слегка припорошен, а за главным зданием — огромная территория с рядами рождественских елей, которые только и ждут, чтобы их срубили. Вокруг стоят семьи, держа в руках топоры и ручные пилы, они бродят по рядам елей, выискивая подходящую, чтобы забрать ее домой.
— Так, какого размера нам нужна ель? — спрашивает Кас, когда мы все собираемся вместе, а мистер Де Лаурентис держит пилу.
— Обычно мы выбираем пихту Фрейзера длиной от шести до семи футов. Наши главные критерии — чтобы дети были согласны, чтобы дерево было полным и, конечно, чтобы его можно было обнимать, — объясняет он нам.
— Обнимаемая? — спрашивает Айяна.
Группа хихикает над внутренней шуткой.
— Да, вы должны быть в состоянии обхватить его руками, хорошенько сжать и определить его обнимаемость.
Мистер Де Лаурентис говорит это так спокойно, что я почти думаю, что это должно быть стандартом. Мы с Касом всегда любили праздники, но мы не религиозны, и в детстве мы никогда не делали много украшений. Но мне нравятся огни, так что, возможно, я заведу себе новую традицию.
— Одобрено детьми, полно и можно обниматься, поняла. — Айяна подтверждает, что поняла инструкции, и отправляется в сторону деревьев с надписью "Пихта Фрейзера".
Все смотрят ей вслед, а потом пожимают плечами и следуют за ней. Уж что она точно умеет делать, так это командовать толпой.
Арло, Бенни и Сэмми подбегают к нам.
— Дядя Але, мы собираемся найти самую лучшую елку! — кричит Бенни.
— Да! Лучшую из всех, что у нас были! — возбужденно восклицает Арло.
Але улыбается им, обхватывает меня рукой и притягивает к себе, направляя вперед. — Согласен, ребята, это будет не только лучшая из всех, что у нас были, но, думаю, она принесет удачу в новом году.
Он подмигивает им.
Они бегут вперед, по пятам за своими родителями. Малышка София пристегнута к груди Чарли, на ней самая милая маленькая шапочка кремового цвета с пушистым шариком на макушке. Малышка Лили пристегнута к груди Данте в такой же шапочке, но розового цвета. И снова Данте — такой контраст: заботливый отец и муж, но в кожаной куртке и байкерских ботинках, его татуировки выглядывают из декольте. Он быстро становится тем, кем я восхищаюсь, и пока что я могу сказать это обо всей семье Алессандро. Все были так добры и приветливы.
Але начинает замедлять шаг, пока все остальные спешат вперед, рассматривая все возможные варианты деревьев. Дети кричат, гоняются друг за другом и указывают на самые однобокие деревья, которые только могут найти.
Он вдруг хватает меня за талию и тащит вверх по телу, пока я не вынуждена обхватить его ногами. Але быстро прячет нас за особенно кустистым деревом, крепко обхватывая мое лицо рукой в перчатке, когда его губы встречаются с моими. Он быстро проводит языком по моему рту, углубляя поцелуй, и переводит руку на затылок, захватывая мои волосы. Он резко отстраняется, когда мы слышим приближающиеся крики Бенни, и осторожно опускает меня на землю. Я прижимаюсь лбом к его груди, задыхаясь и пытаясь восстановить контроль над дыханием.
Он берет меня за подбородок и наклоняет мою голову назад, чтобы я посмотрела на него.
— Я не прижимался к тебе весь день, gattina. Я просто не мог больше ждать.
Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб, и я клянусь, что с каждым разом влюбляюсь в этого мужчину все больше и больше. Поцелуи в лоб — моя погибель.
Прежде чем я успеваю ответить, Лука высовывает голову из-за дерева и говорит: — Давайте, голубки, пойдемте. Целоваться можно и потом. Дети выбрали дерево и ждут, когда Кэт оценит его "обнимательность".
Мои щеки краснеют от осознания того, что мы попались. Але берет меня за руку и ведет за собой к детям, прыгающим вокруг дерева высотой около семи футов. Оно очень полное и чрезвычайно однобокое. Я буду удивлена, если им удастся заставить его стоять вертикально, но, думаю, это придает ему особое очарование.
— Вау, — говорю я, растягивая слова, — это дерево выглядит идеально! Отличная находка, ребята! — взволнованно говорю я им, и они радостно смотрят на меня. Я замечаю, что Але улыбается рядом со мной, и его ямочка демонстрируется во всей красе.
— Ты должна обнять его, тетя Кэт! — говорит мне Бенни, и мои глаза расширяются. Этот ребенок очень любит добавлять в разговоры шокирующий фактор.
Сэмми легонько пихает его, изо всех сил стараясь прошептать: — Она нам не тетя, идиот. Она просто подружка дяди Але.
— Эй, эй, будь повежливее со своим братом, Сэмми, — ругает его Але.
— Можешь называть меня тетей Кэт, если хочешь, Бенни, — я поднимаю глаза на его родителей, — если твои родители не против.
Что-то в отсутствии фильтра у Бенни и его кажущихся необдуманными комментариях заставляет меня желать защитить его любой ценой и сделать так, чтобы он никогда не чувствовал себя плохо из-за чего-либо. Он такой милый ребенок, в его глазах столько света. Я не хочу, чтобы этот свет был притуплен кем-то или чем-то.
Лицо Бенни светится от смущения, когда он смотрит себе под ноги. Нервно пиная грязь под собой, он бормочет: — Простите, тетя Кэт, ой.
Его брови взлетают прямо на лоб.
— Я имею в виду Кэт, просто Кэт. Прости! — торопливо говорит он мне.
— Все в порядке, Бенни. А теперь покажи мне, как можно проверить на прочность это суперкрутое дерево, которое вы, ребята, выбрали.
Я делаю все возможное, чтобы успокоить его растущее беспокойство.
Он чувствует облегчение, и его бешеный ум быстро переключается с нервозности на возбуждение, когда он бросается к дереву, широко раскинув руки и крича: — Вот так! Ты должна крепко обнять его!
Он отходит, и это мой сигнал. Я демонстративно прыгаю к дереву, может быть, не так возбужденно, как Бенни, но, думаю, он видит, как я стараюсь. Все смеются, даже Джанни добродушно хихикает. Он, как и его отец, немногословен. Он кажется достаточно добрым, но выглядит так, будто постоянно находится в своих мыслях, и над ним нависает темная туча.
— Думаю, его можно обнять, — говорю я, поворачиваясь к Алессандро. — Твоя очередь.
Он делает несколько шагов назад и с разбегу прыгает к дереву, едва не выбивая его из земли.
— Очень уютно! — говорит он всем.
— Значит, пора спилить этого щенка, — говорит Лука, протягивая руку к отцу и хватаясь за пилу.
Мистер Де Лаурентис быстро выхватывает ее из его рук.
— Неужели ты думаешь, что я позволю тебе, как никому другому, пользоваться острым предметом? Ни в коем случае.
— Да, у вас
