– Привычка так себе, – заметила я, подходя ближе. Собственный голос казался чужим, будто это я курила весь день без остановки.
– Бродить по кладбищу ночью тоже не очень.
– Мне можно.
– Точно, у тебя же свои правила. Замерзла?
– Уверен, что хочешь задать именно этот вопрос?
– Вполне уверен, – ответил Калинин с удивлением, словно других вопросов у него нет и быть не может, а я сошла с ума, раз предположила иное.
– Иногда я тебя совершенно не понимаю, Рома.
– Мне казалось наоборот… Слава. Думал, мы отлично понимаем друг друга. Настолько хорошо, что нет нужды произносить очевидное вслух. Зачем говорить, если все и так ясно?
– И давно тебе… все ясно?
– Со дня рождения Марка.
Со дня… когда мы первый раз встретились. Когда я выследила Калинина в забегаловке и прибыла с миссией по скидыванию проблемы на его плечи. Когда еще надеялась, что это возможно. Когда Калинин двух слов связать не мог. Алкоголь что, добавляет очков к проницательности? Сначала Марк на том проклятом фестивале, потом вот Рома… мистика какая-то.
– Я сомневался, конечно, – внес ясность Рома, даже в темноте разглядев мое изумление. – Думал, это все жестокие глюки и я конкретно перебрал. До белой горячки. Вспоминал Марка, вот ты и стала мелькать перед глазами, вполне закономерно. Но на следующий день все еще больше завертелось, соображал я не очень и все не мог понять, как я мог спутать тебя… с тобой. Алису со Славой. Вы ведь внешне не похожи совсем. Но его сообщение тебе, его записка, да и первое впечатление… пазл сложился. Не сразу, только когда я ушел от тебя и подумал минутку. Откинул версию с белой горячкой, хоть она и была самой логичной. Но все невероятные догадки быстро подтвердились, стоило пару раз с тобой поговорить. Может, внешне Алиса ничем не напоминала Славу, зато содержание у них одно, а уж его я ни с кем бы не спутал, обратись ты хоть в Алису, хоть в мужчину индийской национальности.
– Даже так?
– Конечно.
– И что бы ты делал с мужчиной-индийцем?
– Никакой разницы, я уже сказал.
– Значит, ты подыграл мне?
– Нет, ответил на вопросы, которые ты хотела задать. Ты сама играла в незнакомку, а я молча принял твои правила. Прежняя Слава обо всем рассказывала сама, если того хотела, по-другому с ней не получалось.
– Зачем говорить, если и так все ясно? – вспомнила я его же слова. – Следовало догадаться, даже ты не стал бы откровенничать с какой-то Алисой Рогозиной, тащить ее в чужой дом и показывать художества на стенах. Слишком нереалистично.
– Брось. – Рома осуждающе покачал головой. – Ты все понимала.
Понимала.
Может быть, он и прав.
Понимала, но не хотела признавать. И так ведь все ясно.
– Ты замерзла. – вернулся к интересующей его теме Калинин. – Идем греться. – Он приобнял меня за плечи и отвел, на удивление, к моей же машине. Усадил на пассажирское место, врубил печку на всю мощь. Думаю, бесполезно говорить, что холод меня не сильно заботил.
– Ты оставила ключи внутри, – пояснил Рома. На его правой щеке алели царапины. Черт, а кот ведь почти сутки провел в одиночестве. Еды у него в достатке, но все равно, безответственно оставлять зверя одного. Даже о животном не могу как следует позаботиться. Некоторые зовут такое дурной наследственностью.
Мы молчали всю дорогу. Калинин следил за дорогой, а я – за мелькающими огнями раньше родного города. Города, который я завтра покину. Или уже сегодня? Без понятия, который сейчас час. Наверняка уже далеко за полночь. Может, сразу поехать в аэропорт? Следующий рейс только утром, но можно и подождать немного, поспать на лавочке. Я хотела сказать Роме, чтобы отвез меня туда, но вместо этого спросила:
– Почему ты сжег письмо?
Калинин помолчал с минуту, включил поворотник и съехал с дороги. Повернулся ко мне и медленно заговорил:
– У Славы, которую я знал, была одна отвратительная привычка – во всем винить себя. Марк свалился с дерева? Она виновата. Мать свела счеты с жизнью у нее на глазах? Ее вина. Глеб упал с ее скейтборда? Ну это же она ему позволила покататься. Отец скинул ее на воспитание старой полуглухой поварихе? Это плохая Слава его разочаровала, конечно, как же иначе? Я начал курить, потому что был малолетним дураком? Она была рядом и ничего не сделала! А должна была, она же хренова спасительница для всех и каждого. Да, это вторая ее губительная привычка. Спасти облезлого кота, местного пьяницу, наркоманящего Марка… выйти замуж, чтобы отца порадовать. Меня спасти тоже. Но правда в том, что тебя саму надо спасать.
Я не удержала скептичную улыбку:
– Вот что ты сделал? Спас меня от неприятного чтива? Герой.
– Нет. Я пытался спасти тебя от ненужного чувства вины.
– Я все равно его прочитала, Ром.
– Знаю.
– Я прочитала письмо, и я в порядке. Ладно, буду в порядке уже завтра… или через неделю. Но обязательно буду. И не надо считать меня слабее, чем я есть, Калинин. И уж тем более меня не надо спасать. Тошнит меня от таких вот спасителей…
– Я не считаю тебя слабой, никогда не считал.
– Поэтому решил все за меня и сжег письмо?
– Прости.
– Внесу тебя в список прощения, – согласилась я и отвернулась к окну: – А теперь отвези меня в аэропорт, осточертел мне этот город.
Калинин в досаде покачал головой. Я хорошо видела его лицо, оно отражалось в окне, лишь частично теряясь в городских огнях. Видела, как он собирался с духом что-то сказать, может, возразить, но в конце концов молча вывернул обратно на дорогу. Но через пару километров опять затормозил.
– Ты правда хочешь улететь сейчас?
– Конечно. Хотя сейчас не получится, ближайший рейс утром. Так и знала, надо было в качестве свадебного подарка требовать самолет, а то отцовский Рогозин нещадно эксплуатирует…
– А как же поиски правды?
Ах, вот он о чем.
– Когда имеешь дело с комплексным уравнением, самое простое решение зачастую является верным, Рома.
– На что ты намекаешь? – нахмурился он.
– На то, что самое первое и самое очевидное предположение и есть правда. Марк спятил, мечтал растоптать меня как причину всех своих бед. Ты же читал письмо, понимаешь, чего он хотел. А досталось невинным девчонкам с моим лицом и моей же глупостью.
Реакция Калинина поставила в тупик. Он не злился, не бросился доказывать, как я неправа. Он засмеялся. Немного странным отрывистым смехом, но все мы сегодня перенервничали, день выдался насыщенным на события.
– Расскажешь, что тебя так порадовало? – не выдержала я.
– Ты неисправима, вот что. И я отвезу тебя в аэропорт, но сначала напомню: ты столько раз намекала, что Марк жив, спрашивала, уверен ли я в его смерти. И я говорил, повторял вновь и вновь, что уверен. Что я видел его труп, я опознал его в морге. Подписал документы. Думаешь, я мог не узнать человека, рядом с которым прошла вся моя жизнь? Похоронить вместо него кого-то другого? Что я мог перепутать его с сегодняшним шизиком? – тон Калинина стал жестким, на него непохожим. – Так вот, повторю еще раз: это невозможно. Ты строила теории, не хотела принимать правду, и я это понимал, не мешал тебе. Но ты, получается, совсем мне не веришь?
Он молча ждал ответа.
– Калинин, если я кому-то и верю, то тебе.
– Поэтому каждый раз пропускаешь мимо ушей мои слова о Марке? Я был с ним в ту ночь, когда девушка погибла. Это не желание его защитить, это неоспоримый факт. Плакало твое простое решение, да?
– Катрина сказала, вы все сильно поругались. И разошлись раньше полуночи. У Марка впереди оставалась целая ночь.
– Все верно: поругались, разошлись… Марк уехал к себе. И я отправился за ним, сказать, что альбом станет для меня последним. Я – не ты, не мог спасать его вечно. Мы долго выясняли отношения, у Марка не было шанса на встречу с той девушкой. И я говорил это тебе, рассказал полиции. Только вот в полиции более доверчивые люди работают, куда им до твоей подозрительности.
– А с первой девушкой у него тоже не было шанса на встречу?
