А в том, что он хотел положительный ответ, я не сомневалась.
Эх, Вера — шикарная, всепонимающая дура!
— Хорошо.
Каменный идол ожил. И я ни разу еще не видела идола таким счастливым. При этом он не взялся обнимать меня или хоть сколько бурно реагировать. Нет. Он просто заулыбался, а глаза приобрели ярко-голубой оттенок.
— Хорошо, — повторил он, сорвавшись на шепот.
Потом мучительно медленно склонился и поцеловал губы, следом кончик носа, переносицу и снова губы. Я растерянно и неотрывно за ним наблюдала.
— А еще блинов сделаешь? — задал новый вопрос человек-неожиданность в перерыве между поцелуями.
Если так дальше пойдет, начну подозревать, что он эти свои вопросы генерирует в произвольном порядке.
— Хорошо, — кивнула я, завороженная зрелищем темнеющих глаз.
Он заранее знал, что и тут не откажу, по взгляду было очевидно.
— А капусты тушеной?
— Да.
Я уже даже не удивилась, сразу согласилась. Чего терять-то?
— И сырники?
— Ага.
Глаза Света окончательно потемнели от расширившихся зрачков. Я только после своего «ага» поняла, что чем больше соглашаюсь, тем сильнее он меня хочет. А когда поняла, замерла, позабыв о том искреннем возмущении, которое порождала в душе его наглость.
— Ага, — повторил он, взял меня за руку и потянул за собой в спальню.
Не знаю точно, почему, но еще до того, как он меня поднял со стула, я слегка насторожилась. Слишком лукавый взгляд, слишком целенаправленно вел.
Оказавшись в комнате, он взял меня за плечи, подвел к кровати, а на мой удивленный взор ответил озорной многообещающей улыбкой. Ему безумно хотелось что-то сделать, и он определенно не собирался ставить меня в известность, что именно. Я немного испугалась. Никогда не была поклонницей экстремальных видов секса. Женщина старомодная, предпочитаю нежность и ласку.
Свет открыл дверь шкафа, безошибочно достал оттуда что-то и с еще более многообещающей улыбкой вернулся ко мне. Я недоверчиво выдохнула. Мои опасения оказались напрасными. Озорной мальчик принес мой модный одомашненный свитер в дырочку. Дальше Свет, закусив нижнюю губу и глядя на меня так, словно я самый вкусный на свете десерт, сменил всю мою одежду на порнографичный свитер. Результат ему понравился гораздо больше, чем процесс. У него это на лице было написано. А затем он медленно приступил к основному действу. С горящими восторгом и желанием глазами Свет медленно, осторожно начал натягивать ткань на мне, подолгу любуясь своими действиями. Он сам себя дразнил, доводил до исступления. Я слушала его сбивающееся глубокое дыхание, видела, как приоткрываются его губы каждый раз, когда его пальцы случайно соприкасались с моей кожей. И пусть я не шевелилась, но он и меня доводил до исступления своей игрой. Наблюдать, как ты сводишь с ума — наслаждение.
Вдоволь налюбовавшись, мальчик вновь взял меня за плечи. На этот раз, чтобы уложить на кровать. Я едва слышно вслух выдохнула, ощутив его губы и язык на своем бедре. Сначала на одном, затем на втором. Свет продвигался выше, заставляя меня стонать и выгибаться в нетерпении. Невозможный, абсолютный, потрясающий, упрямый. Он по-прежнему не стремился угодить мне, он угождал себе, продолжал дразнить себя. Только теперь ему нужен был и мой голос. Мой шепот, стоны, его имя из моих уст. Его руки, губы и язык, я потерялась в них, не помнила ни себя, ни мира вокруг. Не помнила до тех пор, пока не почувствовала его в себе. В этот момент он стал всем моим миром.
Так случалось только с ним. Каждый раз я осознавала, что Свет и есть вся моя вселенная, он один.
— Кошечка, — прошептал едва слышно он над моим виском.
Я подняла голову, стараясь увидеть его лицо в этот момент, и, к своему удивлению, обнаружила, что мой герой глаза закрыл и что-то беззвучно произносит, касаясь губами моих волос.
— Что? — вырвался у меня вопрос прежде, чем я успела обдумать его уместность.
Свет вздрогнул, открыл глаза, приподнявшись на руках, внимательно взглянул на меня и, конечно же, промолчал. Я прерывисто вздохнула.
Ладно, упрямый мальчик, будь по-твоему. Хочешь молчать, но все получать, молчи и получай. Пока… Ты все равно со временем начнешь говорить мне вслух свои переживания, или Вера — не Вера. Наступит день, когда я буду знать всю твою боль, все твои страхи, научусь уводить и растворять их. Наступит день, когда ты не будешь прятаться от меня за упрямством и тишиной. Наступит день, когда…
— Я люблю тебя, — тихо произнес Свет.
Я от неожиданности замерла. Поверить было просто невозможно. Я ведь уже морально приготовилась услышать что-то наподобие через пару лет точно, учитывая его характер. Вон какие мысли глобальные развила, а он — раз! — и удивил. Нет. Все-таки права была Карина, я не могу точно узнать, о чем он думает, как ни стараюсь.
Теперь Свет прерывисто вздохнул, возвращая меня в реальность.
Занятая своими переживаниями и удивлениями, не сообразила, что такое признание от настолько закрытого человека требует немедленного ответа, иначе человек, отважившийся на такое признание, закроется сильнее, чем раньше. Беда только в том, что я тоже раненая, мне точно так же сложно сказать «люблю». Но разве он об этом догадывается?
Я склонила голову чуть набок и вгляделась в лицо Света, безуспешно стараясь рассмотреть его черты на фоне окна, потом прошептала:
— А еще раз!
Я тоже упрямая. Если буду признаваться в любви, то так, как хочу сама. Свет явно пришел в замешательство, но удержать улыбку не сумел:
— Я тебя люблю.
— М-м-м, — протянула я голосом человека, отведавшего потрясающий деликатес, и поерзала на кровати.
Свет тихо застонал. Правда, от чего конкретно, я не поняла. То ли от нашего диалога, то ли от того, что ерзала, лежа под ним. Задумываться мне пока было некогда:
— А еще.
— Я тебя люблю! — уже громче и суровее повторил Свет.
Донельзя довольная, с блаженной улыбкой, я потянулась и прикрыла глаза, наблюдая за возмущенным мальчиком сквозь ресницы.
— Вера! — ожидаемо не выдержал моего единоличного нескрываемого счастья он.
Упрямец. Ты ведь прекрасно знаешь, что я тебя
