проработать программу своего выступления, которую так и не удосужилась отослать Хоуи на утверждение. Вверху листа она пишет «Пролог» и долго смотрит на это слово. А затем перелистывает несколько страниц назад, где записана другая песня, которую она сочинила на другом самолете, летевшем в другой ночи. Она закрывает глаза, и перед ее мысленным взором возникает образ ледника, пепел, летящий по ветру, малюсенькие черные дырочки в абсолютно белом небе, как бы звезды наоборот. Ее сердце сжимается. И она позволяет себе сосредоточиться на этом. Но только на миг.
А потом она начинает писать. И заканчивает, когда можно, подняв шторку на иллюминаторе, рассмотреть верхушки небоскребов Манхэттена, скопление серебристых зданий, разграниченное двумя реками, один из самых любимых ее видов. Еще когда она очутилась здесь в первый раз, взволнованная и полная надежд, город показался ей домом. В подобное место можно влюбиться, еще не взглянув на него собственными глазами. Ее сердце словно становится больше при виде его, и, когда самолет разворачивается и летит к аэропорту, она делает несколько глубоких вдохов и выдохов.
К тому времени как Грета оказывается у себя, уже темно. Она бросает ключи на столик в прихожей и обозревает свою маленькую квартиру. Ее последняя попытка сохранить растение в горшке живым с треском провалилась, но в остальном все выглядит точно таким же, как и до отъезда. Не проходит и трех минут, как звонит Хоуи.
– История с помолвкой официально похоронена, машина приедет за тобой завтра в восемь утра, и лейбл хочет, чтобы ты подтвердила, что не будешь исполнять «Астрономию», – сообщает он, даже не поздоровавшись.
Грета смотрит на торчащий из сумки блокнот. И говорит:
– Спасибо, о’кей и хорошо.
Хоуи, немного помолчав, спрашивает:
– Хорошо?
– Хорошо.
– Это ответ на что?
– На твои слова о машине.
– О!
– Хоуи, да я пошутила. Скажи им, что со мной все о’кей.
– Уверена?
– Нет, – отвечает она и отключает телефон.
Утром Грета просыпается рано, хотя перелет через часовые пояса работает против нее. Она идет прогуляться вдоль Ист-Ривер, вернувшись, выпивает две чашки кофе – одну за другой, не отходя от кофемашины, а затем долго принимает душ. К восьми часам она вся на нервах и полна адреналина, но в то же время чувствует себя готовой к предстоящему.
Когда машина едет по краю Манхэттена по магистрали ФДР, она думает о Бене и гадает, чем он занят этим воскресным утром. Представляет, как он сидит в своей квартире в северной части города, читает газету и пьет чай. Или же гуляет по Морнингсайд-парку. А может, он сейчас у себя дома в Нью-Джерси. Или все еще в больнице с Ханной, и у него красные от недосыпа глаза и неухоженная борода. Но она надеется, что это не так.
Даже после всего случившего какая-то ее часть пытается угадать, а придет ли он сегодня. Существует великое множество причин, почему она хочет, чтобы все прошло хорошо, – и они гораздо существеннее, чем желание поразить профессора-нерда, с которым познакомилась на круизном теплоходе. Но если не лгать себе, то придется признать, что это одна из них.
Когда она добирается до Рэнделлс-Айленда, там еще пусто. Трава уступила место слякоти, испещренной вчерашними следами ног, перед главной сценой пока царит тишина. Хоуи встречает машину у входа. Клео тоже здесь, ослепительная в чем-то неоново-желтом, она обнимает Грету, и ее косички покачиваются. Атсуко и Нейт ждут в гримерке, где все опять обнимаются, шутят на тему тундры и спрашивают о ней и Люке. Но, несмотря на эти отвлекающие факторы, Грета чувствует излучаемую всеми нервозность, когда они вместе идут на сцену для саунд-чека.
Она в обтягивающих черных джинсах и старой майке Metallica, и перед ней нет ничего, кроме пустого поля, но, как только она начинает играть, ее беспокойство постепенно рассеивается. Она всегда чувствует себя лучше с гитарой в руках, хотя на этот раз чуть быстрее, чем нужно, берет первые ноты «Пролога». Потом останавливается и поправляет наушники и педали.
– Это безусловный хит, – говорит Клео на обратной дороге в гримерку, и руководители студии – два белых парня в костюмах и кроссовках, чьи имена Грета никак не может запомнить, – улыбаются ее словам.
Пока Грету гримируют, Хоуи нервно вышагивает за ее креслом в накрахмаленной рубашке с воротничком на пуговицах, кажущейся неуместной среди неоновых топов и маек с портретами музыкантов. Но она знает: ему нравится такой образ. Хоуи очень хорош в своем деле и умеет прекрасно обращаться с излишне самоуверенными рок-звездами с раздутыми эго, хотя не слишком искушен в собирании по кусочкам чего-то разваливающегося на части. Но все же он работает с Гретой, его вера в нее непоколебима, даже в тех случаях, когда было бы понятным, а может, даже разумным усомниться в ней.
Гримерша отходит, чтобы взять другую подводку для глаз, и Хоуи низко наклоняется к Грете, так что их лица почти соприкасаются.
– Не смотри, – говорит он, – но я выяснил, кто пустил слух о тебе и Люке.
Грета видит в зеркале двух руководителей студии, ошивающихся у столика с едой. Один из них улыбается и берет пончик, и тут его взгляд скрещивается с ее взглядом.
– Я же сказал, чтобы ты не смотрела, – сердится Хоуи, но Грета не обращает на это внимания. До нее доходит смысл случившегося: им была нужна дополнительная реклама, история, которая отвлекла бы публику от ее возможного нового провала. Они думали, что одной ее музыки для этого недостаточно, что одной ее недостаточно. – Послушай, – продолжает Хоуи, – мы разберемся с этим позже. Поверь мне! А сейчас я просто хочу сказать… – И последние свои слова он шепчет ей на ухо: – Покажи им всем!
А потом подмигивает ее отражению в зеркале и с улыбкой уходит.
Тут возвращается гримерша, и Грета возводит глаза к потолку, пока та красит ей ресницы, а потом помощник в последний раз оглядывает ее сценический костюм – красное платье и черные ботинки, к ней присоединяются Атсуко и Нейт. Они направляются к сцене – фестиваль бьет разом по всем их органам чувств изобилием цвета и шума. Их сопровождает небольшая группа организаторов в наушниках и охранников в темных очках. Сердце Греты колотится так сильно, будто хочет спастись бегством.
Когда приходит время выходить на сцену, она останавливается за кулисами, а Атсуко и Нейт идут на свои места за инструментами. Они сидят в темноте и ждут ее, как и собравшаяся здесь толпа. Грета переступает
