Он решил помолчать, ожидая ее реакции. И Зина не заставила ждать.
— Ну что вы молчите? Мне говорили, что Успенский совершенный шиз и «красит» — слово-то какое придумал! — только уродов, больных и стариков. И еще, говорят, жуткие натюрморты — хвост селедки, бутылка водки, обгрызанный кусок хлеба, крошки, мухи! Фу!
«…А вдруг Кирик нравится Зине? И потому она с таким ожесточением его поносит, — подумал Касьян, — верить ей на слово, что она едва его знает, нельзя, девчонка непростая, покрутилась уже по всяким злачным местам… Ну-ка, я ее еще кольну!»
— Мне он шизоидом не показался. Просто иной художник, иной человек. Сделал потрясающий триптих. Клянусь, я был потрясен. Я оказался у него случайно: поминки Геннадия были у него в мастерской. Кирик меня заинтересовал, а потом заинтриговала эта уродливая девочка… Ведь я по ее следу иду… Вернее, шел, потому что след вдруг обрывается… С художниками она, по всей видимости, завязала. Не очень ласково они с ней обошлись. И у вашего Марьянова побывала, но он ее не оценил и фактически прогнал…
— Как и ваш Кирик… — вдруг произнесла Зина.
— Что-о? — Касьян не поверил своим ушам. — Вы знали ее? Знаете, где она?
— В том-то и дело, что не знаю. А встретила я ее у этого нашего Дома, она читала вывеску… Это уже было после того, как мы с вами видели фигурку. Я вдруг поняла, что откуда-то знаю эту уродинку… — Зина волновалась, глотнув шампанского, закурила. Касьян внимательно наблюдал за ней. — Я спросила, не хочет ли она войти сюда? Она ответила, что стоит просто так — значило это одно: она не желала со мной разговаривать. И вдруг, Касьян, это было как озарение! Я поняла, что она похожа на ту статуэтку, которую мы с вами видели… Я сказала ей об этом. Она как-то совсем отстранилась… Вид у нее был нехорош. Одета кое-как, лицо немытое… В общем, я сказала ей, что у меня есть отдельный номер, подруга уехала… Что она сможет у меня переночевать, если ей негде. И знаете, она согласилась! Видимо, совсем в безвыходном положении была… И рассказала мне свою историю… — Зина отпила еще шампанского.
— Она откуда-то с юга, не сказала откуда, побоялась… Влюбилась в красивого мальчика, без ответа естественно, он ее как-то оскорбил, и она пырнула его ножом. И убежала в Москву, все бегут в Москву… А здесь бомжи, всякий ужас и случайная встреча с художником — она его называла Кирилл, кстати, я не знала, что Успенского зовут Кирик… Он писал с нее триптих и когда закончил, просто ее выгнал. А по поводу скульптуры она сказала, что жила два дня у этого художника и ушла от него сама… Он к ней приставал.
Мы с ней проговорили всю ночь… Я пообещала ничего никому не рассказывать. Она и вправду очень страшненькая, уродец истинно. Я хотела утром повести ее к нам, попросить Разакова взять ее, ну хоть платья по шкафам убирать… Да мало ли что! Я заснула под утро, а она ушла…
— Здорово вы меня, Зиночка, провели в начале нашего разговора… — сказал недовольно Касьян, он и в самом деле был недоволен: эта Зина, оказывается, совсем не проста.
— Виновата, — сказала Зина покаянно, — но я обещала ей молчать, а тут вы… И решилась рассказать вам только потому, что вы ее ищете… Знаете, Касьян, — Зина посмотрела на него своими прекрасными, непонятного цвета глазами, положив руку на его пальцы, — я так хочу, чтобы вы ее нашли!.. Я вдруг почувствовала за нее какую-то странную ответственность… Ведь если бы я не заснула еще пару часов, я бы ее не отпустила и не надо было бы сегодня ее искать… — Опустив голову, Зина чуть не плакала.
Касьяну и жаль ее стало, и досада его разобрала. Отомстила Касьяну, что ни он, ни Успенский не оценили ее красоту, нарочно рассказала историю после того, как он тут изливался… А я, мол, все это и без вас знаю! И даже больше! Нате вам! И Касьян уже совсем по-другому смотрел на Зину.
…Прекрасные глаза! Дурень! Да обыкновенные они у нее! Цвет необычный, макияж ловко наложен, ну и черты лица правильные… Таких девчонок по Москве столько шастает! Только вот не всем везет. А Зинуля эта пробойная — как она Разакова уцепила!
— Не могу вам обещать на сто процентов, но если я заведусь — а я, кажется, завелся, — то землю вскопаю, а найду: живую или нет.
— Это я вас завела? — Кокетка уже перестала огорчаться и выглядела как свежая роза.
— Может быть, и вы… — Касьян решил ее из виду не упускать.
Зиночка сказала, что пойдет к себе, — она утомилась.
Только она ушла, как Касьян услышал ломкий юношеский голос:
— Можно мне к вам присесть?
Перед ним стоял паренек, тот самый, порезанный. Он вначале как-то заинтересовал Касьяна, но потом Касьян потерял его из виду, да и бывал здесь редко… А стоило, оказалось, бывать почаще.
— Присаживайся, — приветливо пригласил Касьян.
Парень, усевшись напротив, мрачно сообщил:
— Меня зовут Максим, Макс.
— Касьян Гордианович.
— Мне сказали, что вы сыщик, — пробормотал Максим.
«…Та-ак. Кто же это меня подставляет? И Зина знает, и этот мальчонка. Неужели Ирина? То-то она не показывается!»
— А в чем дело?
Но Максим оказался настырным.
— Так вы сыщик? Или лапшу мне на уши Витек навешал?
— Успокойся. Сыщик. Ближе к делу.
— У меня к вам разговор… Не знаю, заявление или как?.. — Парень беспомощно посмотрел на Касьяна. И не мрачный он, а, скорее, углубленный в себя…
— Разберемся, — ответил Касьян, — давай суть.
И Макс рассказал свою историю. Закончил он тем, что приехал сюда не убивать Соньку, а найти и подать на нее в суд, пусть ее накажут. Потому что он ничего плохого ей не делал. Ну, противна она ему была, и все…
А Касьяна Гордеевича (так он называл Касьяна) Макс просит помочь разыскать эту Соньку, потому что он не нашел никаких следов… У него есть доллары, и он заплатит, сколько надо.
…Час от часу не легче! Теперь этот сопляк его нанимает искать знаменитую уже уродинку! Что делать? В рожу ему въехать? Жалко дурачка… А девочка-то Сонечка — прямо сгусток криминала! Касьян сам ее будет искать, безо всяких просьб. Той Сонечку жаль, этот жаждет мести…
— Ты вот что, Максим, — сказал Касьян доверительно, — прекрати свои бессмысленные поиски, я уже занимаюсь этим, — не смог отказать себе явиться в роли Шерлока. Сыграло.
Парень уставился на Касьяна, как на привидение:
— Вы ее уже ищете? — прошептал почему-то он.
Касьян подумал, что завтра с утра позвонит в Склиф Сане Мигранову, патологоанатому, и расспросит о последних его «работах».
Но Макс не отставал.
— Она еще чего-то натворила?.. — снова зашептал он.
— Ну, не совсем… Слушай, а у нее какой-нибудь сестры не было?… Двоюродной?.. Старше ее? Младше?
