Я попыталась изобразить из себя меркантильную барышню: выбрала самое дорогое пирожное и самую большую чашку капучино. Потом мы пошли в магазин спорттоваров, и Глеб купил мне хороший коврик для йоги за совершенно сумасшедшие деньги. Но я крепилась. Не спорила. Если хочет, пусть сорит деньгами. Как говорит моя мама, мужчине виднее.
А вечером меня разобрала трясучка. Я за этот год столько передумала и перечувствовала на эту тему, что сомнений не осталось. Какие сомнения, если я люблю его и мы даже обручены? И более того, я ощущала, что абсолютно готова, морально и физически. Что по-настоящему ХОЧУ этого, и это ощущение усилилось теперь, когда Глеб приехал… такой красивый…
Но несмотря на всю свою готовность, все равно нервничала. Никогда он не видел меня голой — неизвестно, понравится ли ему это зрелище. А еще, будет больно — я изучила достаточно материалов в интернете и опросила близких подруг, чтобы уверовать в это. Но — куда деваться? Нельзя же продолжать мучить жениха, да и себя тоже…
Глеб пришел ко мне часов в десять, как только из спальни моих прародителей начал доноситься мерный храп. Я не спала: уснешь тут, на таких нервах! Успела три раза сходить в душ, почистить зубы, стереть макияж и снова накраситься.
— Слушай, — скромно сказал Глеб, — как-то мне неловко… Бабушка твоя так ко мне относится, а я…
— Разве мы собираемся сделать что-то плохое?
— Нет… Конечно, это… хорошее… Просто, если совсем по-хорошему, то чтобы получить такую награду, мне следует сделать что-то помасштабнее, чем напоить тебя кофе и подарить коврик для йоги…
— Например?
— Ну… жениться, забрать тебя в свой дом…
Я округлила глаза:
— Жениться? Прямо сейчас?! И мы будем жить с твоими родителями, братьями и сестрами? А как же моя учеба?
— Да нет, зачем с родителями? Снимем квартиру…
Я задумалась.
— Ты знаешь, сколько стоит снять однокомнатную квартиру?
— Нет. А ты?
— Я тоже нет. Вот что нам нужно сделать: узнать это, устроиться на работу, накопить нужную сумму — месяца хотя бы на два, а потом уж подавать заявление в ЗАГС. Так мне кажется.
Глеб тоже задумался.
— Звучит разумно. Интересно, нас быстро распишут?
— Я где-то слышала, что срок ожидания — примерно два месяца.
Мой парень уставился невидящим взглядом в пол и принялся ерошить свои короткие волосы.
— Ну что, подождем еще полгодика? — лукаво улыбаясь, спросила я и, набравшись смелости, развязала пояс халатика, под которым, к слову, не было совсем ничего.
Глеб нервно сглотнул и зажмурился.
— Ну… если хочешь… — выдавил он хрипло, — подождем…
Халатик беззвучно соскользнул с моих плеч.
— Глеб… — прошептала я. — Посмотри на меня.
Но сама не дала ему и секунды — кинулась на шею и приникла всем телом. Застеснялась, уткнулась губами в плечо.
— Маруся, ты что творишь? — прохрипел парень, прикасаясь к моей обнаженной спине дрожащими пальцами. А у меня по коже неистово неслись мурашки. — Я так нисколько не смогу ждать…
Я приложилась губами к его виску, потом к безупречно выбритой щеке, потом к губам. Глеб долго целовал меня, как будто набираясь храбрости. Его губы становились все настойчивее, напористее, смелее. От губ они двинулись в низ по шее к плечу, ключицам… вернулись к лицу — и обратно, дойдя на этот раз до груди. Я ахнула от остроты ощущений, выгнулась, потянула Глебину майку вверх. Он помог мне освободить себя от нее, а потом сразу стянул штаны и остался совсем голым, как я. Еще какое-то время мы обнимались и целовались на кровати, попутно осторожно ощупывая друг друга и изнемогая от желания. Первым не выдержал Глеб — оторвался от меня, полез в карман штанов и достал оттуда маленький блестящий пакетик.
— Что это? — спросила я с любопытством.
— Это чтобы не ускорять полугодовой процесс, — откликнулся Глеб, — из-за очередного Стрельникова. Глебовича. Ну, или Глебовны.
Я хихикнула:
— Когда ты успел их купить?
Он смутился:
— Это мне товарищи по роте подарили. Знали ведь, что я с девушкой переписываюсь, и перед демобилизацией вручили упаковку…
Я тоже смутилась, но улыбаться не перестала:
— Ну что ж, давай. Не будем ускорять полугодовой процесс из-за Глебовича…
Я приготовилась к адской боли, морю крови и больничному на ближайшие пару недель. Но все оказалось намного легче. Боль была, спорить не стану, но почти терпимая. Удовольствия я, правда, тоже не успела почувствовать: Глеб наотрез отказался продолжать — сказал, что сначала там должно зажить. Я не стала спорить. Он просто уснул рядом, крепко обнимая меня на узкой кровати, а на следующую ночь пришел снова.
Было опять больно, поначалу, но потом… то самое ощущение, что терзало меня весь этот год, сосредоточилось внутри — там, где я и мой любимый соединялись в одно целое. Оно росло и развивалось, постепенно заполняя каждую клеточку моего тела и в конце концов взорвалось ослепительным фейерверком удовольствия и почти непереносимого счастья. У меня даже слезы выступили на глазах, а еще тянуло петь и смеяться. Глеб долго и нежно обнимал, целовал и гладил меня, а потом мы вместе уснули, уставшие не столько физически, сколько эмоционально. Наконец-то мы развязали этот узел напряжения в наших отношениях! Это подарило нам непередаваемое ощущение единства и наполненности друг другом. Кажется, мы были теперь влюблены еще больше, чем когда-либо.
Глеб зря времени не терял: быстро нашел работу по силам и снял небольшую комнату в квартире с еще несколькими работягами. Он копил деньги и подтягивал предметы, необходимые для поступления в университет. Отмахнулся от моих фантазий на тему того, что ему следует стать ученым, как он мечтал в детстве, и нацелился на специальность Менеджмент в Сельхозакадемии.
Мы виделись почти каждый день, если не надолго, то хотя бы на полчаса — мой парень приезжал ко мне, чтобы обнять и поцеловать. Я любила бывать у него в гостях. Соседи были мирные, а Глеб владел целой отдельной просторной комнатой, которая запиралась на ключ. Мы с ним часто смотрели кино, играли в настольные игры или готовили что-то на кухне. Несмотря на режим строгой экономии, Глеб старался регулярно баловать меня угощениями и развлечениями: мы ходили в кафе и кино не реже, чем раз в месяц, любили и каток, и настольный теннис.
Скопив необходимую сумму, мы подали заявление в ЗАГС — и вот тут подошли к главной трудности. Как убедить родителей, что нам не нужна пышная церемония? Расписаться тайно мы не решились — сочли, что это будет некрасиво по отношению к родственникам.
Первым удочку закинул Глеб — позвонил отцу и осторожно объяснил ситуацию, воззвав к его христианскому милосердию: нам очень хочется начать жить вместе, но копить на торжественное празднество придется слишком долго. Дядя Коля, конечно, принялся спорить, убеждая сына, что они с дядей Сережей уж как-нибудь сами решат финансовый вопрос, но в конце концов сдался и согласился на нашу тихую роспись, а потом скромное застолье в Филимоново, только для родных и близких. Даже пообещал помочь в переговорах со сватами. А финансы лучше поберечь для нашей с Глебом будущей семейной жизни — тут не поспоришь.
Все произошло именно так, как мы хотели: летом нас без помпы расписали в ЗАГСе города N-ска, ***-ского района, потом мы поехали в Филимоново — отпраздновать свадьбу в семейном кругу. К нам на торжество приехала Дина с мужем Дмитрием и годовалым сыном Дамиром и Денис со своей женой Владой и ее сыном Костей.
Потом мы с моим новоиспеченным мужем Глебом отправились в свадебное путешествие (родители подарили нам билеты на самолет) — отдыхать на диком берегу Крыма в палатке, как давно мечтали. Это были поистине восхитительные две недели.
Там я познакомилась с невероятно интересными людьми: музыкальным квартетом, состоявшим из двоих классных парней и их девушек — Киры и Евы. Первая была рыжей, как и я, и на этой почве твердо вознамерилась подружиться со мной, против чего я совершенно не возражала. Еще с ними был красивый, но строгий и суровый молодой человек Иван — потомственный военный, недавно закончивший ВУЗ, отбывавший отпуск перед отправкой на место службы. У него завязался весьма необычный, интригующий роман с еще одной отдыхавшей там девочкой Настей, которая также стала для меня чудесной подругой. Но это уже совсем другая история…
