тому, чтобы мчаться к линии деревьев со скоростью тридцать километров в час, но меня раздражает то, как легко он отмахнулся от этой идеи. — Я не хочу с тобой разговаривать. Верни Беллами назад, пожалуйста.
Его ответное молчание затягивается на пару секунд, пока мы смотрим друг на друга, находясь в разных странах, но тесно связанные технологией.
— Я хочу поговорить с тобой. — Наконец он говорит мягко. Практически умоляя.
Слова взвешены, и я понимаю, что он имеет в виду не только сейчас, в этот момент.
— Почему?
Я знаю, что давлю на него, но это суровое дерьмо. Он должен дать мне что-то, если хочет, чтобы я осталась с ним на линии. Он облизывает губы, прежде чем ответить, обдумывая, что сказать.
— Я думал о тебе.
Теперь моя очередь затягивать молчание, игнорируя бабочек, порхающих в моем животе.
Он продолжает, когда я ничего не говорю.
— Больше, чем следовало бы. Больше, чем я думал о чем-либо другом.
Это не то, что я ожидала от него услышать, но этого достаточно. Достаточно для реальности наших обстоятельств — я знаю, что даже если мы сейчас в лучших отношениях, я все равно не увижу его до нового года и нашего крайнего срока.
Я знаю, что должна оказывать большее сопротивление, но на самом деле я хочу поговорить с ним.
Я поджимаю губы, и он ворчит в ответ.
— Не делай этого. Не тогда, когда меня нет рядом, чтобы самому впиться зубами в твою губу.
Боже, как бы я хотела, чтобы он был рядом.
— Мог бы быть. Почему ты не приехал домой на каникулы?
— Это не дом. Я туда не возвращаюсь.
— Правда? — думаю, я никогда этого не знала. Я видела его фотографии с Роугом и Рисом на прошлых праздниках, но всегда полагала, что он уезжает домой в промежутках между этими моментами.
— До того, как нас позвали туда на помолвку, я не был там несколько лет.
— Как так?
Я вижу, как он колеблется, готовый отступить за эти стены, держа ответ под замком. Я сохраняю бесстрастное выражение лица, стараясь не выдать, как сильно я хочу, чтобы он доверился мне. Он должен принять это решение сам, без моего принуждения.
— Они не хотят, чтобы я там был. Мои так называемые родители.
— Это не может быть правдой. — Я слышу, как говорю, потому что для меня это непостижимо. Он их единственный оставшийся сын, и он Феникс. Кто бы не хотел наслаждаться каждой секундой его присутствия?
Я, кажется, произношу последнюю фразу вслух, потому что он хихикает. В его глазах, когда он смотрит на меня, что-то мерцает, чего раньше там никогда не было.
— Честное слово, они не разделяют этого мнения.
Я пытаюсь найти в своем мозгу воспоминания о Фениксе с его родителями, но ничего не получается. Все, что я могу вспомнить, — это как никто из них не утешал его на похоронах Астора.
Тогда мне это показалось странным, но я не подумала, что это может выходить за рамки того ужасного момента.
А потом я вспомнила, как его отец угрожал оборвать его жизнь, как будто он мог сделать это так легко. Кусочки начинают собираться воедино, и картина получается не очень красивая.
— Я не хочу говорить о них. — Он говорит, и его стены снова захлопываются. — Почему ты не на вечеринке?
— Мне сказали протрезветь.
— Кто?
— Друг.
Он бросает на меня взгляд.
— Не паясничай.
Я откидываю голову назад и смотрю вверх, любуясь красотой ночного неба, в то время как моя голова продолжает кружиться.
— Знаешь, если бы ты сейчас был на улице, мы бы смотрели на одни и те же звезды, хотя находимся в двух совершенно разных странах. Разве это не безумие?
Он хихикает, и в мои вены просачивается тепло, отличное от того, которое вызывала лампа отопления.
— Я рад, что никто не видит тебя такой. Навеселе, милую и ранимую. — Он говорит, открывая дверь на кухню. Я слышу, как Беллами зовет его за телефоном, но он не обращает на нее внимания. Он садится на стул и смотрит вверх. — Посмотри на звезды. Видишь группу, похожую на песочные часы?
Я смотрю на него сверху вниз.
— На тебе нет пальто, тебе не холодно?
— Не беспокойся обо мне. Посмотри вверх. Видишь?
Я делаю, как он говорит, и осматриваю небо.
— Не знаю, — честно говорю я ему.
— Найди три звезды стоящие подряд, близко друг к другу. Посередине песочных часов.
— Вижу!
— Это Пояс Ориона. Видишь яркую звезду посередине?
— Кажется, да.
— Это Сириус. Самая яркая звезда на небе.
— Она прекрасна. — Говорю я, удивление звучит в моем голосе.
— Так и есть. — Я оглядываюсь на него и обнаруживаю, что его взгляд прикован ко мне.
— Теперь мы оба можем смотреть на одну и ту же звезду, а не на звезды.
Уголок его губ приподнимается от моего выражения.
— Я не могу в это поверить. — Говорю я, снова глядя на него, потрясенная тем, что это возможно. Я поражена этим маленьким поступком, который сблизил нас. — Ты знаешь астрологию.
— Достаточно, чтобы что-то понимать, — пожимает он плечами. Он снова смотрит на небо, и это несправедливо, насколько красивым он при этом выглядит. Острые скулы, четко очерченная челюсть, крепкое адамово яблоко — все на виду.
В этот момент меня зацепила не столько его привлекательность, сколько его задумчивость.
— Ну, мне это нравится. Теперь каждый раз, когда я буду смотреть на Сириус, я буду думать о тебе. — Я тронута, не знаю, как еще выразить это словами. — Спасибо.
— Сикс? У тебя все хорошо, милая? — голос Уолтера раздается из моей комнаты и доносится до динамиков телефона.
Феникс переводит взгляд с неба на экран и застывает.
— Кто это, черт возьми, такой?
— Друг, о котором я говорила. Тот, кто сказал мне протрезветь. — Я отключаю звук и уменьшаю громкость, прерывая Феникса до того, как он успевает ответить.
Услышав мой голос, Уолтер присоединяется ко мне на балконе и встает прямо за кадром камеры.
— Вот ты где. Я принес тебе пару бутылок воды. Тебе нужно что-нибудь еще?
Я улыбаюсь ему, благодарная за помощь.
— Нет, спасибо. Я ценю, что ты заботишься обо мне.
— В любое время. Ты знаешь, где меня найти, если тебе что-то понадобится. Я позволю тебе вернуться к своему парню. — Он говорит, прежде чем уйти.
Я не пытаюсь его поправить, потому что что я могу сказать? Что он на самом деле презирает меня? Что он мой жених?
Это ведь совсем не странно.
Вернув внимание к телефону, я
