ДА. Я хочу остаться здесь, с ней.
— Кэл, пожалуйста. — Ее голос срывается, как будто она все еще здесь. Как будто ей все еще не все равно. — Мне нужно знать, что ты настоящий, живой и с нами.
— Маверик, — стону я.
— Да. — Похоже, она взволнована. Эта маленькая рука теперь обхватывает мою собственную и сжимает. Контакт кожа-к-коже. Я вздыхаю в абсолютном гребаном раю. — Я здесь. Пожалуйста, открой глаза.
— Ты не настоящая, — говорю я ей, мои глаза все еще блаженно закрыты.
Затем я чувствую ее дыхание на своем лице за секунду до того, как ее губы касаются моих. Они двигаются осторожно и медленно. Едва касаясь меня, но они такие мягкие и податливые и кажутся такими чертовски реальными, что я подавляю рыдание.
И открываю глаза.
Неподвластные времени изумрудные глаза смотрят на меня в ответ. Они распахнутые и напуганные. Я пытаюсь сморгнуть, но ее красное, покрытое пятнами лицо не исчезает. Я пытаюсь поднять руку, нуждаясь в том, чтобы прикоснуться к ней, стереть несчастье, которое, как я вижу, стекает по ней. Господи, мне нужно убедиться, что она — не плод моего воображения, но моя рука тяжелая и не слушается.
— Ты здесь, — выдыхаю я.
Ее губы приподнимаются, но это мимолетно.
— Я здесь. Я здесь. Как ты себя чувствуешь?
Как я себя чувствую? Как, черт возьми, я себя чувствую? В приподнятом настроении. Моя жена здесь.
Звуковой сигнал становится громче. Антисептик внезапно проникает мне в ноздри. Холод воздуха начинает проникать в мою кожу. Я не хочу отводить взгляд от ее прекрасного лица. В ту же секунду, как это сделаю, я просто знаю, что она уйдет. И это дурное предчувствие обрушивается на меня, как буйная волна, которую я не могу остановить.
Она липкая и покалывает кожу. Это страх. Я узнаю его ледяные когти прямо перед тем, как они погрузятся глубоко. Только на этот раз это не потому, что я потерял Маверик. Она осталась. Теперь я это помню. Она вернулась ко мне. Это из-за стрельбы и пронзительных криков ужаса, которые все еще звучат у меня в ушах.
Твою мать.
В меня стреляли.
Застрелен на моем рабочем месте человеком, которого мы только что уволили тремя часами ранее за сексуальные домогательства к другому сотруднику. Я проработал в Брэм Констракшн всего месяц, когда разразился настоящий гребаный ад.
Не знаю, сколько раз мое тело накачивали горячим свинцом, но уверен, что это было не один раз. Агония, которую я испытал перед тем, как упасть в обморок, была невыносимой. Но печаль от осознания того, что я больше никогда не увижу Маверик, была еще невыносимее.
Но я все же жив. Не знаю, сколько еще людей разделяют мое состояние. Но обнаруживаю, что не могу сейчас думать об этом. Глядя на мою великолепную жену, я наслаждаюсь только тем, что нахожусь здесь. Маверик рядом со мной, и Бог сохранил мне жизнь, чтобы я мог снова увидеть ее. Он ответил на мои молитвы, когда я позволил боли поглотить меня, думая, что испускаю свой последний вздох.
Я начинаю рыдать, отчего Маверик плачет еще сильнее.
— Все в порядке, Кэл. — Она слегка кладет голову мне на плечо, стараясь не толкнуть меня. Боль сидит там, скользит под моей кожей, просто ожидая, когда действие морфия пройдет. Но я игнорирую это, сосредоточив все свое внимание и усилия на моей рыдающей жене.
— Я жив.
Ее тело сотрясается, когда она повторяет.
— Ты жив. Ты жив.
Я, бл*дь, жив.
Моя жена рядом со мной… и я жив.
Это последняя мысль у меня в голове, когда я позволяю тому, что они впрыснули в мои вены, снова затянуть меня под воду.
Эпилог
1 год и 3 месяца спустя
Кэл
Оно вернулось.
Это ужасное, паническое чувство, которое скручивает мои внутренности в узлы. Пустота окутывает меня, и я чувствую себя беспомощным, чтобы остановить ее. Я парю на пороге чего-то большего, когда смутно осознаю, что кровать прогибается. Простыни, скользят по моим бедрам. Пальцы, продвигающиеся наверх. Когда эта крошечная ручка обводит мою стальную эрекцию, а эти сладкие губы обхватывают кончик и посасывают, я распахиваю глаза и ловлю самые завораживающие бассейны цвета морской волны, которые только существуют. Они светятся безусловной любовью, остекленевшие от безошибочной похоти.
Тогда я понимаю, что мне все это приснилось. Опять. Мой вечный кошмар с участием тех невыносимых нескольких недель, когда я думал, что моя жизнь кончена. Как в прямом, так и в переносном смысле.
— Доброе утро, — шепчет она, водя языком по кончику моего члена, прежде чем снова принять меня.
— О, черт возьми, да. — Я обхватываю ее голову ладонью, а другой сжимаю основание своего члена, желая, чтобы мое семя оставалось там еще несколько минут, и я мог насладиться нечестивым удовольствием, которое доставляет ее рот.
Борюсь с естественным инстинктом закрыть глаза и погрузиться в момент, который, я не был уверен, что у меня будет снова.
С тех пор как возвращаюсь почти с того света, я не хочу выпускать ее из виду, даже во сне. Когда сумасшедший стреляет в вас на рабочем месте, это, как правило, оказывает глубокое влияние на вашу жизнь. Но я осмелюсь сказать, что это несравнимо с мыслью о том, чтобы потерять любовь всей моей жизни из-за кого-то другого.
Откровенно говоря, я бы предпочел умереть, чем если бы это случилось. И знаю, что мне повезло, что я пережил три огнестрельных ранения. Четыре человека не выжили в тот день, когда бывший сотрудник вышел из себя и разрядил более двухсот пятидесяти патронов в офисе Брэм Констракшн, прежде чем покончить с собой.
Всего за несколько дней до нашей годовщины, когда я думал, что у меня есть все, то чуть не потерял это.
Легкое движение на моих яйцах возвращает меня от менее приятных мыслей к ней. И к тому факту, что я взорвусь максимум через пять секунд. Я подхватываю ее за подмышки и тащу вверх по своему телу, пока она не оказывается в нужном положении.
— Оседлай меня, Лебедь.
Она совершенно очаровательна, когда ее заводят.
— А я так хотела, чтобы ты кончил мне в рот. — У нее перехватывает дыхание, когда она подчиняется моей команде, и ее киска поглощает всю мою длину целиком, заставляя мои глаза закатиться.
Милый, милосердный Иисус. Спасибо тебе за нее.
Схватив ее за затылок, я притягиваю ее к своему рту.
— Не в этот раз. Я прожил шесть недель без тебя, обернутой вокруг моего члена, Маверик. Я буду внутри тебя при каждом удобном случае.
О, да, сейчас я ухмыляюсь, как сукин сын, и это не потому, что я безумно счастлив, когда похоронен между уютными стеночками моей жены. Так и есть, но дело не в этом.
Я — отец.
Эйвери Джеймсон Шепард родилась 3 июня.
— Я собираюсь кончить, — объявляет моя жена мне на ухо как раз в тот момент, когда наша маленькая девочка начинает суетиться на заднем плане.
Теперь я беру управление на себя, смещаясь, чтобы ударить ее прямо в то место, которое, я знаю, сводит ее с ума.
— Хорошо. Давай кончим вместе.
— О Боже, Кэл. — Ее стоны — моя погибель. Я резко кончаю, надеясь, что она тоже, и молюсь, чтобы не оставить синяков на ее светлой коже там, где сжимаю ее, как тиски.
Пытаясь отдышаться, я перевожу взгляд на наше селфи в рамке, сделанное так давно в ванной Кейси. Мы раскрасневшиеся от секса и ухмыляемся, как дураки. Мавс подняла два больших пальца, и этот блеск в ее глазах я очень хорошо знаю. Насыщенное блаженство. Фотография стоит у меня на прикроватной тумбочке, как постоянное напоминание о том, как сильно я люблю эту сумасшедшую, импульсивную женщину.
— Господи, как я люблю тебя, Лебедь, — тихо говорю я ей, убирая ее теперь влажные волосы со лба.
Она вздыхает. Довольная и счастливая.
— Ты так сильно хочешь снова жениться на мне?
— Да, насчет этого…
Она вскакивает, все еще оседлав мой размягчающийся член, ее рот широко открыт. Смеясь, я хватаю ее за лицо и, подцепив большими пальцами ее подбородок, закрываю его.
