этих словах мои щеки опаливает жаром смущения. – Лет с четырнадцати, да? – Раньше. Но я, естественно, молчу. Слова выдавить не получается. – Я понимаю, – повторяет, похлопывая меня по плечу. – За затею с бункером… Да черт с ней! Главное, что ты выстоял сам и вытащил оттуда Машу, – впервые за весь разговор в его грубоватый, уверенно поставленный голос прорываются эмоции. – Мы бы не успели.
Сглатываю и медленно вдыхаю, переключаясь со своих личных переживаний на ту информацию, которая все еще находится за границами моего восприятия.
Встаю и отхожу к окну. Отец тоже поднимается и идет за мной. Подкуривает сигарету, а я не могу. Каким-то накопительным бонусом запах табака тошноту вызывает.
– Неделями по району кружили, – сообщает и надолго замолкает. Знаю, что это всего лишь характерная пауза отца, поэтому просто жду, пока он решит продолжить рассказ. – Была ложная наводка на какой-то притон. Думали уже, что вы… Хрен знает, что… Чего только ни передумали! В общем, от него отталкиваться собирались. Но, когда опросили завсегдатаев, поняли, что все нити обрываются, – весьма странно представлять этот месяц за пределами бункера. Нам-то с Марусей казалось, что Земля вертеться перестала, и что вся жизнь лишь вокруг нас существует. – Никто ведь не знал, что у Ридера там дом. По бумагам все на левого типа оформлено, – чертыхается и снова надолго замолкает. – Потом донос получили. Толком разобраться не успели, к нему отправились… Отто заверил, что ни сном, ни духом. Мол, дом до его увольнения из Киева закрыт был. Мы, бл*дь, учитывая траур, напирать не стали. А он на обыск добро не дал, – тяжело вздыхает. – Промаялись полдня и решили вернуться с подкреплением. Хотя по факту никаких предпосылок не было. О бункере мы не знали. Если бы знали… Так, голая чуйка и безысходность, на это весь упор… – отец трамбует недокуренную сигарету в пепельницу, да так и замирает. – Скорее всего, именно наш визит подтолкнул его дожимать вас. Понимал, что мы вернемся. Да не успели бы… Помню, как едем со всем этим кортежем, без бумаг, естественно, я и говорю: «Тит, это статья…», – горько ухмыляется. И тут же как-то резко поджимает губы. Напряженно хмурится. – А потом взрыв. Мы только на улицу въехали. Только повернули… Не успели бы…
Глава 49
Ярослав
Перемахнув через забор, который разделяет наши с Машкой участки, решительно приближаюсь к ее дому. Похрен на то, что другие решили, будто нам лучше какое-то время провести порознь. Такие простые, бл*дь… Будто это возможно.
Сутки прошли. Я должен ее увидеть.
Снаружи дом хорошо освещен и находится под круглосуточным видеонаблюдением, но я знаю, каким путем идти, чтобы остаться незамеченным. Петляю между деревьями, выбирая слепые зоны. Пульс в ушах так громко долбит, что тяжело фокусироваться на внешних факторах.
Если папа Тит все же «снимет» мой маршрут к башне принцессы… Что ж, прискорбно. И абсолютно похрен.
Я не могу не прийти.
Перед Машкой у меня нет выбора. Да что там… У меня нет выбора перед собой.
Нет шансов остановиться.
Что, если она тоже не может без меня уснуть? Представление того, как она дрожит в темноте, к чертям сворачивает мое больное нутро.
Вцепившись в толстую ветку, взбираюсь на дерево. Отработанными движениями поднимаюсь ровно настолько, чтобы получилось перебраться на нижний уровень двускатной крыши. Бесшумно ступая по краю черной металлочерепицы, подступаю к правому крайнему окну.
Соленый ветер треплет и бросает на глаза отросшие волосы, и я машинально направляю взгляд в сторону моря. Славный южный край, мать вашу… Зависаю на знакомой с детства панораме уже умышленно. Сердце расходится стучать быстрее, и я какое-то время пытаюсь его тормозить. Пока не догоняю: хоть ты тресни, не получится пережить первую встречу без бурных приливов.
Нервно перевожу дыхание и тихо стучу костяшками по стеклу. Шторы задернуты, но из-за них улавливается свет.
Не спит. Разве что делает вид…
Повторно тарабаню куда настойчивее.
Не уйду ведь. Без шансов.
После третьей настойчивой проверки стеклопакета на прочность штора отдергивается. В ореоле яркого искусственного освящения Маруся выглядит бледной, исхудавшей и перепуганной.
Черт…
Сердце сжимается, словно его, как какую-то тряпку, вручную от крови выкручивают.
– Боже, Ярик… – ей приходится прерваться с радушными приветствиями, потому как, едва она распахивает окно, я нагло ломлюсь внутрь. – Ты же знаешь, что нам нельзя видеться… – добавляет, когда уже спрыгиваю на пол и замираю неподвижно. За годы вышколила меня, фанатка чистоты, бля. Попробуй наследить, устроит судный день. – Ярик…
– Как ты? – жадно всматриваюсь в ее лицо.
Хочу, чтобы сказала, как есть. Все, что чувствует. Знаю ведь, есть чем поделиться.
Четыре недели отмотали вместе, в удушающей темноте и непосредственной близости. Отрезанные от внешнего мира, только друг в друге и находили силы. Сейчас так же хочу. Обнять рвусь. Прижать крепко, чтобы за раз все отдала.
Только… Не дурак, вижу, что с ее стороны что-то не то. Точнее, совсем не то, на что я рассчитываю.
– Тебе лучше уйти, Яр. Скоро папа с мамой придут.
– И что?
– Мы собираемся провести этот вечер вместе. Почитать и…
– Тебе давно не двенадцать, Маруся, – меня бомбит по привычке. Забываю, что в сложившейся ситуации не имею права осуждать методы, которыми пользуется святоша, чтобы справляться. – Я хочу сказать… – нервно облизываю губы. Лихорадочно бегаю глазами. – Зачем они тебе, если есть я? – смотрю на нее, бл*дь, как побитая собака. Осознаю, но перекрыть вырвавшуюся волну переживаний не успеваю. – Пусть идут спать. Я пришел. Я останусь.
Машка закусывает губы и зажмуривается. Качает головой, долго не желая даже смотреть на меня. Либо… Свои чувства прячет.
Черт…
– Пожалуйста, Яр, не усложняй все. Мы и без того… травмированы. Нам нужно время, чтобы справиться.
Туго соображаю, что именно все это значит. Но последняя фраза явно не ей принадлежит. Мне втюхивали аккурат то же самое.
– Я хочу просто поговорить.
Нет, бл*дь, я хочу все и сразу. И никак не могу подавить это в себе. Мне что-то
