Ознакомительная версия.
— Видишь, люди даже не знают, как тебя называть, — упрекнула я его впоследствии, когда жених с невестой отчалили.
— Ну, так это их проблемы. Главное, что ты знаешь, кто я тебе.
— Нет, я тоже не знаю…
— Не притворяйся. — Серенький обнял меня и поцеловал в шею. А потом перенес уснувшего сына на кресло. В ту ночь мы опять сделались любовниками. Может, я не разбираюсь в сексе, но лежала, млела и думала: какое счастье, что Лялька недооценивала этого самого гениального из мужчин! Настроение взлетело к небесам, аж заснуть не могла. Лежала и пялилась на похудевшую спину любимого…
На свадьбу, которую справляли дома у Гаевых, Серый Волк идти решительно отказался, засел с моим папой играть в шахматы, поставив доску на рояль. Мы отправились на торжество вдвоем с мамой, купив по пути комплект постельного белья и букет крупных, помпезных белых гладиолусов, на которые очень похожа зазнавшаяся Лидка.
Риелторов собралось — плюнуть некуда. Валентина Михайловна, заделавшаяся тещей, без устали метала на стол свою стряпню и нахваливала зятя. Негений Падлович упражнялся в произнесении тостов, добровольно взяв на себя роль тамады, а рядом, в его тени скромно отмалчивалась невзрачная, неприметная женушка, не подозревавшая, что на ее место не так давно претендовал не кто иной, как новобрачная. Неженатый Барбарис, взявшийся развлекать меня, справлялся с задачей несколько однобоко — в основном следил за тем, чтобы я не забывала опустошать фужер. В результате наклюкалась я изрядно — в желудке смешались шампанское и три сорта вина, в голове, соответственно, шумело. Мама еле прорвалась сквозь алкогольные помехи, шепнув мне:
— Ой, Катенька, какого парня ты упустила!
— Ты о ком? О Барбарисе?
— Я о Никитушке, — вздохнула она, дивясь моей непонятливости. — В доме был бы свой врач, а то и давление померить некому… Да что давление? Зятем назвать некого!
Поскольку мама закручинилась, я поспешила покинуть пирушку, так и не станцевав с холостым Борисом последнего танго. Провожала родительницу, а у самой ноги заплетались в косичку… Однако пьянство в тот вечер сослужило мне хорошую службу. Ворвавшись в квартиру, стукнула ладонью по роялю:
— Надоело быть крестьянкой! Хочу стать столбовою дворянкой!
— Ты о чем, любимая? — поднял на меня трезвые, серьезные карие глаза Сергей.
— Уж замуж невтерпеж, — чистосердечно призналась я, усаживаясь к нему на колени. — Почему бы тебе не взять меня в жены? А то моей маме некого зятем назвать.
— Но ты и так моя жена, — был ответ.
И все-таки Серый Волк сводил меня в ЗАГС.
День нашего бракосочетания был просто потрясающим! Утром Артемий сказал свое первое внятное слово — «мама», адресовав его, соответственно, мне. А еще в тот день я влезла в платье 44-го размера, некогда сшитое к выпускному вечеру в консерватории. Отмечали событие впятером — только мы и мои родители. Столом служил рояль, на котором я наигрывала всякие песенки в стиле ретро. Сама горланила громче всех: «Каждый хочет любить — и солдат, и моряк! Каждый хочет иметь и невесту, и друга!» Песни, если они не про Ленина и коммунистическую партию, очень веселят, по крайней мере, у мамы, папы и Сережи настроение создалось превосходное. Они дули шампанское и подпевали. А я и пить не могла от радости. Неужели такое возможно: любовника у меня больше нет, а есть законный, до потери пульса любимый супруг!
— Атас! — вместо «Горько!» кричал попугай. И был абсолютно прав.
…Ночью я не выдержала и позвонила Ляльке, чтобы похвастаться.
— Ос-споди, поздравляю. За что боролась, на то и напоролась, блин, — как-то вяло отреагировала бывшая жена моего бывшего любовника. — Чего не спишь-то? У вас сколько времени?
— Три часа. Не спится!.. Ой, все так классно, так здоровско!.. Ну, расскажи, как вы там, как Ксюшенька?
— Да ей-то что?
— А кому что? У тебя что-нибудь не в порядке? — насторожилась я. Показалось, Ольга расплакалась. — Говори скорее, не томи!
— Пластическую операцию неудачно сдела-ла-а-а…
— Зачем ты ее делала, дурочка? Ты без того у нас раскрасавица, Лялечка, такая хрупкая, беленькая, как куколка, — утешала я, ничуть не кривя душой.
— Такая фигня получилась, не губы, а вареники какие-то. Теперь я на африканку похожа-а-а, — никак не утешалась она. — Катька, это катастрофа!
Ольга так и не удосужилась спросить о сыне, и я не стала особенно хвастаться тем, что наш Темыч никакой не рахитик и не бронхитик, а отличный, резвый мальчик, признавший меня мамой. Однако не удержалась, выдала:
— Мне с Сережкой так хорошо. Просто восхитительно!
— Блин, везет же некоторым, — буркнула она. — Ладно, бай-бай, пока.
— Погоди, Ляля. Лялечка, может, вы вернетесь? Возвращайтесь, а? Нам вас ужасно не хватает!
Она повесила трубку, не удостоив ответом, а я с изумлением поняла, что выдала чистую правду: я действительно почему-то безумно скучаю по большой и мелкой стрекозкам!.. Сказала об этом Сереге.
— Странно, — задумчиво молвил он. — Я-то скучаю — это понятно, Ксения — моя дочь, а тебе Лялька никто…
— Ничего странного! Неужели нужно обязательно разбираться, кто кому — Вася, а кто кому — зайчик?! Мы не чужие, мы близкие, и этого достаточно… Никто не виноват, что повлюблялись невпопад.
— Смешная ты у меня, — полез обниматься супруг. — Но вообще я тоже за то, чтобы наши американцы вернулись… И еще, Катрин, может, нам уже хватит тесниться в семнадцати квадратных метрах?
— А что ты предлагаешь?
— Купить квартиру попросторнее… Мы с тобой — обеспеченные люди. Клад-то я действительно перепрятал. Пошли!
Я вытаращилась, будто огретая пыльным мешком из-за угла. Сережка повел меня в ванную, но не для того, чтобы намылить гелем и сполоснуть под душем, а чтобы показать, как выглядят золотые червонцы царской чеканки. Залез под тесную чугунную посудину, сгибавшую человека до состояния кузнечика, и вытащил тубус. Мне в пригоршни посыпались тускло-желтые кругляшки, которые не уместились в двух ладонях. Но и это было не все. Из вентиляционного люка любимый достал тугой сверток, обернутый в полиэтилен. Развернул его, и взгляду открылись пачки зеленых купюр, перевязанных резинками. Я закричала:
— Чего же ты раньше молчал?!
— Еще не хватало, чтобы презренный металл вмешивался в человеческие отношения, а без него все проверили истинность своих чувств. Я хотел убедиться, что Ляля по-настоящему нужна Эгему, и убедился, что они в самом деле любят друг друга.
— А меня? Меня ты тоже проверял, да?
— Нет, в тебе я не сомневался, моя ты виноградная косточка, оливка Пелопоннеса! — Супруг до хруста стиснул мои ребра, монеты и доллары попадали на пол.
Ознакомительная версия.