— Как хорошо! — счастливо вздохнул дядя Сережа. Он не замечал, что Дима приготовился говорить. Он вообще ничего не замечал, пребывая в непонятной мне эйфории. — Вся семья в сборе.
— И правда, — снова ожила мама, заставив Катьку в очередной раз поморщиться. — Как получилось, что вы пришли вместе?
— А мы теперь всегда будем вместе! — Дима сверкнул глазами и, подсунув руку под мой локоть, поднял меня.
Я встала рядом, опустив глаза, с замершим сердцем, ожидая продолжения, и услышала:
— Знакомьтесь, моя невеста. Через десять дней свадьба.
Я подняла глаза, разом охватив все три знакомых лица. Я ожидала изумления, радости, недоверия, но…
Мама вскочила, отбросив стул, кинулась ко мне вокруг стола, схватила за плечо, грубо рванула, отрывая от Димы, толкнула себе за спину, вцепилась руками в рубашку на Диминой груди, смяла, стягивая вниз, зашипела, задыхаясь, брызгая слюной ему в лицо:
— Ты, ты… как ты смел? Что между вами было? Отвечай!
Я, ошарашенная, оглушенная, полная гнева и обиды, рванулась вперед, пытаясь втиснуться между ними, с непонятным себе самой мстительным торжеством выпалила в побелевшие от гнева, выпученные материнские глаза:
— Все. Между нами все было! — И расхохоталась освобожденно.
Мамины руки упали. Нелепо ссутулившись и сразу постарев, она шептала побелевшими губами:
— Нет, нет, нет…
Освободившийся от нее Дима растерянно и непонимающе улыбался и до боли напоминал своего отца. Его ладонь разглаживала рубашку на груди, дрожащие губы примирительно выговаривали:
— Ну какая разница… Было, не было… Через неделю Алька будет моей женой.
— Нет! — с новым всплеском энергии завопила мама. — Она никогда не будет твоей женой!
— Но почему? — окончательно растерялся Дима.
Я следом за ним посмотрела на дядю Сережу. Его вид озадачил меня. Цепляясь за стол, он пытался подняться со стула и не мог. Скрюченные пальцы скользили по скатерти. Его лицо смертельно побледнело, челюсть отвисла, в уголке рта протянулась ниточка слюны. Он не мигая с ужасом смотрел на сына.
— Вы что, все с ума посходили? — гневно вопросил Дима.
Похоже на то. Даже если мы с Димой и были близки, что здесь такого? Чем им так драгоценна моя девственность? Или здесь что-то другое? А Дима, глядя на отца, вконец разъярился:
— Чушь. Мы с Алей взрослые и сами знаем, как нам поступить. Не хотите, не надо, без благословения проживем. Пойдем. — Он взял меня за руку.
— Нет. Нет. Сережа… — беспомощно оглянулась на дядю Сережу мама, цепляясь за мой подол.
Она встретила его взгляд и осела. В потерявших осмысленное выражение водянистых старческих глазах горела ярая ненависть. Мама пискнула, прижала руку к горлу, подалась к дяде Сереже.
— Ты не сказала ей, — четко выговорил дядя Сережа, обличающе ткнув пальцем в маму, и, закатив глаза, начал заваливаться назад, стаскивая скатерть. Зазвенела посуда, опрокинулись бокалы с так и не выпитым за нашу помолвку шампанским.
Мама больно толкнула меня локтем, я отодвинулась, машинально потирая бок и тупо глядя на метнувшуюся к дяде Сереже маму.
— Неотложку! — крикнула она. — Скорей!
Я не могла сдвинуться с места, остался неподвижным и Дима, но какое-то шевеление я уловила и повернула в его сторону голову. Катя безмолвно и неподвижно просидела все время дикой свары. Я совсем забыла о ее присутствии и сейчас удивленно смотрела, как она встает и выходит из комнаты. Ну, конечно, телефон у них в кухне.
— Аля, Дима, помогите! — властно приказала мама, и мы медленно нехотя приблизились.
Мама сидела на полу, придерживая окончательно сползшего дядю Сережу. Он слабо шевелился, и было непонятно, то ли он пытается лечь поудобнее, то ли отбивается от мамы.
Дима нагнулся, подсунул под отца руки и, разгибаясь, легко поднял обвисшее худое тело. В два шага достигнув дивана, бережно опустил ношу. Мама что-то делала в углу. Там стоит маленькое резное бюро из красного дерева — приданое тети Нины. Из-за маминой спины поплыл запах корвалола, и стало ясно, что она делает.
— Сейчас приедут. — Катька вошла в комнату и встала в ногах отца, обхватив ладонями голые плечи. Я перехватила ее неприязненный взгляд и невольно поежилась. Она-то чего? Ей-то чем наша женитьба помешала? Бред какой-то.
Гнев и обида в моей душе трансформировались в твердую решимость. Сомнений не осталось, я знала, как мне поступить. Подошла к притихшему Диме и встала рядом, обняв его за пояс. Димина рука сразу же обхватила мои плечи, и стало хорошо и спокойно. Правильно.
Я приветливо посмотрела на дядю Сережу и сказала мирно, но непреклонно:
— Не знаю, чем я не подхожу вашей семье. И знать не хочу. Мне в общем-то все равно, как кто к этому отнесется. Дима предложил мне стать его женой, и я ею стану.
Из глаз дяди Сережи потекли слезы. Я не почувствовала жалости. Мне надоела эта мелодрама.
— Ты не можешь выйти за него замуж, — устало сказала мама. Она склонилась над дядей Сережей и поднесла к его губам рюмочку с лекарством.
— Почему? — сдержанно спросила я. — Почему я не могу выйти замуж за Диму?
Мама ответила не сразу. Она проигнорировала слабое сопротивление дяди Сережи, ловко прижав локтем его руку, и влила содержимое рюмочки в вялый приоткрытый рот. Потом проговорила, не глядя на меня, лишенным эмоций голосом:
— Ты не можешь выйти замуж за Диму потому, что он твой брат.
Она так и не посмотрела на меня. Сверху мне была видна ее макушка, опущенное плечо и бледная рука. Но я не видела ее глаз. Я не видела ее глаз, когда она сообщила жуткую, невозможную новость. Может, поэтому я сразу ей поверила. Или из-за виноватой улыбки, медленно проступающей на мучнистом лице дяди Сережи? Или из-за того, что Димина рука упала с моего плеча?
А как же Глеб Градов? И то, что он сказал тогда о маме, те гадкие слова — правда?
Я беспомощно посмотрела на Катю, ожидая… Чего я ожидала? Дружеской поддержки, понимания?
Катька разглядывала меня с брезгливым любопытством. Я совсем потерялась от незнакомого чужого лица, от обидного выражения глаз. А Катька полюбовалась моей растерянностью и, прищурив глаза, выплюнула сквозь зубы:
— Ублюдок!
Ее губы скривились в презрительной ухмылке. Дима качнулся и упал на стул, обхватив голову руками.
От звона в ушах закачалась комната, внутри что-то оборвалось, отозвалось тошнотой. И, переполняясь веселым бешенством, я спросила:
— Что за проклятие, как только парень захочет на мне жениться, обязательно братом оказывается. Сколько у меня отцов, мама?
Мама бережно опустила дяди Сережину голову на подушку и встала, я встретила ее ничего не выражающий, подобно голосу, пустой взгляд и отчаянно выкрикнула: