в любом случае, это же очевидно. Кстати. Ты обратила внимание на этот лихорадочный румянец, блеск в глазах… она все еще принимает антидепрессанты?
— Нет, давно нет, впрочем, я не уверена. Дженни хорошая талантливая девочка, но когда речь заходит об Алексе, то она становится совершенно экзальтированной. У нее какая-то болезненная страсть к мужу. Знаешь, — Лиза глубоко затягивается сигаретой, и медленно выпускает в окно струю дыма. Шарлотта внимательно слушает ее, не перебивая, — боюсь, что их брак остался только на бумаге, а она так и не поняла этого! Как думаешь, стоит мне позвонить Алексу?
Киев, Украина
Катя уже старательно зашнуровывает кроссовки в прихожей, когда Владимир Ипполитович замечает, что дочь куда-то уходит, и откладывает газету.
— Ты куда, Катюш?
— Четверг, папа, — она вздыхает, улыбаясь. Кончики пальцев неприятно покалывает, и Катя немного встряхивает руки, — художка!
По четвергам в это время она всегда занимается изобразительным искусством в художественной школе неподалёку от дома, а папа никак не запомнит этого.
— Ааа, ну да, — одобрительно кивает он. Хмурит брови, — кстати, Катя. А что там с твоим диализом, скоро?
— Да, — настроение ее сразу падает. Она уже предвидит следующий вопрос.
— Когда?
— У меня там календарик есть, я отмечаю, — и это правда. Но Катя решила в этот раз чуть сдвинуть график, благо, Жени нет, никто проверять не станет. Ей очень нужно пообщаться с Уиллом, да и Жене написать, а если ехать на диализ — это потеря целого дня, а то и на ночь оставят. Элеонора Юрьевна обещала сегодня после обеда включить вай фай роутер! Так что никакой разницы, делать ли диализ завтра или после выходных. Поэтому она отвечает уверенно, — в понедельник! Пока, пап.
— И ты молчишь, — ворчит он, — пока.
Катя закидывает рюкзак за плечи, выходит во двор и радостно вдыхает свежий весенний воздух. Здоровается с соседской девочкой. Нарочно замедляет шаг, чтобы насмотреться вдоволь на оживающую после затяжной зимы природу, и удивляется кудрявым толстым листочкам на каштанах, которые уже пробились из почек, и вовсю начинают разворачиваться.
Ей вспоминаются строчки из стихотворения Агнии Барто «Весна, весна на улице…» о весенней Москве, но здесь же все то же самое, думает она, и трамвайные звонки, и птицы, и шумный, веселый, зелёный Киев! На душе становится легко и солнечно.
Она идёт так неспешно, то наблюдая за скачущими в луже воробьями, то погружаясь в собственные фантазии, что совсем не замечает машины, которая едет за ней на небольшом расстоянии.
На удобном для широкого красного опеля участке дороги, он вдруг делает резкий вираж и, обогнав бредущую по тротуару Катю, паркуется. Оттуда выходит Гриша, с букетом ромашек в красивой полупрозрачной бумаге.
Он идёт прямиком к Кате, расплываясь в улыбке, крокодиловой, думается ей. Есть слезы крокодильи, а у Гриши — улыбка. Развернуться и убежать, к сожалению, не вариант. А жаль.
— Цветы для красивой девушки, — произносит он с фальшивым восхищением, и она морщится, останавливаясь.
— Привет, Гриша, — прячет руки в карманы, не принимая цветы, — извини, но мне их некуда деть! Я иду на занятия.
— Прогуляй, — бодренько говорит он, подмигивая, — ну же! Бери. Пойдем в кафешку, кофе угощу? Как дела?
— Нет, — отвечает она с неприязнью, — мне нельзя кофе. И я не прогуливаю уроки!
— А мороженое?
— Спасибо, нет, — качает головой и пытается обойти его.
— Что ты, что сестрица твоя! — восклицает он злобно, открывая машину и бросая букет на задние сиденья. Поворачивается к ней, — ну извини за тот раз, в аэропорту. Я ж не оскорбил никого? Просто поспрашивал. Ну, согласись, имею право — ты приехала, моя жена нет, как так?
— Гриша, — Катя поднимает на него взгляд и говорит неожиданно твёрдо, — я опаздываю. Дай пройти!
— Ты что же, и пять минут со мной поговорить не хочешь?!
— Мне некогда и не о чем.
— Вот так?
— Вот так, — она делает быстрый шаг вправо и огибает его, чтобы затем, с колотящимся сердцем, перейти дорогу и скрыться из виду в переулочке. Но он бежит за ней. Хватает за плечо.
— Стой!
Катя пытается снять его руку со своей куртки, чувствуя, как по всему телу волной прокатывается озноб — верный предвестник скорого приступа.
— А ну, говори, что вы все скрываете, — беснуется Гриша, — кто там к ней яйца уже подкатывает?
— Вызови скорую… Гриша, — Катя оседает на его руках, бледнея, — мне очень плохо.
Он замолкает, в растерянности глядя на нее, и помогает опуститься прямо на землю.
Лондон, Великобритания
Сладко жмурясь, просыпаюсь от негромкого стука в дверь. Распахиваю глаза. Эта комната такая светлая, она уже вся залита солнечным светом! Я проспала?
Дверь открывается, и в ее проёме я вижу Алекса, свеженького и подтянутого, в чем-то синем. Красавчик.
— Привет, соня, — он улыбается, но, к счастью, не заходит дальше в комнату, — до чего же крепко ты спишь! Кофе в постель не предлагаю, — скользит по мне взглядом, а я автоматически натягиваю одеяло до подбородка. Смеётся, — не старайся, я помню каждый сантиметр твоего тела… Завтрак почти готов! Жду тебя в столовой.
И закрывает дверь, не дожидаясь моей реакции.
— Так уж и каждый, — ворчу, поднимаясь.
Бегу в ванную и быстренько привожу себя в порядок. Эфиопия — это сегодня? Кажется, да. Вся дрожу от волнения. Что ему там надо, интересно, и для чего понадобилась я? Попробую аккуратно выведать в дороге.
Спускаюсь, полностью одетая к вылету. Стараюсь не думать о том, что это может быть не самолет, чтобы зря не расстраиваться. Время дорого. Тащу и свою дорожную сумку, ставлю ее на пол в столовой. Алекс поднимается из-за стола при моем появлении, бросив критический взгляд на сумку.
— Прошу, — отодвигает для меня стул. Он — безупречный джентльмен.
— Привет, спасибо, — сажусь, обозревая завтрак. Яичница-глазунья с беконом, тушеная фасоль, тосты и накрытые фарфоровыми крышечками тарелки с овсянкой, кофе, сливки, фрукты, — ого! Я как будто в Букингемском дворце на завтраке. Или ты хочешь, чтобы я съела все и не влезла в самолёт?
— Ну, может это наша последняя возможность поесть нормально в ближайшие, — Алекс делает паузу, смеясь, — скажем, несколько дней. Как ты относишься к ынджеру?
— К чему?
— Национальная эфиопская рыхлая лепешка из травы, — искренне веселится, — приятного аппетита!
— Спасибо, — отвечаю без энтузиазма, принимаясь, однако, за еду, — начало ободряющее! Только не говори, что это все приготовил ты сам, лично?
— Не скажу, — загадочно отвечает он, — сегодня тебе предоставится уникальная возможность лететь бортом, принадлежащим МИ-6, так что ничему не удивляйся. Время полёта — семь часов!
