У меня в кармане завибрировало. Я с удивлением достал трубку и обнаружил сброшенный входящий.
Он извлек из портмоне несколько пятисотенных купюр и положил передо мной.
— Мне бы не хотелось, чтобы наша принцесса в чем-то нуждалась. Она у нас как сыр в масле каталась, мы ни в чем ей не отказывали. Прошу, не надо экономить на ней.
— Ваша принцесса, как я заметил, весьма неприхотлива в быту и неплохо готовит, между прочим. И уж точно не голодает.
— Она любит фрукты. А вы за неделю ей даже яблок не купили, — с укором заявил Каулитц, словно речь шла о плохом содержании его морской свинки.
— Она не просила.
— А у самого ума не хватило? — смешно возмутился Том.
Странно, но в этот момент я почему-то действительно поверил, что Мария жила, как сыр в масле, обласканная и искренне любимая, если и не этой молчаливой тварью, то его хозяйственным братом точно.
Том бросил быстрый взгляд на ближайшего к себе охранника. Тот вышел в приемную и вернулся с большим фирменным пакетом.
— Мари ушла из дома совсем без одежды. Здесь все необходимое, все новое, с бирками. Скажите, что зашли в магазин и купили ей одежду. Думаю, ее уже тошнит от той водолазки, в которой она ходит несколько недель. Только не вздумайте сказать, что видели нас. Она не возьмет и сбежит при малейшей возможности. Она у нас гордая девочка. Наш водитель отвезет вас домой. Еще раз прошу прощения за беспокойство и такое вот бесцеремонное вмешательство в вашу жизнь. Билл, ты хочешь еще что-то спросить? — обернулся к брату.
Билл кивнул.
Но спросить он ничего не успел. У меня зазвонил телефон. Мария. Я улыбнулся. Ох, как же вовремя ты, девочка, обо мне вспомнила!
— Привет, Мари! — сам не ожидал от себя такого мягкого и нежного тона. Сейчас Каулитц меня испепелит взглядом. — Да ерунда… Нет, что ты, не волнуйся. У меня тут внеплановая встреча случилась. Ты что-то хотела? — Краем глаза заметил, как Билл жадно ловит каждое слово. Стал говорить еще ласковее, хотя за утреннюю истерику ей по заднице надо дать. Такой дряни мне наговорила. — Ты меня ждешь?.. Я скоро приеду. Не скучай там… Все хорошо. Я скоро буду, не волнуйся. Целую, — сказал уже коротким гудкам. Убрал телефон в карман. — Простите, господа, но меня ждет ваша, — подчеркнул, — принцесса.
Решительно поднялся. Билл быстро схватил лист бумаги и написал всего одно слово из трех букв. Движения нервные, резкие. Нажим на бумагу сильный, словно хочет ее прорвать. Большой знак вопроса и две отрывистые подчеркивающие линии. Повернул бумагу ко мне. Я даже не взглянул на его каракули. Он затаил дыхание. Глаза горят ревностью. Пальцы нервно теребят ручку. Того гляди сломают. Что, детка, хочешь узнать, трахал ли я твою принцессу? Что ты хочешь услышать, а? Хочешь ли ты знать правду? Мучаешься ли ты по ночам, хорошо ли спишь, зная, что она одна в квартире с мужчиной и полностью в его власти? Боишься ли ты за нее, фантазируешь ли ты, как ее ласкает другой? Я улыбаюсь ему. Он растерян.
— Не твое дело, сосунок.
Грудь заходила ходуном. Карие глаза заблестели. Обида. Обида сейчас разрывает грудь.
— А ты как думаешь, стала бы она спать со мной?
Я взял деньги и пакет с вещами. Смотрит перед собой невидящим взглядом. Пытается успокоиться.
— А если она спала со мной, ты откажешься от нее? Уйдешь из ее жизни? — смотрю на него в упор.
Вижу боль в глазах. Любит ее. Действительно любит. Качает головой.
Усмехаюсь. Иду к дверям.
Останавливаюсь в проходе. Смотрю ему в затылок. Он закрыл лицо руками, голова опущена. Наломал ты дров, мальчик.
— Между нами не было секса, — бросаю на прощание. — Никто и пальцем не тронул твою принцессу.
Спускаюсь по лестнице, слегка раскачивая тяжелый пакет со шмотками. Хорошо на душе. Хорошо и легко. Стало понятно, как жить дальше и как вывести эту реву-корову из депрессии. Если только она еще помнит о своем принце. Фрукты она любит… Кто же знал? Будут ей фрукты, если любит.
— Я скучаю… Плохо сплю. Врач говорит, чтобы я не нервничал, чтобы отдыхал, хорошо питался, много спал, а я не могу без тебя спать. У меня бессонница. Я прижмусь к тебе и только тогда мне спокойно и хорошо. — Я капризничал. Головой понимаю, что просто капризничаю, но вот совсем не могу без нее. Привык уже за полгода просыпаться на минуту раньше и любоваться ею эту волшебную минуту. Она часто улыбается во сне. Особенно перед пробуждением. Я смотрю на ее подрагивающие ресницы, на чуть приподнятые уголки губ и осторожно целую. Губы тают на губах. Мой маленький ритуал за минуту до ее пробуждения. Поэтому, когда постель пуста, когда ее нет рядом, голова не лежит на моем плече, а рука не покоится на груди, когда с утра я не вижу ее улыбки и не могу поцеловать в уголок губ, значит, день не задастся. Зачем я оставил Мари там? Почему не взял с собой? Да, она нужна Тому. Никто, кроме нее, так не поддержит брата. Да и Том рядом с ней всегда преображается. Сразу такой весь из себя мужчина, куда деваться, обходительный, вежливый, сильный. А я, один и в тишине, без нее пропадаю. Еще Энди квартиру разнес. Дьявол, вот пусти козла в огород. Уродец белобрысый, лучший друг называется. Навел каких-то долбоебов, теперь не квартира, а помойка. Черт, деньги с него за уборку сдеру. Температура — тридцать семь и три. Твою мать. Так вот из-за чего меня так колотит и глаза болят. Не надо было разрешать Энди зажигать в моей квартире. Даже нормально спать теперь не ляжешь. Мари завтра вечером вернется. Отлично! Завтра ночью мне будет тепло и хорошо. Она обо мне позаботится.
Заказал пиццу. Наличных нет, а карточки они не принимают. Бумажник пропал. Потерял что ли? Перерыл весь дом. Я положил его в аэропорту в карман куртки. Это я точно помню. Томас до дома меня довез на нашей служебной машине. Ее Питер прислал. Это я тоже помню. А куртка где? А куртку я в аэропорту отдал Алексу, который провожал меня вместе с Томасом. Алекс дождался, пока я сяду в самолет и только потом уехал в отель. Черт! Черт! Черт! Что за непруха? Опять что ли температура вверх полезла? О, нет… Лягу спать. Да, поем и лягу спать.
— Алекс, привет, скажи, моя куртка у тебя? Серая такая, плюшевая, от спортивного костюма.
— Я ее тебе в сумку положил, с которой ты уезжал. Еще обратил твое внимание на это.
— Не помню. Я вообще мало что помню, как кувалдой по голове дали. Как там мои? Что делают?
— Отдыхают. В теннис играли, в бассейне плавали, загорали.
— Я думал, они скучают, переживают, — недовольно протянул я. — Том тоже вовсю зажигает? И даже не волнуется за брата?
— Не знаю. Ему и волноваться-то некогда. Русская, небось, всю ночь член изо рта не выпускала, не давала волноваться.
