Впрочем, сказать, что я унывала, нельзя. Я просто вела растительный образ жизни и окончательно потеряла всякую чувствительность. Думать о Борисе запретила себе, а больше за душой у меня ничего и не было. Время летело, наступил еще один день рождения, который я отметила в компании детей и их друзей. Глядя на них, я поняла, как опустилась и постарела. Влезая в старое вечернее платье, заметила пожухлость на шее, а, подкрашивая ресницы, узрела россыпь морщинок у глаз. И я разозлилась на себя: сколько можно! Жизнь еще не кончена, почему я погребла себя в четырех стенах? Что бы такое сделать, чтобы сразу все перевернуть? Бросить работу? Но общение со студентами — это единственное, что еще держит меня в рамках и не дает окончательно потерять себя. Может, постричься?
Я усмехнулась, припомнив недавний эпизод. Как-то я подошла к киоску за очередным ироническим детективом, стояла и выбирала, что мне купить. Вдруг сзади кто-то дернул за кончик косы. Обычно так делают мои дети, но в тот момент они были далеко, в деревне, на летнем отдыхе. За спиной у меня стоял совершенно незнакомый парень. От удивления я разинула рот, не находя слов. Парень же нисколько не смутился. Он засмеялся:
— Я думал искусственная! — и пошел себе дальше.
Я тоже засмеялась, не сердиться же.
Так вот, может, пора расстаться с этим грузом? Говорят, короткая стрижка молодит.
Посоветовалась с Олькой. Она с сомнением покачала головой:
— Без косы это будешь уже не ты.
— Может, я этого и добиваюсь?
— Маменька, не впадай в крайности!
— Ну, что тогда сделать? Как мне себя встряхнуть? Может, подтяжку лица?
Дочь посмотрела на меня, как на законченную идиотку:
— Еще силикона накачай в грудь и губы! Тебе-то это зачем? Вот лет так через двадцать подумаем…
Меня разубедило другое: где денег взять на операцию? На себя у меня никогда не находится даже ничтожной суммы: купить кофточку или сумку. Олька по этому поводу тоже ругается:
— Сколько можно ходить в пещерных обносках? Маменька, нельзя быть такой позавчерашней.
Мы порешили выкроить из бюджета специальную сумму на мои тряпки и пройтись вместе по магазинам. На сей раз Олька была удивительно последовательна. Она вытащила меня из дома, несмотря на отговорки и сопротивление. Правда, такие походы обычно заканчивались тем, что мы находили симпатичные вещички для миниатюрной Ольки и ничего подходящего для меня и успокаивались на этом. Однако теперь она требовала что-то мерить, подтаскивала меня к бесконечным вешалкам в магазинах. Мне было скучно, ни одна вещь не остановила моего внимания. С большим трудом Олька уговорила купить мягкую приталенную кофточку осенних тонов с хомутком и расклешенными рукавами. Кофточка действительно меня преобразила. Я даже расправила плечи и вытянула шею, когда надела ее в примерочной кабинке.
С этим и вернулись домой, еле волоча ноги. И там дочь не успокоилась, требовала продемонстрировать кофточку всем домашним, чтобы окончательно укрепить мой боевой дух, заручившись поддержкой других детей. А для этого еще соответственно подкраситься и надеть подходящие серьги. В тот момент, когда я крутилась посреди комнаты, как модель на подиуме, раздался звонок в дверь. Все свои были на месте, уже вечер. Поэтому мы удивились, что звонили не в домофон, а сразу в дверь. От таких звонков я никогда не жду ничего хорошего. Антон пошел открывать и вернулся с недоумением на лице:
— Мам, к тебе.
Я выскочила из комнаты с тревожно бьющимся сердцем и остолбенела. В нашей крохотной прихожей, сразу заняв ее всю, стоял Борис. У меня отнялся язык. Дети высовывались из комнаты, напирая друг на друга, чтобы разглядеть гостя. Наш меланхоличный сенбернар Фокс обнюхал его и отошел вполне мирно. Вообще-то он не любит чужих мужчин.
Пауза затянулась и грозила вырасти в большую неловкость. Я не знала, как себя вести. Не то, что я была не рада видеть Зилова. Нет, даже поверить не могла, что это он стоит на пороге. Борис давно в моем сознании превратился в миф, в недосягаемую мечту. Но так неожиданно появиться, не давая о себе вестей больше года! Не позвонив! Что я должна делать в такой ситуации, да еще на глазах у детей?
Олька вырулила:
— Проходите, пожалуйста! — и подтолкнула меня локтем.
Борис же продолжал смотреть мне в глаза в ожидании какой-нибудь реакции. Я, наконец, очнулась:
— Да, что же ты стоишь? Ребята, знакомьтесь, это Борис — мой… земляк и одноклассник.
Я представила ему всех детей.
— Оля, Рита, ставьте чайник, разогревайте ужин.
— Я не надолго, — осторожно произнес Борис, но прошел в гостиную, повесив куртку и сняв ботинки.
— Боже мой, — наконец, стала я что-то понимать, — как ты меня нашел?
— По адресу. Твоя сестра дала. Сразу скажи, я не вовремя?
Мне бы кинуться ему на шею, а я стою, как деревянная, не знаю, что сказать. Хорошо еще, хватило ума ответить:
— Ну, что ты! Очень даже вовремя, — про себя добавила: еще немного и было бы совсем поздно.
Еще мелькнула мысль: как хорошо, что я при параде, а не валяюсь на диване с нечесаной башкой, не накрашенная и в чудовищном затрапезе. Когда мы остались одни, Зилов осмотрел меня с ног до головы и одобрительно усмехнулся. Видел бы он меня с утра!
— Дай хоть поцелую, — пытается он обнимать, но я почему-то отворачиваюсь и высвобождаюсь из его рук. Не глядя, чувствую, как он напрягся.
— Что-нибудь не так? — спрашивает Зилов, опуская руки.
— Дети могут увидеть, не хочу.
Я решаю перевести стрелки, спрашиваю:
— Почему ты не отвечал на мои письма? Я что только не передумала!
— Не о чем было писать. Да и не умею.
— Но столько времени прошло! Мало ли что могло случиться…
— Я поэтому и спросил: вовремя или нет. У тебя кто-нибудь есть?
Мне даже смешно от такого предположения. Отмахиваюсь безразлично:
— Да что ты.
Дети зовут ужинать. Зилов придерживает меня за плечо:
— Скажи честно: я зря приехал?
— Ну, почему ты так решил? — голос мой фальшивит.
— Ты совсем не родная.
— Да что ты хочешь: все так неожиданно! Потом поговорим.
Олька торопит:
— Ну, что же вы? Идите, все остывает.
Зилов послушно направляется в кухню, где его принимает на себя Ритка, а старшая дочь пытается выяснить, что нас связывает с Борисом. Я отмахиваюсь от ее вопросов: не до того.
— Ты знаешь, а он симпатичный, — заговорщически подмигивает Олька, и мы идем за стол.
Во время ужина дети с любопытством разглядывали гостя, отчего ему, конечно, было не по себе. Однако Борис держался молодцом. Он спокойно поддерживал беседу и рассказал, наконец, что происходило с ним за время нашей разлуки.
