Сначала я подумала, что это мама пытается меня уязвить, но вдруг отчетливо поняла, как и почему смещалась ее реальность. Да она же попросту всю жизнь искала причины своих неудач и успешно их находила. Не добилась любви мужа — он не создан для семьи, и во всем виноват ребенок. Отец позволил мне учиться балету только потому, что ему нравились балерины. И ей было проще придумать армию любовниц вместо той единственной женщины, которая оказалась… особенной. Это болезненное отрицание правды и довело маму до беды.
— Мне было с ним так плохо, Наташа, но я не находила сил уйти, я безумно его любила. До самого последнего дня. Я отлично помню, как убила Дмитрия. Он пришел и сказал, что больше не может терпеть меня и мои выходки, что ты большая, и гробить свою жизнь в этом доме он не намерен. Он начал собирать вещи, я пыталась его остановить. Я была пьяна, цеплялась за его руки, но он и слышать ничего не хотел. Говорил, что презирает, что уходит к другой и этому их маленькому ублюдку, что будет навещать тебя, но не желает видеть меня. Совсем. И я не выдержала. Я велела ему убираться, стала выталкивать из квартиры. В коридор, и дальше — к выходу, кричала, что сожгу вещи, что не позволю забрать ему из дома, от которого он отказывается, ни единой мелочи. И уж точно не собиралась позволять ему видеться с тобой…
Я сжала зубы до скрипа, услышав это. Все это время мать использовала меня, настраивая против отца. Но если он не тянул на статус родителя года, то она и подавно! А я пыталась жалеть ее, даже по-своему оправдывала.
— И тогда он разозлился, отпустил выступ, за который держался, а я толкнула снова, велев проваливать к чертям… И он упал. Упал на этот ужасный стеклянный шип. И черти его забрали, — добавила она шепотом, и я поежилась.
Она действительно в это верила? В смысле про то, что ее проклятие оказалось таким роковым? Судя по огромным перепуганным глазам и прижатым к губам пальцам — да. Мороз прошелся по коже, и я снова подавила желание отодвинуться от матери как можно дальше. Раскаялась она, как же! Даже тут виноваты черти и неосторожно брошенное слово.
— Никогда не думала, что тело человека так легко проколоть. Раз — и эта пика уже торчит из его груди, а он смотрит на меня с такой лютой ненавистью. Он смотрел на меня с ненавистью в последний раз, Наташа. Он действительно меня ненавидел. Я никогда не смогу этого забыть. Мне этот взгляд снится.
Она замолкла, отняла руки от губ и уставилась на них так, будто ожидала увидеть кровь.
Я же покачала головой и тяжело вздохнула. Ничего принципиально нового я из этого разговора не узнала, но услышала достаточно. Например, то, что мать сожалела о моем рождении, что занятые своими жизнями родители думали о чем угодно, только не о дочери, пытались обелить себя всеми возможными способами, отрицая малейшие ошибки, а закончилось все очень плохо. Они посвятили себя бессмысленной борьбе, раз за разом что-то доказывая и наказывая. Но самое страшное, что каждый отрицал очевидный факт: уступи хоть один, беды бы не случилось. Увы, родителям было важнее отстоять свое.
Впрочем, мне ли судить, если я столь достойно продолжаю их бесславное дело. Точнее продолжала — больше не стану. Мама и папа уже ничего не исправят, но я могу попытаться.
Даже если шанс на счастье упущен, я могу хотя бы узнать, зачем мне вчера звонил Вит.
Глава 19
Мобильный Вита молчал, требуя от меня некой изобретательности. Опасаясь, что запал пройдет, а зона комфорта слишком притягательна, я знала, что действовать нужно незамедлительно. И тогда поехала в его офис. Направляясь к сверкающей многоэтажке, я ругала себя за опрометчивость и нетерпимость, но четко следовала указаниям навигатора и молилась, чтобы Вит оказался у себя.
Судя по всему, везло. И хотя администратор отнесся ко мне подозрительно, это было объяснимо. Молодая женщина приходит и спрашивает акционера компании под самый конец рабочего дня. Встречу заранее не назначала, цель визита сообщать отказывается. А если уж совсем честно, я даже имя своего спонсора не смогла произнести нормально. Запнулась, и Виктор Михайлович превратился в Вит… ктора Михайловича, что было уж совсем подозрительно. Но все же звонок наверх расставил все по местам. Наградив меня последним недоверчивым взглядом, женщина за стойкой указала в сторону лифтов, скупо улыбнулась и дежурно пожелала мне хорошего дня. Поднимаясь на нужный этаж, я не переставала гадать, что же такого сказал Вит, что девушка отнеслась ко мне настолько настороженно.
«Пропустите мою любовницу немедленно»?
«Это балерина, которую я вышвырнул из театра, посмотрим, что скажет»?
«Свяжите и доставьте, а то снова убежит»?
Предположения находились одно чуднее другого, но правда в том, что я понятия не имела, как Астафьев отнесется к моему приходу. Наверняка он не спустит мне сброшенный звонок, не извинится за причиненный ущерб, не… В груди жгло от злости, хотелось кричать и сопротивляться, отстаивать свою точку зрения, но я всеми силами гасила этот внутренний порыв, едва ли не впервые с благодарностью вспоминая своих придурковатых родителей.
Зайдя в приемную Вита, я не нашла секретаря, но около минуты смотрела на ярких рыбок в огромном аквариуме. В свете неоновой мигающей подсветки они медленно и вальяжно перемещались от стены к стене, и явно были призваны настроить гостей на мирный лад. Они обязаны были помочь и мне.
Дверь кабинета я толкнула без стука. Вряд ли Вита удивит моя невоспитанность, а излишней вежливости я не хотела. В моем визите этого понятия просто не было. Однако стоило глазам привыкнуть к полутьме кабинета, как все переживания показались пустыми и бесполезными. Потому что за столом сидел не Вит, а Светлана. Закинув ноги на стол, она листала тот самый злополучный плейбой и на лице ее было выражение умиления. Дело принимало по-настоящему паршивый оборот.
— Мне нужен Вит, — сказала я, все так же не утруждаясь вежливостью.
— Вита никогда не бывает в это время. Дважды в неделю он занят со своей массажисткой. Светловолосой и отлично владеющей техникой горлового минета.
Я постаралась не дрогнуть, но не уверена, что удалось. Что это было? Попытка заставить меня ревновать? Дать понять, что я не просто не единственная, а одна из множества? В смысле Светлана терпит, и мне, раз уже претендую на что-то, придется?
— Знаете, она немного похожа на вас, — не дала мне додумать мысль госпожа Астафьева. — Особенно на этом фото.
И она показала мне снимок, который в свое время оценила Машка. Признаться, мне стало не по себе от понимания, что удар достиг цели и Вит действительно видел все эти снимки. Но все же что они делают здесь?
— Удивительно, чего только не найдешь в столе супруга, пока тот развлекается. По-моему, ему просто нравятся светлые волосы. Как думаете?
— Планируете перекраситься? — не сдержалась я.
— Никогда, — прищурившись, серьезно ответила она. — Знаете, Наталья, мне, по большому счету, все равно, кто и что нравится мужу, пока это не становится видно.
— Знаете, я лучше пойду, — слушать излияния женщины, от которой мороз по коже, я вовсе не желала. В ее присутствии у меня с первого дня становились волосы дыбом. Как мог Вит решиться жениться на ком-то, подобном ей? Как он мог предпочесть ее мне?!
— Знаете, что он мне обещал? — спросила Светлана со смешком, стоило развернуться к выходу. — Не любовь, не верность, не тепло… нет, конечно! Он обещал только одну вещь: что никогда меня не опозорит. А потом сел в самолет и больше месяца трахался с балериной, которую после этого еще и вышвырнул из театра. Почему? От соблазна подальше? Это, значит, не позор, по его мнению? Когда все тыкают пальцем, когда газеты пестрят новостями о том, как он развлекался в сауне.
Да что им всем эта сауна сдалась?! Меня там вообще не было!
Я бросила через плечо взгляд на Светлану и опешила. Она выглядела такой равнодушной, что волоски на затылке снова зашевелились, будто подавая сигнал. И это при том, какие безумные предположения роились в ее голове. Значит, Вит вышвырнул меня из театра чтобы не было искушения позорить свою сверх меры приличную женушку? Боюсь, правда ее расстроит куда сильнее. Или правду она уже узнает, просто прикидывается? Ведь выяснила же как-то про массажистку. Впрочем, это вполне может оказаться ложью. У меня нет причин ей верить.
