Не желая верить. Но в глубине души чувствовал, что Рита говорит правду.
Нет, только не Прегер. Только не он, пожалуйста! Только не сейчас.
— Он думал, что всё предусмотрел, — торжествовала Рита. — Думал, что если составит брачный контракт, то мне ничего не достанется. Но он забыл, что у него нет прямых наследников: ни родителей, ни детей. И не заполнил эту графу в брачном контракте. А значит, какое бы он ни составил завещание, после его смерти я могу получить всё его имущество по суду. Всё! Славься, о наш великий гуманный суд! Славьтесь, деньги! Деньги, малыш, в этой жизни решают всё. Деньги, а не любовь.
— Хочешь сказать, что и свою дочь ты не любишь? — и сам не мог он сказать зачем её злил, но на Илью навалилась такая тоска, что хотелось вцепиться в её натянутую пластическими операциями шею и придушить голыми руками.
Только не Прегер!
— Не с-смей! — зашипела Рита как змея. Её настроение сменилось как погода. Илья и не заметил, что свинцовые тучи уже нависли над ними и вот-вот разразятся ливнем. — Не смей говорить о моей дочери. Ты, гад, трахнул её! — взмахнула руками Рита. — Лишил невинности мою девочку и ещё насмехаешься мне в лицо?
— Ну, плакать над её потерянной девственностью я точно не собираюсь. Это было её решение. Мне она предложила за секс деньги. Так что да, ты достойно воспитала свою дочь, она хорошо усвоила твои уроки: деньги в этой жизни решают всё. Предложи, может, она и тебя будет любить за бабки. Раз ты теперь богатая вдова.
Да, он насмехался ей в лицо, но в груди жгло отчаяние беды.
Потому что Илья уже был уверен: нет, она не блефует. Потому что тысячу раз видел этот безумный стеклянный взгляд. Такой же был у матери. В тот день, когда она застрелила отца. И в каждый следующий, когда она то вешалась, то резала вены, то глотала таблетки, то… крушила мебель и била сиделок. Её гнев мог выплеснуться на кого угодно, кроме Ильи. Сына она за всю жизнь и пальцем не тронула. Но ярость, что он видел внутри Риты, была направлена на него.
— Хамишь? — усмехнулась она. — Ну да и хрен с тобой. Хами. Люблю, когда ты дерзкий, — подтянула она его к себе за купальные шорты — единственное, что было на его теле, — и заглянула в глаза. — Трахнешь меня?
— Прямо здесь? — хмыкнул Илья, удивившись какая холодная у неё рука.
Просто ледяная.
— А почему бы и нет. Прямо здесь. Прямо под дождём, — подняла она к небу лицо, ловя первые капли, и хотела просунуть руку под резинку, но Илья не позволил.
Небо всполохом пронзила молния.
Он ждал раскат грома, а ещё, что Рита привычно капризно захныкает, словно маленькая девочка, которой не дали конфетку, но Рита смотрела зло и холодно.
— Срок моего предложения истёк.
— Да засунь ты его себе туда, где бывал мой член, — откинул Илья её руку.
Их оглушило раскатом грома. Как из ведра полил дождь.
Но Рита всё равно засмеялась.
— Глупенький. Неужели ты надеялся, что сможешь так легко от меня отделаться? Что плюнешь и разотрёшь? А потом как ни в чём ни бывало вернёшься и будешь счастливо трахать свою девчонку?
— Ну почему же девчонку? Может, я буду трахать твою дочь? Думаю, она будет не против. Ей главное, чтобы я не делил её с тобой. Но думаю, ты с ней как-нибудь договоришься.
— Нет, малыш. Не договорюсь. Я не буду тебя ни с кем делить, — подтянула она его к себе за шею, впилась в губы. И прежде, чем Илья успел что-то предпринять, со всей силы толкнула его в грудь. — Гори в аду!
Он взмахнул руками, чувствуя, что теряет опору.
Но уже ничего не смог сделать.
Это были самые длинные — последние три секунды жизни Ильи Лейкина.
И всё, что он успел сказать, закрыв глаза:
Господи, прости!
— Что? — я покачнулась, глядя на Платона с ужасом.
— Мне очень жаль, — Прегер тяжело вздохнул. — Такова предварительная версия полиции Мальты. Несчастный случай. Неудачное стечение обстоятельств. Скорее всего Илья сорвался со стены и упал вниз на прибрежные камни. В тот день был сильный шторм. Тело унесло в море, его не нашли.
— Не нашли? — повторила я бесцветным голосом.
Бледный, как полотно, Прегер, протянул здоровую руку, чтобы меня обнять.
— Но они ведь ищут? — заглянула я ему в глаза, подхваченная его надёжной рукой. — Ещё ведь есть надежда, что он спасся?
— Конечно, — убедительно кивнул он. — Ещё есть. Конечно, есть, малыш… Там Гриша… Он обязательно его найдёт, и он…
В горле встал ком, голос Платона тоже сел, он не закончил фразу.
— Его ведь могли подобрать какие-нибудь моряки. Или течением принести на соседний остров. Или, как Одиссея, потерпевшего кораблекрушение… — Глаза защипало. Губы предательски задрожали. Я ткнулась в грудь Платона. — Его подберёт Калипсо, вылечит…
— … и будет держать в заточении, — прижал меня к себе Прегер. — Это же было как раз на Мальте? А потом он всё равно от неё сбежит. Обязательно.
— Ты тоже знаешь эту легенду? — закрыла я глаза, точно помня, что мне её рассказывал Илья.
— Чего я только не знаю, девочка моя, — погладил меня Прегер по голове. Но слёзы было уже не удержать ничем.
— Я знала, чувствовала, что ничем хорошим эта поездка не закончится, — рыдала я у Платона на груди. — Зачем я его отпустила? Почему не заставила остаться?
Прегер укачивал меня как маленькую.
— Ян, ты бы его не остановила. В этом нет твоей вины. Просто так случилось. И с этим ничего не поделаешь.
— Этого не может быть. Нет, — упрямо повторяла я. — Нет! НЕТ.
Нет.
То выкрикивала. То шептала. То выдыхала совсем беззвучно.
И снова рыдала, насквозь пропитывая рубашку Платона слезами.
— Господи, ну зачем? Ну не такой же ценой? Ну не так же?
— Ну, почему сейчас? Для чего? За что? — эхом повторял Прегер, как и я, изо всех сил цепляясь за призрачную надежду, лишь бы не услышать страшные слова: Ильи больше нет. Совсем. Нигде. И никогда уже не будет.
А я раньше не замечала, как одно событие может изменить даже ход времени.
Но с этого дня словно не стало понедельников и пятниц, праздников и будней.
Все дни стали на одно лицо — днями ожидания вестей.
Может, их было два. Может, семь. Они слились, скатались, слепились в единый клубок бесконечного ожидания, без рассветов и закатов, в
