Ночные скачки по лестнице и хохот продолжаются.
20 февраля 1961 года
Этим вечером я скромно ужинала с Тоби холодной ветчиной, картофельным салатом и сырой капустой из моего любимого магазинчика. Для горячей пищи сейчас слишком жарко и влажно. Мы почти не говорим — это ни к чему, даже когда в Доме повисает тягостная тишина. Болтаем мы в основном о Пэппи, которая на новом месте прямо-таки расцвела. О моем ангеленке мы ни словом не упоминаем. Хотя Тоби поддерживает меня, в глубине души я чувствую, что Тоби недоволен моей привязанностью и пылкой любовью к девочке. Подобные разговоры я приберегаю для ночных блужданий после того, как исчезает призрак миссис Дельвеккио-Шварц. Обычно это случается в четвертом часу. Чем дальше от меня уплывает Фло, тем труднее мне снова уснуть, может, потому, что в половине пятого мне все равно вставать. Я ложусь в постель и думаю о Фло, мысленно посылаю ей мою любовь и силу, стараюсь появиться перед ней хотя бы как видение. Глупости, конечно, но это меня утешает, а если телепатия и вправду существует, Фло становится легче. Как я по ней скучаю!
Сегодня утром я отчаялась уснуть, встала и сварила кофе. Марселина всегда спит у меня в ногах, но не упускает возможности попросить еды, поэтому она тоже поднялась. Я обнаружила, что от одиночества помогает прикосновение к теплому и мурчащему кошачьему тельцу. Но Марселина не любит подолгу сидеть на руках, она возвращается на кровать и снова засыпает, а минутная стрелка на больших вокзальных часах на стене вдруг замирает. Смотрю на нее — половина четвертого. Проходит целый час, не меньше, смотрю снова — половина четвертого. Неужели я ношусь по комнате со скоростью света? В отчаянии я сажусь к столу и начинаю раскладывать карты, заглядывая в книгу о Таро. Нет, я не гадаю. Просто запоминаю постепенно значение каждой карты, как прямой, так и перевернутой. Может, я попробую погадать, когда заучу все значения наизусть, — так мне будет легче разглядеть закономерности. Хоть какое-то занятие, пища для ума. Я уже давно ничего не читала — утратила интерес к книгам. Сегодня карты помогли мне, время наконец сдвинулось с мертвой точки: когда я в следующий раз взглянула на часы, они показывали четыре.
Я собрала карты, сняла шелковое покрывало с Шара и придвинула его к себе. Внезапно я вспомнила цепь событий, связанных с Шаром, — наверное, они вернулись ко мне потому, что я отчетливо представила личико Фло. В самом начале прошлого года миссис Дельвеккио-Шварц придвинула Шар ко мне и предложила прикоснуться к нему. Фло ахнула, на ее лице отразились удивление и восторг. Больше ничего особенного не произошло, но теперь-то я понимаю: Фло впервые увидела, как миссис Дельвеккио-Шварц позволила прикоснуться постороннему человеку к Шару. Примерно в то же время я познакомилась с Дунканом и узнала, что все зависит от Шара. Не помню, что именно, — кажется, где-то записывала в дневнике. Зато я отчетливо помню, что сказала хозяйка Дома вечером, когда мы с Фло вошли, а она сидела в темноте и смотрела в Шар.
— Судьба Дома в Шаре, — произнесла она, положила обе ладони на Шар и сцепила пальцы. Фло смотрела на нее как завороженная.
Может, таким загадочным и уклончивым способом она сообщила мне, что отныне мне официально разрешено пользоваться Шаром. Что я — избранная наследница его тайн.
Я встала, выключила свет и снова села к столу, приблизив лицо к мутноватой хрустальной сфере. Снаружи в комнату проникал неяркий свет, как раз столько, чтобы видеть Шар. Я замерла, устремив взгляд на свое отражение в шаре, будто пригвоздила себя к хрусталю.
«Судьба Дома в Шаре». Даже если это правда, я не понимаю, как такое может быть: целых полчаса я всматривалась в Шар, стараясь не моргать, но видела только то, что находилось у меня в комнате. Никаких видений, лиц — ничего.
Накрыв Шар, я начала собираться на работу.
А вечером, как я уже писала, я ужинала с Тоби. Пока я убирала недоеденное в холодильник, а Тоби мыл немногочисленную посуду, в дверь позвонили. Тоби вытер руки и отправился открывать. С тех пор как умерла миссис Дельвеккио-Шварц, дверь у нас открывают только Тоби, Клаус и Джим. Без надзора хозяйки Дом вдруг стал беззащитным.
Тоби отсутствовал долго — так долго, что я забеспокоилась. Наконец послышались шаги и приглушенные мужские голоса.
— К тебе доктор Форсайт, Харриет, — сказал Тоби, заглядывая в комнату и недовольно хмурясь. Досадно, что он терпеть не может Дункана.
Гость вошел с тем самым отчужденным выражением на лице, которое врачи носят, как один из предметов одежды. Я кивнула, слегка улыбнулась, но его глаза так и не потеплели.
Я предложила ему сесть и многозначительно взглянула на Тоби, но тот сделал вид, будто не понял намек, и остался стоять у двери.
— Нет, спасибо, я ненадолго. Как тебе известно, — деловитым тоном продолжал он, — в больнице сплетничают о нас. — Я открыла рот, но он жестом велел мне пока помолчать. — По этой причине один из ординаторов психиатрического отделения сегодня приходил ко мне, чтобы расспросить о моей Харриет Перселл. Это имя ему попалось в отчетах из полиции и отдела опеки, и он хотел узнать, не та ли это Харриет, о которой сплетничают медсестры. Я спросил, почему он обратился ко мне, а не к тебе, а он ответил, что было бы неразумно высказывать догадки, не получив подтверждения… — он криво усмехнулся, — от здравомыслящего человека.
— Фло, — выговорила я. — Это из-за Фло.
— Она в психиатрическом отделении, Харриет: два дня назад ее привезли туда сотрудники отдела опеки.
Колени отказались держать меня, я торопливо села и уставилась на него.
— Дункан, что с ней?
— Он не говорил мне, а я не спрашивал. Этого ординатора зовут Прендергаст, Джон Прендергаст, и он попросил передать тебе, что завтра весь день будет в отделении. Ему срочно надо поговорить с тобой.
Слезы покатились по мои щекам впервые с тех пор, как у меня забрали ангеленка. Будь Дункан или Тоби со мной наедине, они попытались бы утешить меня. Но они стесняли друг друга, и потому я закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Мужчины ушли.
Я услышала, как Тоби негромко сказал Дункану, прикрывая дверь:
— Чертовски жаль, что никому из нас не досталось и десятой доли ее любви к ребенку!
Ангеленок, ангеленок, скоро ты будешь дома! Теперь, когда я тебя нашла, нас ничто не разлучит. Отдел опеки направил тебя в мою больницу, а оттуда до дома гораздо ближе, чем от Ясмара.
21 февраля 1961 года
Психиатрические отделения в больницах общего профиля появились сравнительно недавно. Да и то в больших больницах при медицинских институтах. Хронических эпилептиков, больных сифилисом в третьей стадии, пациентов со старческим и другими видами слабоумия держат отдельно, в Каллан-Парке или Глейдсвилле. А у наших пациентов нет выраженных органических повреждений мозга, они в основном страдают шизофренией и маниакальными психозами, хотя в психиатрии я не сильна. Однажды к нам на флюорографию приводили девушку с нервной анорексией — этим мое знакомство с больными психиатрического отделения исчерпывается.
