- Вечером к Тимуру пришел отец. Он видел меня. И я думаю, что узнал.
Лицо Миронова исказила гримаса недоумения и негодования.
- И ты все это время молчала? - почти на крик сорвался Миронов.
Он начал отчитывать меня, как нашкодившего котенка, а я, зажмурив глаза, ждала, когда он успокоится.
В этом его потоке брани в мою сторону, я не сразу расслышала звук притормозившего рядом автомобиля. Открыв глаза, я заметила огромный белый внедорожник с наглухо затонированными стеклами. Постепенно заднее начало опускаться, открывая вид на мясистую и отталкивающую физиономию Черниговского старшего. Все, на что у меня хватило сил от испуга, это еле слышно , не своим голосом произнести:
- Федор, Федор Черниговский.
Но Гена меня не слышал. Он все еще находился в возмущенных чувствах и не прекращал на меня ругаться.
Черниговский несколько мгновений сверлил меня своим рыбьим взглядом, а потом, улыбнувшись мне омерзительно слащавой улыбкой, резко поднял свое стекло. Но не успела я выдохнуть, как тут же открылось переднее, а на меня уставился человек в черной маске и с оружием в руках.
Время остановилось. Я смотрела в лицо палача и не могла вымолвить ни слова. А Гена, словно ничего не замечая, продолжал воспитывать во мне сознательность , ругая за безответственность. Ощущение безысходности заставило меня закрыть глаза и принять то, что было мне суждено.
Раз.
Слова Гены казались все тише и дальше. Чему быть, того не миновать. Может это все и к лучшему. Я- одна сплошная головная боль для всех.
Два.
Чей-то смутно знакомый голос издали взорвался громогласным "Миронов". Или мне просто показалось. Это все страх.
Три.
Крепкие мужские руки с силой схватили меня за плечи. А в голове только одна мысль, чтобы человек в маске не промазал, чтобы Миронов не пострадал. Так стало спокойнее и уже почти не страшно.
Четыре.
Оглушительный хлопок. Удар. Боль. Тишина. И только отрывки былого сна на подкорках сознания:
- Не закрывай глаза. Я же тебя предупреждал.
64. Клятва
Наверно, это был мой личный предел боли, когда разомкнув веки, я увидела глаза Гены. Мы лежали на грязном тротуаре лицом к лицу. Вот только, если мой взгляд метался по нему в попытках осознать, что только что произошло, то глаза Миронова были неподвижны. Пересохшими губами я попыталась закричать, позвать на помощь, но ничего не получалось. Голос не слушался меня. Все, что я могла, это судорожно открывать рот и повторять его имя.
-Гена, Гена, Гена, - как в бреду, едва различимо шептала ему.
Но Миронов не отвечал. Лишь спустя мгновение, словно удостоверившись, что я все еще была жива, он закрыл глаза. Через боль, разливавшуюся по телу, я поднесла перепачканную кровью ладонь к его небритой щеке и продолжала повторять:
- Гена, Гена, Гена!
А потом опять темнота, сквозь которую время от времени я различала чужие голоса, непонятный шум, вой сирены и постоянную тряску. Иногда пустота сменялась размытыми картинками: незнакомые люди, серое небо, белые стены.
Когда я смогла окончательно прийти в себя, то обнаружила, что лежала в больничной палате. Рядом со мной с каким-то препаратом стояла капельница, тонкие трубочки от которой вели в катетер в моей руке. Осмотревшись по сторонам, я поняла, что была в палате совершенно одна. Голова казалась отлитой из чугуна, а по телу волнами пробегали импульсы боли при каждой попытке пошевелиться. Но самое главное - я была все еще жива. Я видела, как за окном поливал дождь, слышала, как он барабанил по стеклам. Собрав все силы в кулак, я смогла сесть. Трубочки, торчавшие из левой руки и так мешавшие мне занять удобную позу, я постаралась аккуратно достать и только в этот момент обнаружила источник боли. Практически вся правая сторона моего тела была в ссадинах и ушибах. Но на мне не было повязок, а значит пуля, вылетевшая из машины Черниговского меня не задела. И в этот момент весь ужас случившегося безмерной лавиной обрушился на меня. Гена. Палату оглушил нечеловеческий вой. Мой вой.
- Тише, тише, - в палату мгновенно забежала молоденькая медсестра, - Вам нельзя так переживать. Успокойтесь.
Следом за ней вошел отец. Помятый, взъерошенный, совершенно не похожий на себя самого.
- Оставьте нас, - грубым голосом отдал приказ Горский и медсестра послушно выбежала из палаты.
Горский подошел ближе, придвинул стул и сел прямо напротив меня. Он долго осматривал меня, убеждаясь , что более медицинская помощь мне не нужна.
- Что с Геной? - я должна была знать правду. И да, сейчас я больше, чем когда-либо, надеялась на чудо.
- Как ты себя чувствуешь? - совершенно не замечая моего вопроса, сквозь зубы процедил отец.
- Нормально. Что с Геной?
- Ты видела, кто стрелял?- в очередной раз игнорируя меня, спросил Горский.
- Да, что с Геной?- мне пришлось повысить голос, чтобы он мне ответил.
- Кто это был?
- Черниговский. Что с Геной?- мой голос предательски дрожал. Молчание Горского медленно, но верно убивало любую надежду.
- Тебе нужен отдых. Постарайся поспать, - как ни в чем не бывало, отец встал и пошел к выходу.
- Просто скажи, что он жив! Прошу тебя! - в спину почти шепотом проговорила я.
Отец остановился, обернулся и, кинув на меня печальный взгляд, кивнул. После чего сразу вышел из палаты.
На смену ему тут же вернулась медсестра.
- Вам очень повезло. Все заживет очень быстро. И сотрясение совсем небольшое, уже через пару дней, наверно, вас отпустят,- она что-то крутила в капельнице и постоянно тараторила. От ее голоса голова вновь налилась расплавленным металлом.
- Со мной поступил мужчина. Верно?
- Да! Не просто мужчина, настоящий герой, как я поняла. Он, говорят, вас от пули спас. Вот это надо же, какой отважный! Вы только...
- Где он?- резко перебила эту трещотку в белом халате . Сейчас я понимала, откуда у Горского было столько грубости в голосе при разговоре с ней.
- В операционной еще, наверно. Его сам профессор Попов оперирует. Вы знаете...
- Где находится операционная?- вновь перебила девушку.
- Ну вы что! Кто же вас туда пустит! Да и нельзя вам пока выходить, и вообще, - она подошла ближе и положила руки себе на пояс. - Вы в таком виде собрались по больнице ходить?
Я тут же окинула себя взглядом. Действительно, кроме одноразовой полупрозрачной сорочки на мне ничего не было. Схватившись за край этого непонятного одеяния, я вопросительно посмотрела на медсестру.
- Где моя одежда?
- Вы поступили все в крови. Врачи не знали, есть у вас ранение или нет. Пришлось все разрезать, чтобы они могли вас осмотреть. Потом еще возили на томографию, а там...
- И что в больнице не нашлось чего-то более приличного?- мне порядком надоело перебивать девушку, но иначе этот разговор никогда бы не закончился.
- Мужчина, который только что вышел от вас, сказал ничего вам больше не давать и еще, чтобы вы не вставали, - захихикала девушка.- Грозный он у вас. Отец, да?
- Отец, - кивнула в ответ, совершенно не разделяя ее смеха. - Принесите мне халат, пожалуйста. Я никуда не убегу, только узнаю, что с моим другом.
- Нет, не положено! - командным голоском ответила медсестра.
- Не положено говорить мне гадости и оскорблять!- решила, что пора ее припугнуть.
- Да я вам и слова плохого не сказала! - опешила девушка.
- А вот это вы моему жуткому папочке будете объяснять. А я, знаете ли, выдумщица еще та! Халат!
Медсестра оказалась понятливой и уже через десять минут я ковыляла по больничным коридорам в ситцевом халате стародавних времен. Еле отыскав операционные, я поняла, что меня действительно никто туда не пустит, но это не означало, что я могла вернуться ни с чем. Я ловила каждого выходящего оттуда человека в белом халате с расспросами о Миронове, но никто мне ничего не мог сказать. Уже отчаявшись узнать хоть что-то о состоянии Гены, я прислонилась к стене и, обхватив руками голову, тихо застонала.