Моя мама родилась на Сицилии, поэтому многие из моих любимых рецептов достались мне от нее.
С ноткой гордости в голосе Куинн говорит: — Она делает все сама.
— Только не говори мне, что ты готовишь домашнюю пасту! — настойчиво говорит Деклан.
Когда я киваю, он стонет.
— Паук, ты везучий ублюдок!
Выгнув брови, Слоан поворачивается к Деклану.
— Почему, собственно, ему так повезло?
Избегая ее обжигающего взгляда и ответа, который мог стоить ему яйца, он делает большой глоток из своего бокала. Тактично пряча улыбку, я вмешиваюсь.
— Я всегда любила готовить, даже когда была маленькой. Потом, когда повзрослела, еда стала еще важнее. Это действительно единственное удовольствие, которое у меня есть в жизни. — Потянувшись за своим бокалом, я посылаю теплый взгляд в сторону Куинна. — Было, я имею в виду.
Когда я ставлю свой бокал на стол, сделав глоток, я понимаю, что все уставились на меня. Но горят только глаза Куинна.
Деклан спасает меня от того, что могло бы быть злостной атакой со стороны мистера Хэндси, сидящего рядом со мной, спрашивая: — Что ты больше всего любишь готовить?
Я смеюсь.
— О Боже. Это все равно что спросить мать, кто ее любимый ребенок. Лазанья из пяти видов сыра с острой колбасой, ризотто с трюфелями, сальтимбокка, лепешки с сицилийской начинкой — список можно продолжать.
С широко раскрытыми глазами Деклан еле слышно произносит: — Хлеб.
— Тебе стоит попробовать ее карбонару, — хвастается Куинн.
Еще тише Деклан говорит: — Бекон. — Слоан хлопает его по плечу.
Остаток ужина мы проводим за светской беседой, пока я пытаюсь перекладывать блюда на своей тарелке, чтобы выглядело, будто я их съела. На десерт Слоун предлагает веганское мороженое, приготовленное без сливок, яиц, сахара или чего-либо еще, напоминающего настоящую еду. Но, по крайней мере, он пресный и безвкусный, так что это так.
Затем мужчины извиняются и уходят поговорить в кабинет Деклана, пока мы со Слоан сидим на диване в гостиной с бокалом вина. Слава Богу, она любит вино, иначе я бы уже прыгнула в пруд.
— Итак. Рейна. Как ты?
Вытянув голые длинные ноги и положив их на кофейный столик, Слоан пристально смотрит на меня, как профессиональный следователь. Я улыбаюсь.
— Я в порядке. Спасибо, что спросила.
После паузы, в течение которой она изучает выражение моего лица, она прямо говорит: — Чушь собачья.
— Ты будешь удивлена. У меня многолетний опыт разделения своих чувств.
— Ты имеешь в виду, проглатывать их.
Я наклоняю голову в жесте, который не означает ни "да", ни "нет".
— Неожиданный брак по расчету — не самое худшее, что когда-либо случалось со мной. Я выживу.
— Держу пари, что так и будет. — Некоторое время она размышляет, затем говорит: — Значит, тебя не беспокоит эта история с браком по расчету?
— Беспокоит — одно из тех слов, которые могут иметь много разных значений.
Спустя мгновение, наблюдая за мной поверх края своего бокала, она делает глоток и произносит: — Из тебя бы вышел превосходный политик.
Это заставляет меня смеяться.
— Я высокопоставленная женщина в одной из Пяти семей Нью-Йорка. Я превосходный политик.
Она спускает ноги со стола и наклоняется, чтобы получше разглядеть меня, уперев локти в бедра.
— Он тебе нравится, не так ли?
Мне приходится сделать паузу, чтобы подумать над ответом. Я говорю правду.
— По большей части, да, — тихо отвечаю я. Когда она довольная улыбается, я добавляю: — Хотя его настроение меняется довольно резко.
Она машет рукой в воздухе.
— Он через многое прошел в последнее время.
Я могу сказать, что она тут же пожалела о том, что сказала. Откинувшись на спинку дивана, она скрещивает ноги и пьет вино, разглядывая абстрактную картину на стене, которая, кажется, внезапно очаровала ее. Такое избегающее поведение прямого и уверенного в себе человека говорит мне, что, через что бы ни пришлось пройти Куинну в последнее время, она не хочет мне об этом рассказывать.
Что, конечно, заставляет меня отчаянно узнать. Я говорю: — Я понимаю, что ты его друг. Я не буду просить ставить себя в положение, когда ты чувствуешь, что поступила бы нелояльно, предав его доверие. Но если ты можешь сказать мне что-нибудь, что могло бы помочь понять его, я была бы признательна.
Она переводит взгляд в мою сторону. Ей требуется время, чтобы собраться с мыслями. Затем она говорит: — Это его история, которую он должен сам рассказать, но я могу сказать вот что: ему причинили боль.
Я киваю.
— Он сам мне это сказал. Именно по этой причине он хотел брака по договоренности.
Ободренная тем, что я уже знаю, она распрямляет ноги и поворачивается ко мне всем телом.
— Так он рассказал тебе о моей сестре Райли?
У меня есть доля секунды, чтобы решить, как ответить. Я вспоминаю, что Джанни рассказал мне в ночь вторжения в дом о том, что сестра жены босса мафии забеременела от своего русского похитителя, и решаю пройти серую черту между правдой и ложью.
Глядя на свои руки, я говорю: — Я знаю, что она беременна от босса московской братвы.
— Да. В чем Паук винит себя.
Пораженный этим, я поднимаю взгляд.
— Почему он винит себя?
— Он был ее телохранителем, когда ее похитили. К тому же, ты знаешь, у него были к ней чувства… — Она замолкает, затем корчит гримасу. — Ты не знала об этой части.
Я сохраняю совершенно бесстрастное выражение лица, когда спрашиваю: — Как давно это было?
Она морщит нос.
— У меня такое чувство, что, возможно, я и так сказала слишком много.
Игнорируя это, я обдумываю услышанное. Если ее сестра все еще беременна, это означает, что бы ни случилось, это было в течение последних девяти месяцев.
Итак, в этом году Куинн был настолько опустошен тем, что женщина, находившаяся под его защитой, была похищена русским и забеременела от него, что он принял радикальные меры, изменившие его жизнь, и в ответ согласился на брак по договоренности с незнакомцем.
Он был влюблен в нее. Он все еще в нее влюблен.
Вот к чему было это утро. Перемена его настроения, его молчание, его необъяснимые хмурые взгляды.
Он женился на мне, занимался со мной любовью и просыпался со мной, заменяя женщину, которую он действительно хочет.
Меня подташнивает. Глупо, стыдно и тошнит.
