несёт галопом в пропасть, но я не могу с собой ничего поделать.
— Ты мне себя обещала, — сжимаешь мои пальцы.
— Не мучай меня! — я вырываю у тебя свою руку, ухожу в комнату и обессиленно падаю на диван.
Вскоре он проминается под твоим телом. За окошком стемнело, и мы проводим последние часы перед разлукой не видя друг друга. И почти не разговаривая. Любим друг друга. Сильно, неистово, прощаясь навсегда.
Уходим из квартиры вместе около восьми вечера. Джип Игоря Кирилловича приветливо моргает мне фарами. К счастью, ты этого не замечаешь. Долго целуешь меня у подъезда. Слёз не осталось, сил тоже. Пишу тебе на бумажке номер телефона.
—Лапа моя сладкая, как устроюсь на новом месте, сразу позвоню. Не плачь, пожалуйста, не рви мне сердце.
— Угу.
Я посматриваю на джип Игоря Кирилловича и сейчас боюсь одного. Что он выйдет из машины, пока ты не уехал. Свой номер телефона ты забываешь дать. Или делаешь это нарочно. А я не прошу. Садишься в серебристую иномарку и уезжаешь. На долгие шесть лет.
* * *
Фрол
Сажусь в машину и больше не сдерживаю слёз. Они катятся по щекам, и это для меня дико. Пять дней изменили мою жизнь. Может к чёрту этот контракт. Оставляю машину на улице и возвращаюсь бегом во двор. Замираю на углу дома, задохнувшись от возмущения. Ты стоишь у чёрного внедорожника. Мужчина вручает тебе огромный букет алых роз и помогает сесть в машину. Заметив меня, мужчина садится за руль, и джип срывается с места.
Я хлопаю себя по карманам, чтобы позвонить тебе. Телефон, конечно же, забыл в машине. В полной растерянности возвращаюсь в неё. Я знал, что ты поедешь к этому человеку в клинику, но не знал, что с букетом и в его машине. Выходит, ты меня обманула. Набираю твой номер по бумажке, и мне отвечает мужской голос. Ничего не понимая, сбрасываю звонок. Меня трясёт от злости. Ты дала мне не свой номер или этот мужчина уже и по телефону за тебя отвечает. Звоню Серёге, чтобы переспросить твой номер. Он вне зоны. Не могу вспомнить, давал ли тебе свой номер. Лезу в интернет. Понимаю, что даже фамилии твоей не знаю. Мой самолёт сегодня ночью. Я пробыл с тобой до последнего, не имея сил уйти. Еду домой за вещами. Звонит Руслан. Внутри так болит, что я не в силах ему ничего рассказать. Да у него своих проблем выше крыше. Никого и ничего больше не хочу. Прощаюсь дома с родителями. Вызываю такси и еду в аэропорт.
В Италии жизнь берёт меня в серьёзный оборот. Позваниваю Серёге, но с ним удаётся связаться только в феврале. Оказывается, когда меня ранили, он вышел на тебя, через Костю, но его родители сорвали с учёбы и отправили в Германию. Умоляю Серёгу разыскать тебя в академии. Спустя три дня, он докладывает, что однокурсники после сессии тебя больше не видели и скорее всего причиной тому солидный мужчина на чёрном внедорожнике. Он часто поджидал тебя после учёбы. Мне часто снишься ты. В объятьях того мужика. С контрактников спрос большой, и я ухожу в спорт с головой.
* * *
Фрол
— Вот такой я дурень, Маргош, — глажу по спине жену. — Всю ночь проболтали с тобой. И это единственный вывод, что могу сделать. С девчонками до тебя всё ровно складывалось, по-спартански. С детства график спортивный жёстко писался. Жил футболом и шёл к своей цели напролом. Вот и упустил тебя.
— Что уж теперь вспоминать, — вздыхает Марго.
— Вопросов у меня много осталось…
— Давай не сейчас, — голос у неё сонный, грустный. — Если ты хотел про Игоря Кирилловича спросить, то не было у нас ничего. Я ему в тот вечер снотворного намешала. Побегал он ещё месяцок хвостом, а там меня такой токсикоз накрыл, что я до апреля институт забросила. Никита помог потом не провалить экзамены. С Костей мы рассорились. Отец его вместе с женой в Германию сплавил к родственникам, и сам туда потом свалил… Фрол, пойдём купаться.
Рита садится на постели, и первые лучи восходящего солнца застревают в её волосах. Моя прекрасная, нежная девочка, как же ты прекрасна. Я веду пальцами по нежной коже груди, ещё не округлившемуся животу.
— Пойдём, лапуль!
Мы одеваемся и на цыпочках выходим из номера. Ибрагим уже метёт двор и приветливо кивает нам.
— Опоздали мы на рассвет! — за воротами Марго берёт меня под руку, и мы не спеша идём к океану вдоль пальмового леса. Впереди расстилаются голубые воды лагуны с розовым небом над проснувшимся солнцем.
— Зато все закаты наши, — глажу я Маргошины пальцы. — Тем более, что ты у меня сова.
Мы минуем полосу прибрежных камней, насыпанных для защиты от наводнения. Такая себе защита для пятачка суши посреди безбрежного океана. На перевёрнутой лодке сидят до боли знакомые две фигуры. Мы переглядываемся с Марго и тихонько крадёмся к парочке. В очередной раз убеждаюсь, что у Руслана и на затылке есть глаза.
— Не вздумай напрыгнуть! — громко предупреждает он, не оборачиваясь. Над красными труселями чернеет загорелая спина.
Маруся сползает с лодки и бежит к нам, размахивая альбомом для акварели. Подхватываю дочку на руки и зарываюсь носом в её кудряшках.
— А мы рассвет рисовали! — раскрывает Маруся, с перепачканным в жёлтой краске носом, передо мной страницу со своими художествами. — Вот это солнце, а это мы с Русей на берегу.
— Красиво, — надо признать, что уроки рисования Руслана для Маруси не проходят бесследно. Каждый новый альбом значительно отличается от другого. Но как же не подколоть кровинушку: — Только тут ты какая-то высокая. Платье какое себе длинное нарисовала. Короны не хватает.
Маруся поджимает губы и смотрит на мать:
— Не могла меня раньше родить!
— Э, что за претензии? — Марго треплет дочку за коленку.
— Рожать можно с восемнадцати, — склоняет Маруся голову набок. — Я у Анны Ивановны всё разузнала.
— Но мы с твоим папой познакомились значительно позже.
— Да, Марусь! — поддакиваю я, подбрасывая дочку на руке. — Так что не обессудь. Женились, зато, как романтично.
— Ну уж я-то замуж точно не в аэропорту буду выходить, — Маруся прикладывает ладошку козырьком ко лбу и глядит на Руслана, склонившегося над рисунком. — Волчок, теперь можем
