Рина бьет его по лицу, и его голова откидывается назад под неудобным углом.
— Нихрена ты не сделал, и ты это знаешь. Использовал меня как няньку для Анаис, потом из-за ревности выдал меня замуж. Ты отдал меня этой свинье Конти, зная, что он со мной сделает, — на этот раз она бьет его в живот, нанося несколько точных ударов в солнечное сплетение и по ребрам.
Саверио одаривает ее мерзкой ухмылкой, изо рта у него вырывается воздух, и он с трудом дышит.
— А твой новый муж знает, кто ты? — когда он смотрит на меня, в его глазах появляется злобный блеск. — Он знает…
Катарина затыкает ему рот кляпом, заставляя его замолчать. Она поворачивается и подходит ко мне.
— Я расскажу тебе. Он только исказит правду и попытается поссорить нас, — ее глаза ничего не скрывают от меня, и я знаю, что она искренна.
— Все в порядке, — я быстро целую ее. — Я доверяю тебе. Хочу услышать это только из твоих уст.
Испытав облегчение, она сжимает мою руку, прежде чем вернуться к своему отчиму.
— Жаль, что у меня нет времени помучить тебя, ничтожество, — говорит она, разрезая ножом рубашку на его выпирающем животе. Пуговицы разлетаются, и на пластик хлюпает кровь, когда Катарина обходит его, нанося мелкие порезы. — Ты для меня ничего не значишь, и единственный человек, который будет скучать по тебе, — это Анаис, но я планирую это исправить. Она должна знать все, и я ей расскажу. Со временем она тоже возненавидит тебя. Она присоединится ко мне, станцует на твоей могиле и отпразднует твою смерть.
Моя жена заблуждается, если правда верит, что это произойдет. Мне не нужно хорошо знать Анаис, чтобы понять, что она никогда не поддастся на уговоры. Я не могу винить Рину за ее преданность сестре, даже если Анаис этого никоим образом не заслуживает. Я беспокоюсь о последствиях, но это беспокойство стоит отложить на другой день. Есть более насущные требования, например, сделать так, чтобы русские попались на это, а «Комиссия» поверила без каких-либо подозрений. Рине ничего не будет грозить. Я добьюсь этого, даже если мне придется пожертвовать своей честностью или жизнью.
Никто не осмеливается заговорить, пока Рина изгоняет демонов. На каждом лице читается облегчение, когда она убивает его, из его глаз текут слезы, а сквозь кляп доносятся приглушенные крики. Он мочится в штаны, и мы с Фиеро обмениваемся взглядами. Это жалкий способ для дона уйти из жизни, но неправильный выбор Саверио привел к этому моменту, и он полностью сам виноват.
Рина срезает с него пропитанные мочой штаны, оставляя его полностью обнаженным. Его член болтается между мясистыми бедрами, и он представляет собой отвратительное зрелище. Пойманный в ловушку стыда он пытается найти выход, когда Рина вонзает свой нож в его задницу сквозь планки стула, пихая в него острое лезвие.
— Это даже близко не сравнится с той болью, которую я испытывала, когда Пауло и его люди неоднократно насиловали меня, — кровь растекается лужицами позади него, и еще больше крови вытекает спереди, когда Рина проделывает глубокую дыру в его животе.
— Ух ты, она не сдерживается, — бормочет Фиеро себе под нос, когда Рина глубоко вонзает нож, вращая его внутри живота, разрывая его плоть в клочья. — Она уравновешенна и сосредоточена, когда на нее давят. То, как она справилась с ситуацией, когда мы попали в засаду, произвело на меня серьезное впечатление. Она потрясающая женщина.
— Моя жена — королева. Настоящая королева мафии. И она моя, — я сверлю его убийственным взглядом, предупреждая, чтобы он придерживал свои мысли строго в рамках профессионального уважения.
Он ухмыляется, наклоняясь, чтобы прошептать мне на ухо.
— Я все еще буду рад, если ты поделишься.
— Только в твоих гребаных мечтах, придурок, — я отталкиваю его, когда он хихикает и переключает внимание на сцену перед нами.
Рука Катарины тверда, когда она вонзает нож в бедро Саверио, намеренно избегая попадания в артерии.
— Моя мать была эгоистичной сукой, но она все равно оставалась моей матерью, — говорит она, вынимая нож только для того, чтобы воткнуть его обратно. Кровь сочится из нескольких мест, и жить ему осталось недолго. — Это за то, что ты убил ее, когда она посмела критиковать тебя, когда ты поселил своих шлюх в ее доме, — затем она резко нападает на него, нанося удары ножом по всему телу, пока в его глазах не гаснет свет и голова не склоняется вперед.
— Ты и так сделала достаточно, моя донна, — Ренцо сжимает ее плечо, и мне тут же хочется оторвать руку от его тела, чтобы он больше никогда не смог к ней прикоснуться. — Позволь мне позаботиться об остальном.
Я стремительно пересекаю пространство.
— Убери свои руки от моей жены, — рычу я, приближаясь.
Ренцо отстраняется и сердито смотрит на меня.
— Тронешь ее еще раз, и ты труп.
Рина внезапно приходит в себя и закатывает глаза.
— Успокойся, тигр. Он ничего такого не имел в виду, — она наклоняется ко мне, и я автоматически обнимаю ее. — Я хочу домой. Нам есть о чем поговорить, — ее голос лишен эмоций, и я подозреваю, что это отняло у нее гораздо больше сил, чем она ожидала.
— Фиеро, — я зову своего приятеля. — Помоги Ренцо избавиться от тела и организовать уборку.
— Понял.
— В этом нет необходимости, — говорит Ренцо, выглядя крайне раздраженным.
— Поверь мне, это необходимо, — я бросаю на него взгляд, который дает ему понять, как мало я ему доверяю.
— Кремируй его и отправь прах Анаис, — говорит Рина. — Ей нужно успокоиться, и она захочет организовать похороны.
Я не думаю, что это разумно, но держу мнение при себе, потому что знаю, что спорить бессмысленно.
Игнорируя Ренцо, я смотрю на своего лучшего друга — единственного человека, которому я полностью доверяю свою жизнь.
— Подбрось улики, которые будут указывать на русских. Я хочу, чтобы это привело к Антону Смирнову. Громкого убийства, кровавой перестрелки и информации, собранной Катариной, будет достаточно, чтобы его с позором выслали из США, — у «Комиссии» есть контакты в высших эшелонах власти. Если мы убедим их, что все это дело рук Братвы, они добьются того, что Антона вышвырнут обратно в Москву, поджав хвост.
— Я все сделаю, — Фиеро наклоняется и целует мою жену в щеку. — Иди домой, regina. Твоя работа здесь закончена.
***
— Я налил тебе бокал вина, — говорю я час спустя, когда Катарина появляется в гостиной, одетая в леггинсы и топ с открытыми плечами. Ее влажные волосы собраны в беспорядочный пучок на макушке, а лицо бледное, но это не из-за отсутствия косметики.
Моя жена грустная и напуганная.
Это совершенно очевидно.
Ее звонок жене Эцио отнял еще больше сил, и я знаю, то, что она мне скажет, тоже ее подкосит.
— Иди сюда, — я убираю бокал и раскрываю объятия. Она колеблется несколько секунд, прикусывая нижнюю губу, прежде чем подбежать ко мне и забраться на колени. Я крепко прижимаю к себе и успокаивающе провожу рукой вверх и вниз по ее спине. Она прячет голову у меня на груди, вцепившись в мою футболку и вдыхая свежий аромат геля для душа, который остался на моей коже. Я приподнимаю ее подбородок, чтобы она посмотрела мне в глаза. — В его смерти нет твоей вины. Каждый капо знает, чем рискует, когда дает клятву.
— Я несу ответственность за каждого мужчину и каждую женщину, которые работают на меня, Массимо. Его смерть, как и смерть многих других людей до него, — моя вина. Не имеет значения, что я всегда обеспечиваю надлежащую заботу об их семьях. Чувство вины — это то, что я буду нести с собой всю оставшуюся жизнь, вместе с потерей, — она выглядит невыносимо печальной, когда смотрит мне в глаза. — Эцио был хорошим человеком. Верным солдатом. Я считала его другом. Я буду тяжело переживать его потерю, — она проводит рукой по груди.
— Твое сострадание отличает тебя от коллег-мужчин, — я прижимаюсь губами к ее лбу. — Твоя забота о подчиненных, и интерес, который ты проявляешь к их семьям, — вот что подтверждает их преданность тебе. Эцио погиб с честью, защищая свою королеву. Он умер, зная, что ты позаботишься о его жене и детях. Сомневаюсь, что он о чем-то сожалел.
