, что Линкольн завтра возвращается домой, и после двух месяцев его отсутствия мы с шестилетним мальчиком в восторге.
— Почему ты заполняешь заявление? — спрашивает Атлас, трудясь над открыткой, оперевшись локтями на барную стойку. — Для чего?
Атлас в баре, и это обычное явление. Как и я, он проводит здесь каждый день после школы.
— Для колледжа. Я хочу стать морским биологом.
— Что это такое?
— Морская биология?
Кивнув, Атлас откладывает карандаш и тянется за горячим шоколадом с добавленным зефиром.
— Да.
— Это работа, связанная с изучением рыб и морской флоры с фауной.
Поставив чашку на стол, он вытирает рот рукавом и улыбается.
— А ты знала, что морские звезды и медузы — не рыбы?
— А кто они?
Я знаю ответ, но мне нравится, когда Атлас думает, что учит меня чему-то. Это безумно очаровательно, потому что ямочки на его щеках становятся глубже, а глаза загораются, как будто я сделала ему самый лучший подарок на свете.
— У них нет ни плавников, ни жабр. Они иглокожие (прим. пер.: Иглокожие — тип морских беспозвоночных животных).
Пресли подходит, касаясь ручки в моей руке.
— Ты не мог бы повторить еще раз? Это самое милое слово, которое ты когда-либо произносил.
Она протягивает руку, пытаясь ущипнуть его за щеки. Атлас ненавидит, когда она так делает.
— Прекрати. — Он отталкивает ее руку. — Я должен закончить.
Перевожу взгляд на открытку, над которой он работает. Это приветственная открытка для его отца и Бэара.
Пресли читает ее, а затем улыбается.
— Бэар тоже возвращается домой?
Я улыбаюсь.
— Ага.
— Тогда я точно приду на рождественский ужин.
На прошлой неделе Флетчер пригласил нас всех на рождественский ужин. Сегодня он как раз в Олимпии, пытаясь раздобыть первоклассные ребрышки для приготовления.
С пола, где лежит Кохо, доносится рычание, а за ним следует самый ужасный запах в мире. Атлас обмахивает свое лицо словно веером.
— Я никуда не могу его с собой взять.
Я смеюсь. Флетчер сказал ему это сегодня утром, когда Атлас слизал глазурь с пончика, а потом поспорил с Эвереттом на двадцать долларов, что не будет его есть. Конечно, он его съел, и теперь Флетчер лишился двадцати баксов из-за своего азартного внука.
Пока я продолжаю заполнять заявление на поступление в Вашингтонский университет, Атлас молча раскрашивает. Затем он вздыхает.
— Можно мне заполнить заявление?
Я перевожу взгляд на него.
— Для чего?
Бросив зефир Кохо, который свернулся калачиком у искусственного камина рядом с нами, Атлас смотрит на меня, сосредоточенно нахмурив брови. Сжав губы в твердую линию, он пожимает плечами.
— Для мамы?
Я вовсе не плачу, это вы плачете! Нет, правда, я плачу.
— Малыш.
Вздыхаю, ненавидя, что это его реальность. В моей груди щемит, напоминая о том, что скоро моя жизнь изменится. И, возможно, жизнь этого маленького мальчика тоже. Я еще не сказала ему… Я еще никому не говорила, но румянец на моих щеках напоминает мне, что сейчас внутри меня растет жизнь, и она связана с тем мужчиной, которого мы ждем.
Когда Атлас ерзает на стуле, наклоняясь всем весом вперед и поджимая под себя ноги, его голос мягкий, почти умоляющий:
— Может быть, потому что у тебя нет мамы, и у меня нет мамы, ты могла бы стать моей. — Его невинный взгляд встречается с моим. — Я не думаю, что мой папа будет против. Ты ему очень нравишься.
Ага, я все еще плачу. Цепляюсь за его слова о том, что нравлюсь его отцу. Сильно. Как будто это единственное, что имеет значение.
— Мне жаль. Я расстроил тебя. — И в самом милом жесте Атлас протягивает руку и костяшками пальцев смахивает слезы с моей щеки. Этот парень когда-нибудь станет самым лучшим мужем.
Отложив ручку, я беру обе его руки в свои.
— Когда-нибудь у тебя будет мама, но это не мне решать. Это зависит от твоего отца и от того, с кем он хочет провести свою жизнь.
— Почему? — Атлас приподнимает бровь, глядя на меня. — Это моя мама.
— У тебя есть мамочка. Она просто на небесах.
— Нет, она с тобой.
Мое сердце замирает, и я резко вдыхаю. Моргаю от шока.
— Что?
Он выдергивает свою руку из моей.
— У тебя ее сердце, верно?
— Откуда ты знаешь?
