– Стэфан, я хотел обсудить дела на ранчо.
Слегка массирую кожу головы. Слова папы звучат странно. Они тянутся, как старая, зажёванная, магнитофонная плёнка.
– Я делаю ремонт. Конюшни там ни к чёрту, – в голосе Стэфана не просто раздражение – он в ярости. Не удивительно, зная его любовь к лошадям. – Да и черепица полетела вся.
– Там всё нормально, – чопорно не соглашается отец. – Ранчо в прекрасном состоянии.
– Да, так прекрасно, – огрызается муж, – что уже больше пятидесяти кусков на ремонт улетело.
Замираю на первой ступени лестницы, убирая пальцы от висков. Я даже не думала, что Стэфан так много вложил денег в ранчо. Неловко запинаюсь на очередной ступени, двигаясь в сторону спальни. Неужели ранчо было в таком печальном состоянии? Любимый явно не из тех, кто будет сорить просто так деньгами налево и направо. Значит, на это была необходимость. Даже не удивлюсь, что отец из вредности перестал вкладывать в ранчо и поддерживать конюшни, по той лишь причине, что бабушка завещала его мне.
Непроизвольно ёжусь. В коридоре прохладно и темно. Меня ведёт в сторону и перед глазами начинают плясать сверкающие белые точки. Виски стискивает неожиданно резкая боль, похожая на тугой металлический обруч. Она сдавливает голову, заставляя жалобно застонать в слух. Проклятая мигрень! С трудом преодолев последнюю ступень, отмечаю неприятную слабость в конечностях. Кисти рук будто онемели. Растираю кожу на запястьях, чтобы хоть как-то разогнать кровь.
Добравшись наконец-то до кровати, вдыхаю в себя родной аромат одеколона мужа. Прикрываю глаза. Я знаю обо всем, что провоцирует у меня мигрень – голод, недосып, насыщенные парфюмерные запахи и самое основное – стресс. Совершенно не представляю, что именно стало причиной в этот раз. Нервы? Ведь стоит мне понервничать или заплакать – всё, на два дня невыносимая головная боль. Самое ужасное что она перетекает в тяжелый токсикоз, а это уже, как объяснил врач, достаточно опасно на моем сроке.
Сильнее сжимаю руками белоснежную пронизанную чистотой хлопковую наволочку подушки. Стараюсь всеми силами игнорировать накатывающие, словно огненные, волны боли в висках. Ради малыша мне надо отдохнуть и всё обязательно нормализуется…
Глава 83
Катя
Просыпаюсь резко, словно от толчка. Я лежу на боку, сверху накрывает легкое светло-голубое одеяло. Приподнявшись на локте, оглядываюсь вокруг, а затем медленно сажусь на край кровати. Комната освещена тусклым светом. Дрова в камине мерцают мягким пламенем. Стэфан приходил…
В спальне так тихо, что я слышу лишь свое дыхание и мерный треск дров. Как ни странно, чувствую себя не плохо, если не брать в расчет небольшой дискомфорт. В голове шумит, в животе легкий шторм. Единственное, не могу понять, почему на душе так тревожно?
Уверенно поднявшись на ноги, иду в сторону двери. Должно быть, родители уехали. За окном уже темно. К тому же, перед тем, как я ушла, терпение Стэфана было явно на грани.
Но как только выхожу на лестницу, тут же становится ясно. Я ошиблась. Родители еще здесь. Отец со Стэфаном разговаривают на повышенных тонах. Я не могу разобрать слова, но все понимаю. Мне не нужен ни один словарь, чтобы понять – это слова ненависти! Когда я миную последнюю ступеньку, сердце начинает биться чаще. По телу проходит мелкая дрожь. На кончике языка мгновенно появляется неприятный привкус жженого сахара.
Пройдя в гостиную, первая, кого я вижу – это мама.
Увидев меня, она на секунду прикрывает глаза. Сжимается в беззащитный испуганный комочек. На ее щеках блестят влажные дорожки от слез.
Что происходит?! Машинально поворачиваю голову в сторону закручивающегося, как спираль, конфликта.
Стэфан и отец стоят друг на против друга, и будто осязаемая дымка ненависти окутывает их со всех сторон. Она настолько плотная, что, кажется, эти двое никого не замечают вокруг. Эта стена вражды отгораживает их от всего мира.
Я не вижу лица Стфана – он стоит ко мне спиной. Но по тому, как перекатываются крупные узлы мышц на его спине, могу догадываться, насколько этот разговор тяжелый для мужа. Разговор, которому я стала нечаянной свидетельницей.
– Я ее оберегал! – почти рычит папа.
Из-за внушительной фигуры Стэфана я едва его вижу. Отец делает шаг в сторону, и я вижу его лицо, покрытое красными пятнами. Глаза – голубые холодные льдины – сверлят моего мужа.
– Оберегал?! – язвительно переспрашивая, усмехается любимый. – Ты ей чуть всю жизнь не испоганил! Не-еет, – тянет презрительно сквозь зубы Стэфан. – Ты просто ненавидел меня.
– Не правда! – яростно отрицает папа. – Я…
Делаю шаг вперед, протянув руку к мужу, но опускаю ее, будто врезаясь в невидимую стену. Эта стена – слова Стэфана:
– Черт возьми! – перебивает любимый моего отца. – А ведь все, чего я хотел, чтобы ты не смотрел на меня, как на грязь под своими ногтями!
Стэфан резко подается вперед. Испугавшись, что начнется драка, приоткрываю рот. Хочу остановить их! Попросить прекратить, но мое горло будто сжимает невидимая глазу стальная рука. Это не позволяет вымолвить ни единого слова.
– Будь мужиком, хотя бы сейчас! – Стэфан кидается словами, как стрелами с ядовитыми наконечниками. – Признай, что оклеветал мою мать. У нее не было никаких других мужчин, – сорвавшись, Стэфан, почти рычит. – Ты это знаешь! Знаешь – я твой родной сын! Но жена, беременная от другого, оказалась для тебя важнее.
Слова Стэфана, будто смертельные пули огромного калибра, достигают своей цели. Только попадают они не в отца, а В МЕНЯ!
Чувствую себя оглушенной. Уже через секунду чувствую, как мое сердце начинают лизать языки адского пламени. Что… Что он такое говорит?! Сердце пропускает удар, затем еще один… Сын? Вдоль моего позвоночника ползет, извиваясь, ледяная змея. Смертельная, ядовитая гадина – ЛОЖЬ! Накидывает на меня одно кольцо за другим, посылает импульсы прямо в спиной мозг. Душит, парализуя, все органы чувств. Слух, зрение – все, как в тумане.
– Иди к черту, Дицони! – ревет отец, как раненный зверь. Быстрым шагом подходит к столу, бьет с силой кулаком по столешнице из дорогой породы дерева. – Пошел к дьяволу, ублюдок!
Судорожно втягиваю воздух. Тяжело дышать… Грудную клетку, как будто терзают когти хищной птицы. Впиваются, рвут на части! И с каждым расчетливым ударом слова вгрызаются всё глубже в грудь. В самое сердце!
«Родной сын», – гулом молотка отбивает в голове.
«Жена, беременная от другого», – обжигает похлеще соляной кислоты!
Невыносимая боль. Боль, от которой хочется выть. Но боль не физическая, а душевная – от потери чего-то самого дорогого. Потери себя! Потери того, кем себя считала всю свою жизнь.
Как же так?! Ложь! Кругом ложь. Эту боль ничем не заглушить! Не утихает ни на минуту. Она внутри – уже проникла в душу, отравляя все вокруг. Даже хорошие воспоминания кажутся теперь какой-то издевкой. Инстинктивно прижимаю руки к груди, где хаотично бьется сердце. Я будто уронила его в непроглядную пропасть!
Все вокруг становится темным. Тьма заполняет собой, вытесняя свет. Прижимаю ладони к горячим щекам. Будто ветки деревьев с острыми шипами царапают меня по лицу! Ветер теребит волосы. Черные тучи закрывают небо…
Только на самом деле ничего не происходит. Абсолютно. Я стою все так же в гостиной, только не могу двинуться с места, будто ноги приросли к полу. А мир… так тщательно и ревностно вытраиваемый годами рушится под моими ногами. Словно фреска, разбивается на фрагменты.
Глава 84
Катя
С усилием пытаюсь взять себя в руки, не податься проклятой истерике, что пытается захватить надо мной власть. Пазлы складываются в непривычном, совсем другом порядке, приобретая очертания уродливой отталкивающей картины.
Машинально перевожу взгляд на маму. Ищу ответы, подтверждение услышанному. Пусть скажет, что все сошли с ума! Нет, что я сошла! Что это не правда, что…
Глядя на меня, мама обхватывает себя за плечи, будто хочет согреться. Она уже не плачет, а просто сидит, не шелохнувшись, на самом краю дивана. Словно птица, готовая в любой момент сорваться с места и улететь.
