— А деньги?
— Он мне обещал дать.
— Это хорошо, — сразу успокоились они.
— Но я хотела вас попросить…
— Ты знаешь, что мы с папой нищие. Этот дефолт… — не дав мне досказать, распричиталась мама. — Да, и еще мы в «МММ» столько отдали.
«Ясно, что про деньги не может быть и речи, — подумала я. — Тогда о другом».
— Мама, — глядя ей прямо в глаза, попросила я, — можно я поживу у вас в моей комнате, пока ремонт в моей квартире не кончится?
Они переглянулись.
— Ты старую квартиру покупаешь?
— Нет, новую. Но там полный недострой. Нет стен, дверей. В общем, нельзя жить.
— Ты хочешь перебраться к нам с Андреем?
— Пока одна. Он с отцом поживет.
— Пока? — Мама переглянулась с отцом. — Видишь ли, — мягко начала мама, — конечно, наш дом всегда твой. Но после стольких лет… Мы все тут переставили… и теперь с папой спим в разных комнатах. Конечно, мы можем потесниться… но не лучше ли тебе пока снять?
— А что, он тебя на улицу выставляет? — грозно встрепенулся папа.
— У него новая жена рожает.
— Даже так! Ай да молодец, зятек! Ай да молодец!
— Поэтому им нужно срочно.
— Это тебе нужно срочно, — поправил меня язвительно отец.
Все замолчали. Вдруг в стенах моего родного дома, где я выросла, откуда с букетом цветов первый раз пошла в первый класс, мне стало неуютно, холодно, даже морозно, словно на меня надвигался ледяной айсберг. А ведь я рассчитывала услышать что-то вроде: «Доченька, в жизни бывает всякое, мы с тобой!»
— Ну ладно, я пойду.
— Ты сошла с ума, что влезла в строительство, — вдруг гневно разразился отец. — Ты ведь в этом ничего не понимаешь! Тебя надуют… сдерут три шкуры. Потом все придется заново переделывать.
— Да, — поддакнула мама.
— Кто тебя надоумил?
— Мне нужно бежать. — Я решительно поднялась.
— Добегалась, — зло процедил отец, провожая меня до дверей.
— Если что, звони, — сжалилась мама.
— Ладно.
После разговора с ними я поняла, что мне в жизни надеяться не на кого. «Доктор, излечи сам себя», — лезли в голову институтские истины. Пришла домой, приняла снотворное и уснула. Звонок поднял меня с постели. На часах половина первого.
— Как можно не спать в такое время? — разбудив меня, кричала в трубку мама. — Ты станешь неврастеничкой!
Папа выхватил трубку и зарычал:
— Ты не передумала строить квартиру?
— Нет. — Я повесила трубку.
Снова звонок.
— Как тебе не стыдно так разговаривать с отцом? Мы за тебя волнуемся! — Упреки, опять упреки!
— Мы тебе желаем только добра, — снова голос отца. — Я приеду, помогу тебе с ремонтом.
— Не надо!
— Мы лучше знаем, что тебе надо!
Вторая таблетка снотворного не помогла.
Мне не хватает Сергея, я схожу с ума, кажется, стала забывать его образ. Проваливаясь на минуту в сон, боюсь нечаянно его задеть, толкнуть, забывая, что рядом никого — пустота.
Бессонница — первый спутник брошенных женщин. В голове сплошные обиды: как он меня обижал, а я забывала и прощала.
Когда родился Андрей, он не пришел в роддом. Было очень обидно и больно. Девчонки из палаты, завернувшись в халаты и открыв окна, кричали наперебой:
— Полотенчико розовое, что в шкафу на первой полочке, принеси!
— Тапочки, тапочки не забудь!
— Варенье к чаю!
Я старалась разглядеть среди толпы сопливых пацанов своего солидного мужа, старше себя на десять лет. Но увы!
— Ты же не просила, — резонно возразил солидный муж, когда я упрекнула его по телефону. Автомат в роддоме был один на два этажа. Стоять в очереди у меня еще не было сил. Подкашивались ноги, пеленка, обернутая вокруг бедер, все время спадала, ее нужно было поддерживать руками. Тогда я подумала о старых советских фильмах про отцов, дежуривших ночи напролет в роддомах, и их бешеной радости в связи с известием о родившемся ребенке. «Все это вранье! — впервые подумала я. — А может, он меня не любит?» Сомнения еще тогда заползли в душу.
Правда, через пару дней он пришел и передал сгущенку.
— Сыр и сметану не достал. Даже отпустил своих сотрудниц в очереди постоять, — оправдывался он. Времена были тяжелые — продуктовый дефицит. Я поверила.
Однако уже к тому времени Сережа добился многого — стал генеральным директором совместного российско-немецкого предприятия. Высокая должность, по советским меркам, что-то вроде министра. Но добыванию продуктов регалии моего мужа не помогали.
Я угощалась едой щедро делившихся со мной подруг по палате. В те времена родить ребенка считалось великим подвигом. Пока я ходила беременная, моя мама не переставала возмущаться:
— Какие сейчас дети? Все по карточкам! Так было только во время войны.
Но я любила своего Серенького, хотела родить ему сына, привыкла к советскому дефициту, другой жизни не видела. Разносолами власть не баловала, однако я знала, что, потратив неделю на очереди, даже праздничный стол можно собрать. Так и поступали. А уж он в роддом для любимой жены! Если постараться, как для праздника… Но Сережа этого не понимал. Когда я жалобно попросила маму принести продукты, она возмутилась:
— Мы, конечно, с папой к тебе придем и все принесем. Но разве у тебя нет мужа? В Детском мире за пеленками кто в очереди стоял? Мы. — Про памперсы в ту пору слыхом не слыхивали. — Коляску импортную кто тебе доставал? Тоже мы.
Теперь мне казалось, что она права. Правда, Сереже еще со старой работы кто-то уступил стиральную машину с ласковым названием «Малютка». Досталась по распределению, но кто-то сжалился надо мной, а зря.
Сережа привез ее на багажнике своего старенького «Москвича». Говорил об этом как о подвиге: и что достал, и что привез. Но это оказалась не «Малютка», а какой-то монстр. Стоило на минуту зазеваться, как шланг, надетый на кран с горячей водой, соскакивал и, помахивая хоботом, поливал все вокруг кипятком. Сливала машина не до конца. Часть оставшейся воды нужно было вручную вычерпывать из нее. Ползунки и колготки наматывались на зловещие лопасти и вытягивали их до размеров взрослых кальсон. Измученная сражениями с «Малюткой», я стала стирать в тазике. К концу дня от бессилия я падала с ног. Сережа, приходя вечером домой, на мои жалобы отвечал:
— А как же все? Я тоже устаю, зарабатывая нам на жизнь.
Однако постоянная инфляция, отрубая нули, съедала все заработанное.
Неожиданно я получила приглашение на работу от своего бывшего сокурсника Лени. Открывался первый платный кабинет по услугам психотерапевта. Тогда все называлось кооперативами: шил ли ты джинсы, привозил на продажу вещи, лечил людей. Проблема устройства Андрюши в ясли казалась неразрешимой. Детские сады и ясельки к тому времени все позакрывались. Няньку нанять было невозможно: ни до объявления свободы и демократии, ни после. Старухи предпочитали сидеть на лавочке возле дома и перемывать кости соседям. Молодежь вся мечтала стать бандитами, проститутками, на худой конец менеджерами. Первое, второе и даже третье представлялось в розовом свете рамп, прожекторов, дорогих заморских нарядов, бряцания оружия, цепей, бордовых пиджаков, пальто до пола. Все эти профессии были в почете, потому что давали возможность зарабатывать валюту. Обменники еще не появились, однако за американские доллары перестали сажать. Зловещее слово «валютчик» перестало наводить ужас.
