гробу.
— Мне так жаль, Олег, — проговаривает она, держась от меня на расстоянии. — Прими мои соболезнования.
— Спасибо, — киваю я и уничтожаю разделяющие нас метры. Я чувствую, как Агния дрожит. Почти слышу, как стучит ее сердце под черной хламидой.
— Это же несчастный случай? — спрашивает Ася, всеми силами стараясь не шарахнуться от меня в сторону.
— Конечно, — киваю я. Ей не нужно знать всего, тем более сейчас. — Как ты себя чувствуешь? Как ребенок?
— Я в порядке, — вздрагивает как от пощечины. Не прочувствовала еще, что станет мамой.
— Я хочу, чтобы ты сняла это мерзкое платье, — кладу ладонь ей на щеку, и кожу тут же обжигает соскользнувшая слезинка.
— Олег, пожалуйста, не надо, — вновь мямлит она почти грудным от внутреннего зажима голосом.
Одна только эта фраза действует на меня сильнее конского возбудителя. Вот только желание заполучить ее сегодня совсем странное: одновременно хочется и присвоить себе Агнию жестко, без поблажек, и пожалеть, собрав слезы на щеках губами. Бывает, что таким сентиментальным я становлюсь после хорошей дозы «снежка» и умелого минета. Но сейчас не было ни того ни другого. Я пьян и возбужден без дополнительного допинга.
— Тише, — шепчу я, нащупывая застежку на спине. — Я сам с тебя его сниму.
Ася стоит покорно и дрожит, глотая слезы. Обычно я тащусь от ее страха. Теперь же хочу, чтобы он испарился к херам. А впрочем, насрать. Агния все равно испытывает ко мне сильные чувства. Мы с ней теперь вместе навсегда — я оставил неизгладимый след в ее душе, психике и чреве. Она, как и я, уже не сможет без этого нерва.
Я расстегиваю платье и стаскиваю тяжелую черную ткань с ее плеч. Очищаю чистое и прекрасное от скверны.
Агния послушно перешагивает траурную тряпку. Скольжу алчущим взглядом по телу, которое скрыто от меня только скромным комплектом телесного цвета. Беременность сделала ее только лучше. Грудь стала аппетитнее и рвется из чашечек. Хочется освободить ее от лифчика и сжать в ладонях.
В штанах пожар, а в мозгах все стряхнулось окончательно. Зверь рвется наружу, но сегодня я смогу его укротить.
— Ты такая красивая, — шепчу, прикладываясь губами к дрожащей на шее синей венке. — Теперь все будем по-другому. Ты только не отталкивай меня.
— Олег, умоляю не трогай меня. Я плохо себя чувствую.
Укладываю ладонь на живот, пытаясь понять, как там сын. Точно знаю, что ее «плохо себя чувствую» — это попытка мною манипулировать.
— Все будет хорошо. Не трону тебя, не наврежу. Доверься мне, Ася. Хочешь, Рафа вечером отвезет тебя к мамке?
— Хочу, пожалуйста, — просит она, на мгновение просияв.
— Поедешь, — обещаю я, и Ася обмякает, позволив приблизиться к себе.
Прижимаю ее к груди. Хрупкий мотылек, и весь мой.
Подхватываю податливое, вибрирующее тело на руки и укладываю на кровать. Любуюсь моей малышкой, позабыв, вообще, обо всем на свете. Вот никогда бы не подумал, что при наличии твердого стояка, буду просто пялится на полуголую бабу.
Я достаю из-за пояса ствол и кладу его на подушку, рядом с ее головой. Агния бросает на смертоносный кусок металла безумный взгляд и шарахается в сторону. Хорошо, молодец. Не совсем я ее затравил — остались силы и желание жить и бороться за себя и ребенка.
— Что ты задумал? — спрашивает еле слышным голосом, не решаясь двинуться.
— Тебе ничего не грозит, — успокаиваю я мать моего сына и снимаю с себя рубашку, пропитанную потом и сигаретным дымом. — Ты считаешь меня монстром, да, Агния? Ненавидишь? Давай честно. Обещаю, что не трону. Можешь сказать все, что думаешь.
Смотрит на меня в упор и дышит глубоко и отрывисто, шумно втягивая воздух носом. Ей и говорить ничего не надо — достаточно взгляда. Я всматриваюсь в серые как графит глаза. Я собираю ее ненависть во что-то большое и осязаемое, и впервые мне кажется, что ее там слишком мало.
— Ты под кайфом, да? — ее губы дрожат как у малого ребенка.
— Я слегка пьян, и все. На похоронах положено глушить водяру, — усмехаюсь я и избавляюсь разом от брюк и ботинок.
— Зачем ты издеваешься надо мной? — спрашивает, трясясь от этой самой искомой ненависти.
— Не издеваюсь, — говорю примирительно. — Сегодня я пришел дать тебе то, чего ты хочешь.
— Что же? — смелеет Агния на глазах, и я понимаю, что меня забирает только сильнее, когда она такая: дикая, сильная, необузданная.
— Не торопи события. Узнаешь еще, — осаживаю я ее, не желая портить момент.
Большой, важный момент.
Встаю коленями на кровать и нависаю над ней. Втягиваю в легкие дивный молочный аромат. Склоняюсь над Асей и едва ощутимо провожу кончиком языка по ее пухлым губам.
— Ты спятил, — шипит зло сквозь сжатые зубы.
— Я устал от всего этого дерьма, Агния. Это наш последний раз, принцесса. Сегодня у тебя появится возможность от меня избавиться.
— Я никогда не полюблю тебя, — проговаривает спокойно, холодно и отрешенно.
Взрослая, зрелая, выдержанная ненависть и эти слюнявые, детские разговорчики о любви. Довольно ухмыляюсь. Да, Ася — не избалованная мажорка, но о жизни ни хера не знает.
— Мне достаточно того, что есть, — ставлю ее на место.
Соскальзываю по влажному, дрожащему телу и принимаюсь целовать идеально плоский живот, внутри которого частичка меня. Спускаюсь все ниже, пока не натыкаюсь на резинку трусов. Стаскиваю ненужную тряпку и широко развожу ей ноги.
—Не делай мне больно, — голосок опять дребезжит умоляющими нотками.
Мне становится не по себе. Не могу я больше слушать хныканья этой маленькой плакальщицы.
— Не сделаю, — обещаю, оторвавшись от нее на мгновение, и, взглянув на мирно лежащий на подушке пистолет.
Сегодня мне дико хочется
