личность, — то ещё сражение. Ты борешься за это, чтобы сохранить отношения. Борешься за любовь. Ты отстаиваешь себя или борешься за отношения? Без чего ты не можешь жить? Вот твой ответ.
Я слушаю. Он говорит серьезно, и независимо от того, верю ему или нет, его слова заставляют меня задуматься. Я наблюдаю, как он встает, и, лишь краем глаза, мне удается разглядеть его лицо, пока он вытаскивает чаевые из бумажника и бросает на стойку. Он моложе, чем я думала, красивый, с аккуратно подстриженной бородкой. Он направляется ко мне, и я напрягаюсь. Когда он двигает плечами — похож на льва. Не хочу знать, кто он, но догадываюсь. Он выглядит опасным, как человек с определенной целью. Я едва успеваю осознать что происходит, когда он нависает надо мной, и приходится поднять глаза. В моих глазах отражается солнечный свет из окон. Я хватаюсь за край стула, словно ребенок.
— Жизнь одна. Хочешь потратить ее впустую, борясь с собой, валяй.
Он протягивает руку и касается большим пальцем складки между моими бровями, затем наклоняется к уху.
— Или можешь бороться за то, что тебе не безразлично, — мягко говорит он. Его дыхание раздувает пряди моих волос. — Чего ты боишься, Элена?
Я никогда не говорила этого вслух. Никогда не признавалась другу, но вот я делаю это. Признаюсь незнакомцу.
— Боюсь, что они подумают обо мне. Если смирюсь с тем, кто я есть на самом деле.
Начинаю дрожать. Мое признание высасывает из меня не только виски, но и силы.
Он улыбается так, словно все это время ждал этого. Он теплый; я чувствую жар, излучаемое от него. Боже, этому мужчине, наверное, никогда не бывает холодно.
— Позволь людям почувствовать важность того, кто ты есть на самом деле, и, черт возьми, смирится с этим.
Я задыхаюсь, рот открыт, а глаза остекленели. У меня оргазм из-за правды.
Он бросает листок бумаги на стойку рядом с моим пустым бокалом и выходит за дверь.
Место на моем лбу, где он коснулся, покалывает. Я протягиваю руку и потираю его. Важно то, кто я есть. Я не обязана разбираться с этим. Это их дело. Муслим прав. Я такая, какая есть. Смирись с этим или проваливай.
Я не обязана верить. Нет. Но слова Муслима впитались в меня, теперь я понимаю их смысл. И тогда все меняется. Могут ли перемены изменить вас за считанные секунды? Для этого просто нужен правильный момент, слова, единое осознание мозга и сердца. Я буду бороться.
Муслим Блэк остановился в замке Манреса11. Я слышала, что там обитают призраки — мертвые женщины, измученные любовью, и все в этом духе. Даже после смерти тебе не избежать разбитого сердца. Досадно. Навязчивый он или нет, но что-то в Муслиме подсказывает мне, что он не будет возражать против них. Я не звоню ему сразу. Я ношу этот клочок бумаги в кармане, словно живое существо. Тебе просто любопытно, напоминаю себе. Это испуг или влечение к нему? Может быть, и то и другое. И вообще, что это обо мне говорит? Когда я, наконец, звоню ему, он берет трубку, называя меня по имени. Голос, полный хрипоты и пикантности, от которого каждый волосок на вашем теле встанет дыбом. А потом он произносит твое имя. Буквы «Э» звучат с придыханием, даже грубостью. По-своему, никто никогда так не говорил.
— Здравствуй, Элена.
— Как ты узнал, что это я? — Сердце колотится, и мне приходится согнуться и спрятать лицо между коленями, пока не придет время снова заговорить.
— Не все знают этот номер.
— Ты сам мне его дал.
— Я тебя не слышу…
Я выпрямляюсь и повторяю снова.
— Ты — не все, — говорит он.
Интересно, лежит ли он на гостиничной кровати или ходит по номеру?
— Кто же я?
Слышу, как он перекладывает телефон из рук в руки. Возможно, меняя позы. Раздумывает ли он, как лучше ответить? Я не хочу быть частью его игры; я позвонила не поэтому. Когда он отвечает мне, его голос насыщенный, как обычно.
— Ты — Элена. Разве этого недостаточно?
Я фыркаю.
— Не так, — говорю я. — Заставь меня почувствовать себя особенной, заинтересуй меня.
Он на мгновение замолкает, а потом говорит:
— Хорошо.
— Можешь научить меня своим штучкам?
— Каким именно?
Я не хочу играть в эту игру. Хочу, чтобы он читал мои мысли, как раньше. Не заставлять умолять меня.
— Забудь. — Начинаю вешать трубку, когда слышу, как он говорит:
— Нет, нет, нет! Погоди. Элена…
Неужели, ему стало неудобно? Интересно. Из-за этого я снова подношу телефон к уху. Я не жалею, что позвонила, потому что он говорит мне то, что хочу услышать.
— Хорошо. Да, я научу тебя.
Получать то, что ты хочешь, но при этом вселять сомнения — неприятное чувство. Словно ты делаешь что-то не так. Разве я такая? Решаю проверить мотивы Муслима.
— Почему? — Спрашиваю я.
— Потому что ты попросила.
Затем:
— Не хочешь поужинать со мной?
Я соглашаюсь встретиться с ним в «Алхимии» следующим вечером. Я предложила какое-нибудь светлое и теплое место с сиреневыми стенами, которые напомнили мне о Грир, но Муслим настоял на своем.
— Название красивое, мне нравится, — сказал он, прежде чем мы договорились на шесть часов вечера.
Я одеваюсь во все черное, но взглянув в зеркало, понимаю, что выгляжу безумной и напуганной. Поэтому переодеваюсь в бежевый свитер и рваные синие джинсы, в которых, по словам Грир, похожа на секс-бомбу. Пучок на макушке достаточно большой, делая меня серьезной, но когда спускаюсь в «Алхимию» в 5:55, не ощущаю себя важной персоной и в этом, я полагаю, дело рук Муслима Блэка. Я серьезно решила вернуть Кита? Или я нахожусь в какой-то отчаянной, неравнодушной фазе восстановления? Кого это волнует? Говорю себе. Просто делай, что хочешь. Что бы это ни было. Прежде чем войти в дверь «Алхимии», делаю селфи под названием «На крючке».
Муслим уже сидит за столом с запотевшим стаканом сбоку. Я рада, что вспотела не я одна. Стоп, а как же Кит? Сколько времени прошло с тех
