— Ах, сейчас у молодежи совсем нет чувства романтики. Продолжай сопротивляться. Сделай себя несчастным и жалким. Любовь сотрет тебя в порошок.
Любовь? Эта мысль не была бы ему чужда, если бы он был зеленым юнцом.
— Я хочу её. Но я не люблю её.
— Ты ведь уже знаешь это, да? Ты уже знаешь, что не сможешь вечно бегать от любви?
Джек откинулся на спинку кресла. Будь проклят этот человек и его вопросы.
— Нет, я не знаю этого.
Брайс понимающе кивнул.
— Я привез джинсы и рубашки для Морган. А пока, ты можешь угостить меня каким-нибудь завтраком. После, ты скажешь, чего хочешь: чтобы я достал эти вещи из своей лодки… или же увез их назад.
И оставить Морган только в том соблазнительном нижнем белье.
В памяти мгновенно появился её образ в золотистом бюстгальтере и прозрачных стрингах, он поразил его мозг и его член немедленно встал. О да, Морган была очень горячей в этом наряде. Только представив ее, он уже дошел до точки кипения, и пламя желания быстро сжигало его.
Черт, он видел сотни обнаженных женщин и особенно близко Алиссу и ее девочек. Они заставляли его возбуждаться довольно часто. Но это чувство несравнимо с тем, что он ощущал рядом с Морган, оно уничтожало его логику и душевное спокойствие… Джек, находясь с ней, чувствовал себя настоящим неандертальцем. Словно он должен был знать, что она принадлежит ему, и он должен быть уверен в том, что всегда будет оберегать ее и делать счастливой.
Мысль об успехе в убеждении Морган — стать его во всех отношениях, заставляла его кровь просто кипеть. Твою мать. На данный момент, он не мог придумать ни одного аргумента, который мог бы доказать, что его дед неправ.
В самом деле, если он жаждал Морган и хотел оберегать её, ему просто было необходимо установить между ними очень сильную связь. Такую, которая могла бы дрогнуть, но не сломаться, когда Морган узнает, почему он решил дать интервью для её ТВ-шоу… И что он подкупил её приятеля Реджи, чтобы это произошло. Все что он сделал — все было ради мести.
Он расскажет ей все… но не сейчас. Не раньше, чем они станут еще ближе. Для начала, он должен заслужить её доверие на интуитивном уровне, заставить запомнить её тело, что для него на первом месте стоит её благополучие. И спальня была отличным местом, чтобы начать разрушать ее барьеры. Как только она сдастся, они смогут поговорить. И все встанет на свои места.
Осознание, справедливость и план — все встанет на свои места в этот момент, как кусочки головоломки, бывшие до этого вне досягаемости.
Наконец, он произнес, — Мне не нужно время, чтобы подумать. Забери ее одежду с собой, Grand-pere. И не приноси ее сюда больше.
Брайс широко улыбнулся, сверкая белоснежными зубами, выделяющимися на фоне его темной кожи каджуна.
— Laizzez les bon temps roule!
О, да. Пусть хорошие времена настанут…
Мы закончим это позже. В то время, как Брайс за завтраком пытался ее очаровать, она не могла перестать думать над обещанием Джека.
Она отругала пожилого человека за то, что он не принес ей ничего, кроме нижнего белья. На что тот лишь жизнерадостно улыбнулся, и, одарив ее взглядом темных глаз, пожал плечами, абсолютно не выглядя при этом виноватым.
Но Джек… его взгляд прожигал ее, напоминая о ранее сказанных им словах. Мы закончим это позже. Морган хотелось заглушить это воспоминание, забыть его голос, резонирующий в голове
Джек полил свою порцию омлета соусом тобаско и посмотрел на нее так, словно она была вкуснейшим угощением, и одновременно с этим приводила его в состояние крайнего замешательства. Хотя наверняка, желание обладать ею стояло на первом месте.
Черт возьми, почему она вообще сказала “да” Джеку и его игровой комнате? Да потому что, сказать “нет”, после того, как он доставил ей столь изысканное удовольствие, казалось почти невозможно. Поэтому согласиться на его предложение представлялось настоятельно необходимым. Особенно, вспоминая о том, как его рот порхал над ее телом, толкая ее к невероятной кульминации.
Теперь же, когда удовольствие не подавляло ее способность дышать и думать, Морган не была уверена в том, что готова дать ему все, что он хочет. Ведь это не только изменит их отношения, но и навсегда изменит ее саму.
Пока Джек находился рядом, ее фантазии все более настойчиво и явно заявляли о себе. Ее внутренние порывы, вкупе с появлением Джека и его стремительного преследования, сделали ее жизнь насыщенной и полной впечатлений. Но с другой стороны, она хотела его — и страстно желала каждого дикого, умопомрачительного наслаждения, которое он мог ей доставить.
Размышления о том, чтобы поддаться импульсу и возбуждению, которое он пробуждал в ее теле, заставили ее почувствовать себя более живой, более… полноценной. Имело ли это смысл? “Мы закончим это позже”. И учитывая то, как Джек только что на нее посмотрел, она знала, что так и будет.
Поддаться или не поддаться искушению? Как и все, что касалось Джека, обещание, данное им, вызвало у нее чувство горячего стыда. Низ живота тут же свело от желания.
Это утро, крыльцо… Боже, она все еще чувствовала его язык на своей киске, который он с силой погружал в ее глубины, нежно овладевая ей. Он сводил ее с ума. Проникал в каждый нерв ее тела, словами доводя до экстаза, и окутывая ее сладким, теплым медом, не давая ей убежать.
Но ей было так чертовски любопытно… одна лишь мысль о том, чем он занимался на этих столах и стойках со всеми этими наручниками и зажимами, приводила ее в восторг. Не говоря уже о тех предметах, дать названия которым она была не способна, в силу своей наивности. И чем больше она боролась со своим желанием, тем сильнее оно зарождалось в ней, медленно овладевая ее волей, словно виноградная лоза, разрастающаяся в саду.
Что, если она позволит ему выполнить свою угрозу, и закончить то, что они начали? Будет ли все настолько ужасно, если она все-таки решится пойти на такой шаг? Хоть разочек. Ведь никто, кроме нее и Джека не узнает об этом.
Прикусив губу, она наблюдала за тем, как и без того, натянутая поза Джека становилась все напряженнее с каждой минутой промедления. Но Брайс, казалось, совершенно никуда не спешил, растягивая удовольствие от утреннего кофе. Темные глаза Джека обещали наслаждение, смешанное с болью. А в его соблазнительном взгляде светилось обещание полностью подчинить ее волю.
Морган сглотнула. Внутри все сжалось от смеси страха, волнения и предвкушения. Влечение росло, притягивая ее к нему, словно невидимыми нитями, крепнущими с каждым часом и связывающими их друг с другом.
Тот факт, что она отчаянно желала мужчину, вытаскивающего на свет все ее низменные фантазии, казался абсолютно нереальным. Мужчину, способного ввести ее в мир недозволенного, неприемлемого в обычном обществе, в мир, узнав о котором, ее мама, скорее всего, слегла бы с сердечным приступом.
