Красивая. Совершенная. Богемная.
Густые волосы рассыпаются по плечам блестящими волнами. На высоких скулах горит естественный румянец. Губы чистыми оставила, как Титов любит. Только манящие темные глаза оттеняет идеальная черная подводка.
Насыщенное фиолетовое платье второй кожей охватывает грудь, узкую талию и округлившиеся бедра, оставляя открытыми колени. Знает, что их Адам тоже очень любит. Визуально и тактильно.
Взмахнув рукой, Ева отбрасывает за плечо волосы и перехватывает с плеча сумочку. Провожаемая взглядами сотрудников, выглядит более чем уверенно. Если не сказать, нахально. Настолько, что все мосты на своем пути сжигает. Ни на кого не смотрит. Не приветствует. Направляется прямо к Титову.
Легонько касается его щеки губами.
Положив руку ей на поясницу, Адам задерживает жену дольше положенного. Смотрит в глаза в поисках бушующей внутри нее бури.
Находит. Черные глаза прожигают воздух. Проникают внутрь Адама, моментально воспламеняя там ответное пламя.
— Ну, здравствуй, муж.
— Здравствуй, Эва.
Титов обрывает зрительный контакт. Переводит дыхание, поражаясь тому, что одного разъяренного взгляда Евы хватает, чтобы перечеркнуть все его усилия над контролем. Срывает башню.
— Классные зубы, Макс, — слышит ее искусственно-беззаботный голос, обращенный к сверкающему новой белоснежной улыбкой Мексиканцу.
А воздух, между делом, так и трещит.
— Спасибо! Поначалу дико мешали, спать не мог нормально. А сейчас ничо, — делится Халюков, игнорируя шокированный вид старичка-коротышки в клетчатом серо-коричневом пиджаке.
— Тогда, как договаривались, Антон Григорьевич. Жду вас завтра в десять, — спешно выпроваживает того Титов. — А вы, Виталий Николаевич, займитесь сводкой экспорта за прошлый год.
— Как у тебя дела? — спрашивает тем временем Мексиканец у Евы.
Забываясь, оглядывает ее слишком откровенно.
— Отлично.
— Мм… у меня тоже.
— Халюк, — окликает Адам товарища, чуть грубовато. Заодно напоминая, что в данный момент он находится на работе. — Займись сайтом.
Скривив губы в пренебрежительно-недовольной гримасе, Мексиканец закатывает глаза.
— Докатился до программы пятого класса.
— И чтобы без всякой ерунды там, я тебя прошу, — предупреждает Адам. — Серьезная организация все-таки. Сдержанно, органично, информативно.
— А то я собирался использовать розовый шрифт с загогулинами и розочки по углам, — удаляясь, шутит новоиспеченный программист.
— Наталья Александровна, вы тоже можете быть свободны на сегодня, — обращается Адам к секретарю. — И дверь приемной, пожалуйста, прикройте, чтобы никто не входил. Моя жена очень расстроена. Туфли, которые она хотела, умыкнули прямо у нее из-под носа.
Вышколенная секретарша улыбается и выдавливает заученную понимающую улыбку, практически не вникая в смысл сказанного.
Ева внутренне буквально закипает. Но молчит, наблюдая за торопливыми сборами женщины.
Оставшись одни, Титовы не могут решить, кто войдет в кабинет первым. Сверлят друг друга напряженными взглядами.
Темные. Горячие. Взрывоопасные.
Оглушенные внутренним «я» своих непростых натур, стремятся выйти из-под наркоза выдуманной ими идеальности. Разорвать воздух криком злости. А следом — сладостной страсти.
У Евы больше шансов. Искушение сильнее.
Адам же держится, опасаясь больше всего того, чтобы ненароком не ранить ее еще сильнее. Чтобы в пылу этих эмоций в глазах Евы из героя не превратиться в безумного ублюдка.
Черт с тем, что под кожей каждая мышца натянута и вибрирует горячим напряжением. Титов себя научился сдерживать.
Жестом приглашает Еву пройти вперед. Отрицательно дернув подбородком, она дает понять, чтобы первым входил он. В левой брови Титова появляется тот самый насмешливый излом, которого он давно не выказывал. Не понимая, в чем проблема, он настойчиво приглашает жену быть первой.
Психанув, она, наконец, уступает. Прошагав через весь кабинет, оборачивается, лишь достигнув окон. Титов в этот момент неторопливо закрывает дверь и выжидающе замирает.
Ева замирает синхронно. Бессознательно задерживает дыхание. Смотрит на Адама широко раскрытыми глазами. Он прижимает к губам указательный палец, призывая ее к тишине, пока медленно преодолевает образовавшееся между ними расстояние.
— Только не кричи, Эва, — останавливается перед ней, не решаясь прикоснуться. Не уверен, какие чувства вызовет у жены в эту минуту. — Не кричи. Скажи все, как есть, но спокойно.
Ева сглатывает, невольно задумываясь о том, как изменился Титов.
«Неужели так бывает со всеми нормальными людьми?»
«Вчерашние» толстовки и джинсы сменил деловой костюм. Походка поменялась. Только взгляд все тот же. Тяжелый и обжигающий. Именно он не позволит ее обмануть.
Адаму в замкнутом пространстве тоже не слишком комфортно.
Небрежено бросив пиджак на диван, он резко расслабляет галстук. Прочесывает пальцами короткие волосы. Вдыхая, смотрит куда-то в сторону. Не на Еву.
Она же его буквально поглощает визуально.
Белая рубашка как нельзя лучше подчеркивает развитую мускулатуру и ширину его плеч, контрастируя с бронзовым оттенком кожи и вырывающимися из-под ворота и манжет татуировками.
А кто ему их гладит, эти рубашки? Что она за жена, если впервые об этом задумалась? Должна ли она делать это самостоятельно?
Должна?
Может, и нет. Но странность в том, что Ева хочет гладить рубашки Адама. Чтобы не какая-то там посторонняя женщина, которой за это заплатили деньги. А она, никогда не державшая в руках утюга.
У нее перехватывает дыхание, Титов же, возвращая к жене взгляд, демонстрирует ту самую стальную выдержку. Закладывая руки в карманы брюк, держит расчетливую дистанция, давая ей возможность действовать по своему усмотрению.
Смотрит свысока. Напрягая скулы, чуть щурит глаза, словно бы сдерживая то, что там живет.
«Не надо, Адам».
«Выходи».
— Нравится? — спрашивает Ева, рвано выдыхая.
— Что?
— Управлять такой махиной? Тебе через месяц только двадцать, Титов, а ты владеешь многомиллионным заводом: импортируешь, экспортируешь, совершаешь транзитные операции и что там еще? — рассекает застывший воздух руками. — Впрочем, неважно. Вопрос один: тебе нравится?
Титов абсолютно равнодушно пожимает плечами.
— Что сказать? Я не вижу в этом ничего сверхъестественного. У меня богатые родители, и я амбициозный ублюдок. Складываем. На выходе получаем Припортовый, как ценное приобретение.
— Нафига он тебе нужен-то в двадцать лет? — искренне недоумевает.
— Чтобы у нас было будущее, Эва. Я вошел в мир власти этого города.
— Ты разрушил мир власти этого города!
— Да. И теперь я буду тем, кто станет толкать и регулировать политику новой власти. А не какое-то дьявольское быдло.
Как бы то ни было, Ева — часть того же дьявольского быдла. Неужели его это совсем не волнует?
— Я тоже ценное приобретение? — язвит, намекая на треклятую империю, которую все еще не спешит наследовать после смерти матери.
— В некотором смысле. — И у девушки грудь стальным узлом стягивает. Дыхание стынет и застревает в легких. — Только ты больше не часть дьявольского клана. Исаевы теперь — только история. А ты, Эва, свободная планета.
— Аминь! — раздраженно резюмирует девушка высоким звенящим голосом. — Знаешь, на моей свободной планете существуют свои законы. Например, я могу принимать решения самостоятельно, и говорить сама за себя могу! Так что перестань отвечать, когда обращаются ко мне.
Понимание отражается улыбкой на его красивом лице.
— Так вот, что тебя бесит? Я просто не хотел, чтобы ты напрягалась.
— Может, ты и дышать за меня будешь, чтобы я не напрягалась.
— Я? Могу, — серьезно заявляет Титов. — Если хочешь.
— В том то и дело, что я не хочу.
Поджимая губы, Адам медленно втягивает через нос воздух. Долго смотрит на жену, прежде чем кивнуть.
