Словом, она приняла ухаживания Саймона, и все шло прекрасно, спокойно, в высшей степени пристойно и немного скучно, пока на прошлой неделе Саймон не предпринял решительные шаги…
За стеной раздался подозрительный шорох, и Джилл торопливо метнулась к дверям детской спальни. Божье наказание эти дети!
Разумеется, они уже давным-давно не спали, а укладывали спать кошку. Чтобы она не мяукала, ее завернули в одеяло с головой, и теперь разъяренная Мисс Мурри молча боролась с юными вивисекторами, готовясь дорого продать свои девять кошачьих жизней…
Джилл освободила кошку, смазала зеленкой царапины Билли, Фредди, Люси и Аманды, несильно шлепнула по попе Кэти, внимательно выслушала претензии Джои и Ричи, отобрала у Джози куклу, принадлежащую Сэл, и поинтересовалась, где, собственно, Робби? Девять восторженных воплей слились в один, и после недолгого совещания выяснилось, что Робби на спор надел на голову горшок (к счастью, пустой), а потом не смог его снять и теперь прячется в шкафу и боится. Ослабевшая от смеха Джилл вынула из шкафа бледного и взволнованного Робби, в считаные секунды освободила его от неприличного головного убора и велела десяти малолетним преступникам одеваться.
— Раз уж вы такие непослушные, отведу вас в лес и брошу там!
— УРРР-РА-А-А!
Двадцать ног с топотом умчались в раздевалку, а Джилл с улыбкой смотрела вслед своим питомцам. Вот с кем точно не соскучишься и никогда не состаришься — так это с ними, с невозможными, шумными, сопливыми, драчливыми, непослушными, ужасными, отвратительными маленькими детишками!
Она стала воспитательницей официально семь лет назад, хотя на самом деле любила возиться с малышами с детства. Благо, младший братишка Джерри давал прекрасную возможность потренироваться, так сказать, в полевых условиях.
Наверное, можно было бы поехать и поступить в колледж, получить специальность и лицензию, возможно, переехать в другой штат… У Джилл наверняка получилось бы, учиться она любила и умела, но переехать?
Здесь она родилась, здесь прожила тридцать лет, здесь впервые полюбила и впервые возненавидела одного и того же мужчину.
Джилл закусила губу. Возможно, все дело в том, что она изо всех сил старается скрыть правду от себя самой. На самом деле все эти десять лет она подсознательно ждет, что Джек Браун — как и все уроженцы Сайлент-Крик — рано или поздно вернется домой.
И тогда она скажет ему все, что она о нем думает!
Они успели построить снежную бабу и половину снежной крепости, когда за воротами раздался громкий и требовательный сигнал. Малолетние бандиты издали дружный охотничий клич и облепили забор, а Джилл с внезапно вспыхнувшим раздражением подумала: что, скажите, может заставить тридцатилетнего мужчину вполне нормальной сексуальной ориентации, проживающего в лесной глуши среди охотников и лесорубов, купить в качестве средства передвижения по означенной глуши ярко— розовый джип «чероки»?
Саймон вылез из своей позорной тачки и приветственно помахал рукой, затянутой в изящную замшевую перчатку. У меня руки больше, чем у него, с внезапным ужасом подумала Джилл; Когда надо будет обменяться кольцами, я сгорю со стыда…
— Привет, Джиллиан! Ужасно рад тебя видеть. Здравствуйте, дети. Вы хорошо себя вели?
— ДА-А-А-А!
— Тогда идите и поиграйте в мячик. Или… еще во что-нибудь. Билл! Я все вижу! Не смей кидать снегом в мою… Паршивец!
Джилл спрятала улыбку. Снег выпал этой ночью, грязь под ним еще не успела замерзнуть. На розовом все отлично видно.
Запах дорогого одеколона коснулся ее ноздрей. Саймон подошел ближе, протянул руки, чтобы обнять…
Он красавчик, это все говорят. Тонкий нос с горбинкой, влажные карие глаза, пушистые девичьи ресницы, безупречная стрижка, белоснежная сорочка. Галстук — всегда, даже когда Саймон по воскресеньям приходит вместе с мамочкой в магазин. Интересно, он и спит в галстуке?
Три года Саймон Джейкобс ухаживал за ней — безупречно, тактично, элегантно. Возил в кино, приглашал в кафе, приходил к ним домой на семейные обеды. Каждую весну два или три раза выезжал с Джилл на пикник в горы. Они расстилали резиновое полотно, затем отглаженный плед, расставляли посуду, раскладывали еду и аккуратно закусывали, любуясь пейзажем. Потом Саймон развлекал ее рассказами из жизни банковских клерков и младших юрисконсультов. Потом они гуляли по лесу и рвали первоцветы.
На прощание возле дома он всегда целовал ей руку, а полгода назад рискнул — и поцеловал в щечку, после чего страшно перепугался и даже извинился…
Тактично, элегантно, стерильно. Скучно до потери пульса.
Саймон с тревогой заглянул Джилл в лицо.
— Ты сердита? Устала от этих разбойников?
— Нет, просто задумалась. Фредди, не ешь снег около крыльца, он грязный, я коврик вытряхивала! Отойди подальше, там и ешь!
— У тебя очень… необычные методы воспитания.
— Нормальные. Ты что-то хотел?
— Да. Это сюрприз, мне хотелось… в общем, не важно. Я решил просто заехать и сказать. Одним словом… я купил билеты на великолепный концерт. Первое отделение Рахманинов, второе — Гершвин. Солист — всемирно известный музыкант, француз. Забыл его имя…
— Да не важно, я не очень хорошо в них разбираюсь… А где будет концерт? И когда?
— В субботу вечером. Э-э-э… в Кримстауне.
Джилл изумленно посмотрела на Саймона.
— Однако! А как же мы доберемся обратно? Между прочим, это вся ночь за рулем.
— Ну я подумал… видишь ли, это довольно глупо — ехать в вечерних костюмах за триста миль… В общем, я заказал номер в отеле. Это хороший отель, только что открылся.
— Но, Саймон…
— Послушай, все в порядке. Я заказал большой номер, двухкомнатный. Там… две спальни.
Просто один номер — это дешевле, чем два, даже самых маленьких, ведь уик— энд и все такое…
— Да, я понимаю.
— Джиллиан… Ты согласна?
— Я,, мне надо прикинуть… в воскресенье Магда хотела оставить мне Фредди…
— Джиллиан!
— Да. Хорошо. Это все глупости. Имею я право на выходной, в конце концов?
— Вот именно.
— Ну и отлично. Значит, в субботу утром мы тронемся?
— Да. Часов в семь.
— Зачем так рано?
— Я думал, ты захочешь погулять по Кримстауну. Магазины, все такое…
— А! Ну да. Что ж, давай в семь.
— Тогда… до субботы?
— До субботы.
— До свидания, Джиллиан.
— Пока, Саймон.
Когда розовый джип наконец отъехал, Джилл поймала себя на том, что все время разговора с Саймоном судорожно сжимала кулаки в карманах парки.
Господи ты боже мой, ну почему, почему она такая дура? Почему все женщины в мире могут нормально, без этого дурацкого блеяния заводить отношения, романы, выходить замуж — а она в тридцать лет ведет себя так, словно ей пятнадцать и парень впервые приглашает ее на свидание…
