Она уже сделала шаг по направлению ко входу в парк, но вдруг остановилась и, вернувшись к фургону, сняла с головы черный платок-апостольник. Бросив его на сиденье, она быстро провела рукой по волосам и только потом поспешила навстречу Джо, который махал ей рукой от своей машины. Габриэла искренне надеялась, что длинное белое платье с двумя скромными синими полосками внизу не будет привлекать к себе слишком много внимания. Если бы она успела стать новицианткой, ей пришлось бы носить широкую черную накидку, которая, конечно, ни при каких условиях не могла бы сойти за цивильное платье.
Как только Габриэла перебежала через улицу, Джо привлек ее к себе и, не говоря ни слова, поцеловал. Он был в черных брюках и черной рубашке с короткими рукавами, так что угадать в нем священнослужителя мог только тот, кто знал в лицо. К счастью, приход Святого Стефана находился достаточно далеко. По крайней мере эта опасность им не угрожала.
— Я ужасно рад видеть тебя, — сказал Джо, когда они наконец сумели разжать объятия. — У тебя все в порядке?
— Да, — ответила она, и Джо, взяв ее под руку, увлек Габриэлу за собой в густую тень парка.
Некоторое время они медленно шли по дорожке и молчали, потрясенные собственной смелостью. И для него, и для нее это был первый глоток свободы. Они слегка растерялись от шума густой листвы, от вида залитых солнечным светом лужаек, от непривычного многолюдья. Просто вавилонское столпотворение, хотя, по нью-йоркским меркам, народа в парке было не так уж много. На лужайках резвились и играли в мяч дети, одетые ярко; влюбленные парочки обнимались на зеленых скамейках; грелись на солнышке старики, а откуда-то издалека доносился звон колокольчика на тележке мороженщика. Когда тележка поравнялась с ними, Джо купил Габриэле порцию сливочного пломбира, и они уселись на свободную скамейку под большим кустом отцветшей сирени.
Джо улыбался, и Габриэла подумала, что еще ни разу не видела его таким счастливым. Они поцеловались еще раз, потом съели ее мороженое, по очереди кусая от него, пока в руке Габриэлы не осталась одна обертка. Процеженное сквозь листву солнце плясало перед ними тысячью солнечных зайчиков. Габриэле начало казаться, что она видит удивительный сон. О том, что это тихое волшебство очень скоро может обернуться настоящим кошмаром, никто из них не думал.
— Спасибо, что смогла встретиться со мной, Габи, — снова повторил Джо. Он слишком хорошо знал, чего ей стоило вырваться из монастыря, не возбуждая ничьих подозрений. И это — равно как и нетерпение, с каким Джо ждал этого свидания, — сделало для него драгоценной каждую проведенную с ней минуту.
Между тем первоначальное потрясение постепенно проходило, и, чтобы не тратить времени даром, они торопливо заговорили обо всем, что их волновало и тревожило. И все же ни Джо, ни Габриэла не решались заглядывать далеко в будущее, подсознательно ограничивая себя настоящим.
Джо, например, особенно интересовало, как скоро Габриэла сумеет снова встретиться с ним в городе. А кто мог это знать? Сегодня им просто несказанно повезло, и оттого в их свидании было что-то от свершившегося чуда.
Габриэла уже чувствовала, что просто не сможет обойтись без подобных вылазок. Их торопливые встречи в пустой келье были ничем по сравнению с небывалой свободой, которой Габриэла вкусила сегодня.
— Может, что-то и подвернется, — сказала она наконец, но как-то не очень уверенно. У Джо от огорчения вытянулось лицо.
— Нет, — сказала она, спеша успокоить его, — я совершенно уверена, что сестра Эммануэль или мать-настоятельница еще будут посылать меня в город по каким-то делам, просто сейчас я ничего не могу сказать точно.
Монахини любили ее и часто шли ей навстречу, даже если это было связано с мелкими нарушениями монастырского устава. А Габриэла, в свою очередь, изо всех сил старалась отплатить добром за добро, выполняя для сестер мелкие поручения и беря на себя самые тяжелые и грязные работы. Она имела все основания полагать, что так будет продолжаться и дальше, пока она будет выполнять все, что полагается кандидатке в послушницы.
Единственное, что слегка беспокоило Габриэлу, это то, что за прошедшую неделю она не написала ни строчки.
В этот их первый день вдвоем им пришлось расстаться до обидного скоро. Уже в половине двенадцатого Джо проводил Габриэлу обратно к фургону, и все же минуты, проведенные вместе, казались им часами — такими они были радостными и счастливыми. Это заставило их с жадностью мечтать о новой встрече.
Возле фургона Джо поцеловал Габриэлу в последний раз и при этом так плотно прижался к ней, что она даже слегка смутилась. Но уже в следующею секунду ее тело стало податливым и мягким, и Джо пришлось напрячь всю свою волю, чтобы отпустить ее.
— Будь осторожна, Габи. Никому не рассказывай о нашей встрече, — зачем-то предупредил он, и Габриэла невольно рассмеялась.
— Даже сестре Анне? — пошутила она, и Джо улыбнулся несколько вымученной улыбкой. Ему хотелось смотреть на нее, слышать ее голос и проделывать все те глупости, которые совершают влюбленные мужчины.
Впрочем, в его жизни этого никогда не было, хотя Джо исполнилось уже тридцать два года. Его одолевали самые сладостные мечты и самые невероятные фантазии, которых он ни за что бы не допустил всего несколько месяцев назад. Любовь ворвалась в его душу словно разбушевавшаяся река; она размыла все дамбы и снесла все плотины и преграды, и теперь остановить этот поток было невозможно.
Стоя возле древнего монастырского фургона, Джо держался за нагретую солнцем водительскую дверцу и с томительной нежностью глядел, как Габриэла надевает черный платок, пряча под него свои удивительные волосы.
Они были у нее светлыми и искрящимися, словно она каждый день мыла их в золотой воде. Джо с грустью подумал, что до сих пор ни разу не видел ее без платка.
— Увидимся завтра, на исповеди. Вернее — услышимся… — сказала Габриэла с надеждой, и Джо сдержанно кивнул. Ему хотелось чего-то большего, чем перешептывание и быстрый поцелуй через вынутую решетку исповедальни. Вот сейчас она сядет в свой фургон и уедет.
Как скверно от этого на душе. Но Джо знал, что должен покориться неизбежному.
— Ключ от той кельи все еще у тебя? — спросил он и нахмурился.
Габриэла улыбнулась. Сейчас Джо больше всего походил на обиженного мальчишку, которого отправляют спать в самый разгар взрослого праздника.
— Я знаю, где он лежит.
Она подмигнула, но Джо нахмурился еще сильнее. Он хорошо понимал, какой опасности подвергает себя Габриэла, но встречи в нежилой келье были все-таки лучше, чем перешептывания в исповедальне.
