Если повезет, то, когда он оправится от переживаний, воспоминания о переулке и «Темной радуге» будут неразрывно связаны с подсознательным чувством сильной тревоги. «Цветастая рубаха» никогда не сможет объяснить это чувство, а скорее всего и пытаться не будет. Но если он случайно снова здесь окажется, то инстинктивно будет избегать этого места. Обычно именно так работал страх на парапсихологическом уровне.
Проблема провоцирования страха состояла в том, что всегда была возможность обратной реакции. Некоторые люди были вынуждены противостоять своим страхам. Но Лютер по опыту знал, что о менталитете хулигана такого не скажешь.
Он ослабил психическое давление. «Цветастая рубаха» успокоился.
— Ты хочешь вернуться в отель, — проговорил Лютер. — Сегодня вечером ты немного перебрал со спиртным. Тебе надо проспаться.
— Ага, точно, — нервно прошептал мужчина. — Переборщил с выпивкой.
Он поспешил к перекрестку и пересек улицу, затем исчез за углом, направляясь к Калакауа, в безопасность ярких огней пляжных отелей.
Лютер тяжело оперся на трость, чувствуя темный вес того, что сделал. Он ненавидел это. Всегда приходится платить, когда используешь свой талант на ком-то вроде «Цветастой рубахи».
Возможно, ублюдок и заслужил то, что получил, но действительность такова, что сражение было неравным с самого начала. У него не было шансов противостоять Лютеру, и он даже не узнает, что с ним случилось.
Да уж, последствия всегда хреновые.
Закрыв на ночь ресторан и придерживаясь своего ежедневного ритуала, компания отправилась пешком по Кухио до «Удон[13] Палас». Милли Окада, владелица заведения, принесла им огромные чашки с горячим ароматным супом, в котором плавала разбухшая лапша. Поставив суп перед Лютером, она многозначительно взглянула на него и спросила:
— Ты в порядке?
— Все отлично, Милли. — Лютер взял палочки для еды. — Мне просто нужно немного твоего удона, вот и все. Была длинная ночь.
— Ты опять подавлен, — объявила она. — Тебе должно было уже стать лучше, нога-то почти зажила.
— Вот-вот, — согласилась Петра. — Но становится ему не лучше, а хуже.
Рана зажила, но нога никогда не будет такой, как прежде. Чертова трость теперь станет частью его жизни. Лютер все еще привыкал к этому факту, но не из-за ноги чувствовал себя сегодня подавленным. Он не знал, как объяснить кому-то настоящую причину.
— Я чувствую себя лучше, — упорствовал он. — Просто немного устал, вот и все. Как я уже сказал, сегодня была длинная ночь.
— Принесу тебе еще пива, — сказала Милли и исчезла за колышущейся занавеской из красной и белой ткани, которая отделяла кухню от обеденной зоны.
— Милли с Петрой правы, ты снова подавлен. — Уэйн набрал полный рот лапши с помощью палочек. — Поработай на «Джонс и Джонс». Почувствуешь себя лучше.
— Точно, — сказала Петра. — Это избавит тебя от хандры, в которой ты плаваешь в последние месяцы.
Лютер взглянул на них через маленький столик.
— Работа, которую предложил мне Джонс, простая подачка. Пара дней в качестве няньки на Мауи[14].
— Ну и что? — Уэйн постучал палочками по краю чашки. — Хоть какая-то работа. Значит, ты возвращаешься в игру.
— Нет, — сказал Лютер. — Ничего подобного. Это значит, что Фэллону Джонсу меня просто-напросто жалко, может, он даже чувствует себя немного виноватым из-за того, что произошло на последнем задании. Вот и решил бросить мне косточку.
Петра фыркнула:
— Спустись с небес на землю. Фэллон Джонс не способен испытывать жалость и не признает себя виноватым, даже если его петух в задницу клюнет.
— Ладно, признаю, Фэллон не способен на тонкие чувства, — согласился Лютер. — Значит, остается лишь одна причина, почему он оставил то сообщение в моей голосовой почте.
— Какая? — требовательно спросила Петра.
— Работа такая пустяковая, что ему не хочется тратить деньги, оплачивая агенту перелет с материка.
Петра пожала плечами:
— Хм. Может быть. Но мой тебе совет: возьми косточку.
— Зачем? — спросил Лютер.
— Потому что тебе нужно погрызть что-то еще, кроме своих мыслей. Поработай опять на «Джонс и Джонс», даже если придется два дня побыть телохранителем. Тебе это пойдет на пользу.
— Думаешь?
— Думаю, — сказала Петра. — И есть еще одна причина, почему ты должен взяться за эту работу.
— Какая?
— У меня предчувствие.
— У тебя было предчувствие и перед моим последним заданием, — напомнил ей Лютер.
Все посмотрели на трость, висевшую на спинке его стула.
— На этот раз все немного по-другому, — отозвалась Петра.
Уже в третьем часу ночи Лютер прохромал вверх по лестнице на второй этаж старого двухэтажного многоквартирного здания «Сансет Серф»[15]. Когда он прошел мимо квартиры владельца, чудо-псина Бруно бешено залаял. Это был маленький пушистый пес, который наверняка весил меньше пяти фунтов[16], но имел инстинкты охранника не хуже, чем у добермана. Никто не мог пройти на территорию здания не замеченным Бруно, о чем тот во всю глотку оповещал окрестности.
В квартире 2-B Лютер щелкнул выключателем, осветив потертый ковер, старую краску и мебель, купленную на распродаже два года назад, когда он переезжал на острова. В то время он оплачивал свой второй бракоразводный процесс. С деньгами было туго. Да и сейчас было не лучше.
Работу на «Джонс и Джонс» Лютер использовал для того, чтобы накопить средства на банковском счете. Все только начало налаживаться, и два месяца назад, соглашаясь на предложенную Фэллоном работу, он даже рассматривал возможность переезда в квартиру получше. То, что его подстрелили, не только причиняло адскую боль, но и сказалось на его финансах.
Уэйн с Петрой были правы. Нужно принять предложение Фэллона и поработать нянькой. Гордость, может, и пострадает, зато заведутся деньжата. Платили «Джонс и Джонс» очень неплохо.
Оказавшись в маленькой кухне, Лютер вытащил бутылку превосходного виски, которую Уэйн и Петра подарили ему на день рождения. Налив себе щедрую порцию, он открыл раздвижные стеклянные двери и вышел на крошечную террасу.
Лютер облокотился на перила и сделал глоток виски. Как невидимая любовница, шелковистая ночь обняла его, успокаивая все чувства. Здание «Сансет Серф» было одним из многих жилых домов, ютившихся в лабиринте подворотен и переулков Вайкики. Похвастать видами на закат или прибой оно не могло. А еще здесь не было ни кондиционера, ни бассейна. Был лишь огромный баньян[17] с тяжелыми ветвями, который помогал сохранять прохладу в жаркие летние месяцы.
