Фордж? Я видел, что случилось со многими сбежавшими детьми в Калифорнии. Их жизнь стала связана с наркотиками, алкоголем и сексом. Из-за Дрейвена Пресли остановила цикл.
— Что произошло дальше? Той ночью?
Она шмыгнула носом, пытаясь взять себя в руки.
— Мы с Джеремаей пытались успокоить Скарлетт, но у нее была истерика. Она умоляла меня вернуться домой, но я сказала ей, что ухожу с ней или без нее. Она начала кричать. Один из соседей включил свет, и это меня напугало. Поэтому я схватила все сумки, какие смогла, запихнула их в машину и уехала. Я оставила ее там.
— У тебя не было выбора.
— Я могла остаться, — сказала она. — Я могла остаться ради нее.
— Как ты думаешь, где бы ты была, если бы осталась?
— Я была бы мертва, — немедленно ответила она. — Может быть, не в физическом смысле, но он убил бы мою душу.
— Значит у тебя не было выбора. И я, со своей стороны, рад, что ты убралась оттуда к чертовой матери.
Пресли пожала плечами.
— Может быть.
Груз ее прошлого осел в комнате, воздух стал густым и тяжелым. Мы вдвоем сидели в тишине, пока я снова и снова прокручивал в голове ее историю. Гнев на ее отца жег меня изнутри, и мое мнение изменилось. Я не стану впутывать Лорелин в его кончину. Я хотел сделать все сам, чтобы удовлетворить себя и Пресли. Я всегда верил, что в аду есть особое место для тех, кто причиняет боль детям, особенно своим собственным, и ее отец принадлежал к этому кругу.
Боже мой, она была такой сильной. Каково ей было ехать в Монтану одной? Насколько она боялась уезжать? Ей повезло, что она получила работу в гараже. Я был человеком, который верил в судьбу — и то, что она получила работу у Дрейвена, было не чем иным, как судьбой.
А потом она потеряла его.
Он был отцом, которого у нее никогда не было. Отцом, в котором она всегда нуждалась. А этот сукин сын Маркус Вагнер подтолкнул его к самоубийству.
А я снял об этом чертов фильм.
Блять. К черту меня и к черту этот фильм.
Мне никогда не следовало приезжать сюда. Мне никогда не следовало покупать этот сценарий. Он бы умер, и никто бы не узнал эту историю. Но теперь было слишком поздно. Я нашел Пресли, и оставить ее было невозможно.
Я пытался забыть ее в течение нескольких месяцев, но каждую ночь, когда я ложился спать один, мне хотелось, чтобы она была рядом со мной. Я думал о ней каждое утро, и мне снилось ее лицо и смех.
У Пресли больше не было Дрейвена, который защищал бы ее, выслушивал ее горести, но у нее был я. У нее всегда был я, мужчина, который стоял рядом с ней, когда она хлопнула дверью перед носом у мудака. Мужчина, который относил ее в постель, когда она засыпала за просмотром фильма.
Люк Розен не был таким мужчиной.
Пресли была сама по себе, ей не нужно было, чтобы я поддерживал ее, но я бы все равно сделал это.
— Ты самая сильная женщина, которую я когда-либо встречал.
Она усмехнулась.
— Очень в этом сомневаюсь.
— Ты проложила себе путь к хорошей жизни. Это и есть определение силы.
— Но правильно ли я поступила? — спросила она. — Я освободила себя, но оставила свою сестру-близнеца позади.
— Ты не всегда можешь спасти кого-то. Иногда они сами должны хотеть спастись.
Она снова посмотрела в коридор.
— Раньше я писала ей. Все, что у меня было, — это номер, который был у нее в старшей школе. Насколько я знаю, мои родители забрали этот телефон, и теперь этот номер принадлежит кому-то в Скоки, штат Иллинойс. Но я писала ей, и хранила ее в своем сердце. Я всегда надеялась, что она выберется.
— Она здесь, не так ли? Она выбралась.
— Когда? Он причинял ей боль все эти годы? Десять лет, Шоу. Десять. Я точно знаю, сколько синяков человек может получить за десять лет.
Я больше не мог держать дистанцию между нами. Не мог сидеть и смотреть, как она пытается взять себя в руки. Я придвинулся ближе, взял ее руки и убрал их с ее ног. Затем закинул ее колени себе на ноги, чтобы наклониться ближе.
— Не вини себя за это. Ты не сделала ничего плохого. Тебе было восемнадцать, и ты тоже была напугана. Ты во всем этом не виновата.
Она посмотрела мне в глаза, эти прекрасные кристально-голубые озера наполнились слезами.
— Я бросила ее.
— Ты спасла свою собственную жизнь.
— Чувство вины, — она с трудом сглотнула, — давит на меня.
— Отпусти это, детка, — прошептал я. — Перестань принимать это так близко к сердцу.
Она упала мне на грудь, и плотина прорвалась.
Я обнял ее за плечи, притягивая к себе на колени, когда она обмякла в моих объятиях. Ее плечи содрогнулись, и слезы пропитали мою рубашку.
— Отпусти это, — прошептал я ей в волосы. — У тебя есть я.
Она уткнулась лицом мне в шею, и плакала пока слез не осталось совсем. Я ожидал, что она выпрямится и отстранится. Я был готов к стене, которую она воздвигнет между нами.
Но она осталась.
Она держалась за меня, а я держался за нее. Барьеры, преграды исчезли.
Доверие. Честность. Вера.
Они окутали нас и послали волну надежды по моим венам.
Мы собирались сделать это. Я собирался вернуть ее. Парализующее давление в моей груди ослабло вместе со страхом, который поселился глубоко, когда я подумал, что потерял ее.
Битва не была выиграна. Еще. Но я уйду только победителем. Я выиграю Пресли Маркс.
Она была моим якорем.
Она была моим сердцем.
— Прости, — сказала она, сделав глубокий вдох и откинувшись назад. Она вытерла щеки, шмыгая носом. — Я не хотела вываливать все это на тебя.
— Я рад, что ты это сделала. Ты в порядке? — Я обхватил ее щеку, большим пальцем вытирая последнюю слезинку.
Она встретилась со мной взглядом, прижимая свое лицо к моей ладони.
— Да. Пока что.
— Когда «да» превратится в «нет», найди меня. Хорошо? — Я провел кончиками пальцев по ее подбородку.
Дыхание Пресли сбилось, а глаза вспыхнули, когда я наклонился ближе. Наши носы почти соприкоснулись.
Сейчас мы были ближе, чем за последние месяцы. Жар ее кожи, тепло ее прикосновений, ее запах…
— Я так скучал по тебе, Прес.
Она наклонилась, ее губы почти коснулись моих, затем она отстранилась и соскочила с моих колен, качая головой
