Фелисити вспомнила слова Тони о том, что миссис Мерриуэзер устала от жизни, и сказала:
— Едва ли она думала об этом. Ей было восемьдесят семь лет, и она была стара. Вы сами говорили мне, что она очень устала. Думаю, так оно и было. Она устала, была рада уснуть и проснуться в каком-нибудь другом месте.
— В каком другом? — спросил Филип. — Почему об этом никто никогда не говорит?
— Говорит. — Фелисити поняла, что в существовании загробной жизни Питер не сомневается. Его интересует лишь то, добровольно ли Венеция покинула этот свет. — Мы отправляемся на небеса.
— Не верю я в небеса! — фыркнул Филип. — Все это выдумки. Никто там не был, а если был, то не вернулся.
— Потому что небо — это место пребывания бессмертных душ, — серьезно ответил Питер. — Если не веришь мне, загляни в словарь. Как только люди достигают его, они не хотят возвращаться.
— Откуда ты знаешь, если никто из живых там не был?
— Брат Том говорит, что мы всегда должны совершать важные путешествия сами. Каждый прибывает в этот мир один и покидает его тоже один. Но и тут и там тебя всегда кто-то ждет.
— Кто? — спросил Филип.
— Когда ты приходишь, тебя ждет мать, — осенило Фелисити. Она надеялась лишь на то, что диспут закончится прежде, чем все безнадежно запутается. — А Бог ждет тебя, когда ты уходишь.
— Все мы бессмертны, — сказал Питер. — Не забывай об этом.
— Можешь верить в это, если тебе нравится, — повернулся к брату Филип. — Но тогда небеса должны быть здорово переполнены. — Фелисити уже не раз замечала, что Филип изрядный циник.
— Я не сомневаюсь, что Венеция верила в загробную жизнь и что теперь она счастлива и спокойна, — решительно сказала она, сделав вид, что знает, о чем говорит. Ее собственные верования находились где-то между полным отрицанием Филипа и непоколебимой верой Питера. В зоне здравого смысла, где люди считали, что если ты не сделал ничего особенно плохого, значит, все будет в порядке. Но она никогда толком не знала, что означает это «в порядке». Вопросы Питера обнажили этот недостаток и заставили ее почувствовать себя весьма неуютно.
— Значит, она отправилась на небеса и сейчас сидит там? — отозвалась Хилари из ванной. Судя по всему, она уже перестала плакать. Из-за двери слышалось журчание воды.
— Да, — сказал Питер.
— Чушь зеленая! — воскликнул Филип.
— И она счастлива, — громко сказала Фелисити, жестом попросив Филипа помолчать. Детям не следует знать о ее сомнениях. Они решат этот вопрос сами, когда подрастут. Как делают все остальные. — А теперь поторопитесь, — сказала она мальчикам. — Пока Хилари в ванной, ступайте вниз и завтракайте. Потом умоетесь и начнете собираться. Пока один будет в ванной, второй спустится в раздевалку. У нас мало времени. До кладбища далеко.
— Она была счастлива, потому что ждала своей порции джамбалайи из сосисок, — пробормотал Филип, когда они спускались на кухню. — Но так и не дождалась ее. Держу пари, что она разозлилась. Потому что сосиски и все остальные продукты, которые я купил, остались у Лероя.
— Еда не имеет никакого значения, жадный ублюдок! — сказал Питер. — Ты всегда думаешь только о своем желудке и деньгах.
— Сам ты жадный ублюдок!
Филип замахнулся на брата, но Фелисити перегнулась через перила и крикнула «немедленно прекрати!», после чего мальчик виновато опустил кулак, посмотрел наверх и улыбнулся как серафим.
Тошнота вернулась, и Фелисити с тоской подумала о том, что все из рук вон плохо.
Хилари вышла из ванной, завернувшись в полотенце. Второе полотенце было у нее на голове. Гора грязного белья растет, устало подумала Фелисити. Она посмотрела на падчерицу. За несколько недель Хилари превратилась из увальня-подростка в длинноногую девушку, удручающе взрослую. Но еще больше Фелисити удручало сходство Хилари со своей матерью.
— Противные мальчишки, правда? — спросила Хилари с таким видом, словно хотела сказать: «Мы, женщины, понимаем друг друга, но вынуждены терпеть». — Ничего удивительного, что моя мать убежала от них куда глаза глядят.
— Она убежала не куда глаза глядят. Она улетела в Калифорнию, — не успев подумать, выпалила Фелисити. И бросила всех детей на меня, едва не добавила она, но удержалась. Хилари не виновата, никто из них не виноват, и она должна помнить об этом, когда дела идут скверно. Как сейчас. Впрочем, нет. Сейчас не так скверно. Просто она отвратительно себя чувствует.
— Ну, отправилась на Запад. Это то же самое, — с несокрушимой логикой ответила Хилари. Потом она поплотнее завернулась в полотенце и пошла по коридору, сексуально покачивая бедрами.
Фелисити была слишком слаба, чтобы спорить. Она стояла и смотрела вслед Хилари. Девочка действительно очень быстро похудела, и Фелисити встревожилась. Не морит ли Хилари себя голодом? Кажется, нет. Если память ее не подводит, девочка ест нормально. Так же как Аннабел и мальчики. И все же что-то случилось, потому что теперь фигура у Хилари лучше и стройнее, чем у Аннабел. Может быть, мне следует у нее поучиться? — подумала Фелисити. Несмотря на тошноту, она не теряет веса. Фелисити вернулась в ванную, тщательно осмотрела свое отражение в зеркале и с испугом увидела, что слегка располнела.
— Господи, — громко взмолилась она безымянному и непостижимому божеству, в существовании которого сомневалась, — только не это! Беременность будет для меня катастрофой. Я не справлюсь. Мы не можем позволить себе ребенка! — Но времени на раздумья о том, что Хилари похудела, а она сама поправилась, не было. Ее снова сильно затошнило и вырвало. — Фелисити, я вернулся! — крикнул с лестницы Тони. — Слава Богу, миссис Мерриуэзер стало полегче, и я оставил ее на попечение няни Хендерсон!
— Бедная старушка, — пробормотала Фелисити, держась за живот и закрыв глаза. Она несколько раз встречалась с местной сиделкой, хотя хватило бы и одного. Няня Хендерсон — властная, крупная, крепко сбитая седая женщина говорила Фелисити, что никаких препятствий для нее не существует. Фелисити нисколько в этом не сомневалась. Если няня Хендерсон решила, что миссис Мерриуэзер не умрет, то даже всемогущий Господь Бог не смел прикоснуться к ее подопечной. — Бедная старушка, — повторила она.
— Я умираю с голоду! — крикнул Тони. — Завтрак готов?
— Нет. Я принимаю ванну, — солгала Фелисити и пустила воду. Нужно действительно принять ванну. Может быть, после этого ей полегчает. — Возьми что-нибудь сам. Времени мало.
Пять секунд спустя снизу донеслось:
— Милая, я не могу найти ни джема, ни масла!
— Все на месте, — стиснув зубы, ответила Фелисити и вспомнила слова матери: «Мужчины устроены природой так, что никогда не знают, где что лежит».
