– Но я мог бы стать – сильнее. – Его голос был сумрачнее, чем окружавшие их тени, но в нем звучала лукавинка. – Не таким сильным, как ты. Но когда-нибудь я, возможно, поверю, что ты будешь со мной хотя бы какое-то время.
Она тихонько засмеялась и поерзала – просто ради удовольствия потереться о него, почувствовать его всем своим телом.
– Это как у Льюиса Кэрролла: «Что ж, теперь, когда мы увидели друг друга, – сказал Единорог, – если ты поверишь в мою реальность, то я поверю в твою».
– Я кто – Единорог или Алиса? – поинтересовался он, слегка удивив ее поначалу, пока она не вспомнила про его книги.
– Ой, ты, несомненно, сказочное чудовище. – Она погладила его по плечу. Темный, свирепый – как раз то, что ей нужно. Белый единорог был бы слишком слабым. Или недотрогой.
Он тоже засмеялся и дотронулся ладонью до ее лица.
– Ладно. А ты тогда моя несравненная Алиса. Такая земная и близкая. – Он прижал ее к себе, словно ему захотелось потереться об нее. – Я попытаюсь поверить в твою реальность.
Они замолчали. Может, оба пытались поверить. Доминик, казалось, никуда не торопился. Словно мог вечно сидеть тут, в своем салоне, за этим маленьким столиком и… лакомиться ею.
Она сглотнула и нерешительно произнесла:
– Я хочу задать тебе странный вопрос.
Он молча ждал.
Она смотрела на него в темноте, удобно устроившись, словно в колыбели, в его могучих объятьях.
– Ты женишься на мне?
Он не шевелился. Он не дышал. Потом его руки стали все крепче и крепче сжимать ее бедра, пока она не вскрикнула от боли.
– Боже, кажется, я сейчас упаду в обморок.
Он снял ее с коленей, отошел от нее к красной бархатной занавеси. Джейми выпрямилась и глядела ему вслед, онемев. Неужели ее предложение вызвало у него такой шок?
Он оперся рукой о белую стену с бутонами роз. Его большое тело сотряслось от мощного вздоха. Еще один вздох.
Потом он повернул голову и посмотрел на нее через плечо.
– Ты серьезно это говоришь? Ты хочешь этого – ты – Жем? – От невероятных эмоций у него сверкали глаза. – Только не отвечай мне сейчас, если ты не уверена – если не случится так, что ты уйдешь от меня перед алтарем. О чем я говорю? Как ты можешь быть уверена? Ведь мы знаем друг друга всего десять дней.
– Месяц, – поправила его Джейми. – Я знаю тебя месяц.
Уголки его губ невольно поползли кверху. Он взглянул на столик, за которым она всегда сидела, а потом наверх, на спиральную лестницу.
– Я во всем уверена, – заявила Джейми. – Доминик. Что ж, теперь, когда мы увидели друг друга, если ты поверишь в мою реальность…
– Жем. – Он медленно, словно преодолевая боль в мышцах, покачал головой. – Я не уверен, нужно ли тебе верить в мою реальность.
Она попятилась. Подумав обо всех красивых брюнетках и блондинках… да, еще и о рыжеволосых дивах, которые претендуют на его внимание каждый день.
– Жем, я притворялся все это время. – Дом с тоской провел ладонью по маленьким бутонам роз. – Я притворялся. Я не мог бы удержать тебя. Ведь я не подарок.
Она нахмурилась и глядела на него так, словно он говорил на непонятном для нее языке.
Доминик не выдержал ее взгляда. Он убрал ладонь с бутонов и подошел к каменной арке, возле которой они только что занимались любовью. Он прижал ладони к камню, который еще хранил тепло ее тела.
– Но ты знаешь об этом, верно? – тихо спросил он. – Все это время я думал, что ты считала меня совершенным.
– Совершенным? – удивилась она.
– Да. – Он скривил рот и ударил кулаком по камню. – Хотя, возможно, ты никогда так не считала.
– Я никогда не считала тебя безупречным, – растерянно проговорила она. – Господи, Доминик, ты слишком часто произносишь грязные слова. Это к примеру. Но часто за всеми твоими ругательствами видно, какая у тебя тонкая кожа, сквозь которую просвечивает твоя чудесная душа. Видно, что ты замечательный.
Он прижал руку к своей груди и растопырил пальцы.
– Не смотри на мою душу.
– Я смотрю туда, куда хочу, черт побери. Она у тебя красивая.
Он беспомощно уставился на нее, готовый в любой момент упасть перед ней и разрыдаться, уткнувшись в ее колени, словно в колени потерянной им матери. Но она совсем не была похожа на его мать… и он не хотел видеть ее в роли его матери… просто… она любила его. Всякий раз, когда она смотрела на него, как на солнце или звезды, все в нем становилось совершенным. Вот только тогда ему приходилось напоминать себе, что он не такой.
– Жем, я провел на бойне шесть лет. Мой отец нещадно бил меня и мою мать.
Она тихонько застонала и поморщилась. Ох, возможно, она не знала об этом. Может быть, зря он сказал ей…
Но он все равно продолжал:
– Моя мать даже не пыталась взять меня с собой, когда ушла из дома. Я не знаю, не умею справляться со многими вещами – например, не умею быть спокойным, надежным, не умею любить тебя. Я просто пытаюсь это делать. Я действительно, действительно плохой выбор, провальная ставка.
– Все зависит от того, на что делать ставку. Если хочешь чего-то большего, чем целый мир, тогда ты лучшая ставка.
Всякий раз ее слова проливали бальзам на его душу.
– Жем. Как ты вообще вошла в мою жизнь?
– Вот, смотри. – Она взмахнула рукой, обводя ею зал. – Потому что вокруг тебя все красиво. Потому что ты сильный. И я могла впитывать всю эту красоту и силу. Я вошла в твою жизнь, потому что ты сделал ее такой, что в нее захочет войти любая. А еще… – она хитро усмехнулась и взглянула на его лицо, губы, сильное тело, – у тебя все восхитительно на вкус.
Как всегда, его захлестнула волна желания и восторга, и он уже не владел собой. Она считает его красивым. Она считает красивой и его жизнь. Считает красивой и его чертову душу. А еще он мог бесконечно наслаждаться минутами, когда ее маленький ротик пробовал его, пробовал всюду.
– Жем. Я хочу верить в твою реальность. Хочу верить в свою реальность. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу в это верить. Но это так трудно.
Она покачала головой. Подошла к нему. Подошла прямо к нему. Он не думал, что она когда-нибудь понимала его состояние, когда она прижималась к нему вот так, словно вся принадлежала ему. Словно верила ему. Словно не могла без него жить.
– По-моему, Доминик, тебе надо попробовать, – ласково сказала она. – Я видела многое другое, что ты пробовал, и все получалось. Если ты пообещаешь мне, что попробуешь и это, для меня это будет достаточно.
Она проснулась от боли в затекшей шее и не сразу сообразила, где находится. Столы. Камень. Красный бархат. Кожа. Шоколад. Запах шоколада. Что за черт? Она спала в салоне Доминика на маленьком, красном канапе. Вместо подушки под головой лежала свернутая поварская куртка. Потому что в эпоху Второй империи, в стиле которой было сделано канапе, вероятно, подушки были не в моде. Одеялом служили две кожаные куртки – та, которую Джейми подарила Доминику, укрывала ее спину и бок, а на ногах лежала старая мотоциклетная куртка.
