Чуть поодаль Сокол увидел три строения, к которым они и направились. Наверное, это конюшни. Отец однажды рассказывал про них. До сегодняшнего дня Сокол никогда не бывал за пределами резервации. Единственные белые, которых ему довелось знать, – строгие учителя в школе, мормоны, заведующие торговой факторией, да еще тот человек, Ролинз, что несколько раз приезжал с отцом Сокола в их хоган. Своего отца в этот список знакомых ему белых людей Сокол не включал. И все же, как ни мало встречал мальчик белых, он знал об их мире из рассказов отца. А теперь Сокол своими глазами увидел все это.
Большая машина на трех колесах тянула за собой тележку без бортов, а на тележке стоял мужчина. Сокол догадался, что большая машина – это трактор, он видел такой на картинке в школьном учебнике. Трактор с тележкой остановился около одного из корралей, и мужчина принялся большими вилами сбрасывать в загон сухую, желтую траву – сено для лошадей.
Когда они проезжали мимо, мужчина мельком глянул на них и помахал отцу рукой. Он перевел взгляд на Сокола и взялся уже было за вилы, но тут же вновь поднял глаза и стал всматриваться внимательнее. Соколу стало неловко от того, что его так пристально рассматривает чужой человек. Он тронул поводья и подъехал поближе к отцу.
Отец уже въезжал, не слезая с лошади, в дверь средней конюшни. Мальчик последовал за отцом.
После ослепительно-яркого блеска солнца на снегу в конюшне было темно.
Отец остановил свою лошадь. Натянул поводья и Сокол и спешился вслед за отцом.
Не зная, что делать дальше, мальчик остановился в нерешительности, но затем увидел, что отец начал расседлывать свою лошадь. Сокол отвязал скатанное одеяло, в котором находились его пожитки, и опустил скатку на пол. Забросив стремена на седло, он потянул за подпругу. Прошло уже полтора года с тех пор, как ему дали седло, и он вырос настолько, что ему уже не приходится больше подниматься на цыпочки и тянуться изо всех сил, чтобы достать до седла.
Незнакомая обстановка обострила до предела чувства мальчика. И чьи-то приближающиеся шаги он услышал задолго до того, как в дверном проеме появилась фигура мужчины.
– Кто-то к нам подходит, – предупредил он отца еле слышным шепотом.
Отец ничего не ответил, он обернулся только тогда, когда шаги приблизились настолько близко, что их мог расслышать даже белый. Наконец в высокой двери конюшни показался человек. Сокол укрылся за своим гнедым, стоявшим рядом с отцовой лошадью, и настороженно разглядывал вошедшего. Мужчина был среднего роста и телосложения, одет в грубые голубые джинсы и плотную куртку, застегнутую до самого горла. Воротник поднят так высоко, что касался полей шляпы. Сокол узнал этого человека – это был Ролинз. Его светло-карие глаза и спокойное лицо всегда напоминали мальчику неторопливую равнинную реку – на первый взгляд не сразу и заметишь, как мощно и быстро ее течение.
На какой-то миг Ролинз в нерешительности замедлил шаг. Затем проговорил негромко:
– Наконец-то вернулся. Я уж начал беспокоиться.
Глаза Ролинза не сразу привыкли к темноте, и он вначале не заметил второй, низкорослой лошади. Отец, не отвечая, стянул со своей лошади седло и отнес к стене. Когда он выпрямился, Ролинз стоял уже совсем рядом и внимательно смотрел на него.
– Ну как там… все? – Ролинз явно не знал, как задать вопрос.
Наступило долгое молчание. Отец стоял неподвижно, глядя на товарища. Затем Сокол увидел, как лицо отца передернуло судорогой.
– Она умерла, Том. И девочка тоже. Она гостила у своего дяди и уехала как раз перед тем, как разразилась буря. У повозки сломалась ось, она, похоже, сама выпрягла лошадь, – наверное, решила добраться домой верхом. Очевидно, ее выбросило из седла. У нее на лбу была рана, и кровь запеклась. Они замерзли насмерть – она и малышка.
Отец замолчал, и Сокол увидел, как он отвернулся, опустив голову, и закрыл глаза рукой.
Ролинз шагнул было к отцу, но затем замер на месте, глядя в сторону:
– Я… мне очень жаль.
– Да, – это короткое слово ничего не означало. Отец провел рукой по лицу, словно стряхивая невидимую паутину, и шумно выдохнул через нос.
– А как насчет мальчика?
Отец в это время снимал седелку и потник. Он застыл на миг, с легким удивлением оглянулся на Ролинза, на Сокола и быстро отвел взгляд.
– Я взял его с собой, – хрипло выговорил он, взял седелку и потник и расправил их поверх седла, лежащего на полу. Должно быть, он заметил, как вскинул голову Ролинз, потому что счел нужным кратко добавить: – Я не мог оставить его там.
– Ты хорошо подумал? – голос Ролинза прозвучал удивленно.
– Черт возьми, говорю же тебе, я не мог оставить его там. Ты представляешь, что ждет его в резервации. Ему надо получить образование… А кроме того… я хочу, чтобы он был рядом со мной, – последние слова он произнес дрогнувшим голосом.
– Но как ты себе все представляешь? – нахмурился Ролинз.
– Я думал об этом, – вздохнул Фолкнер и быстро глянул на Сокола, который, по-прежнему скрываясь за гнедой, снял с нее седло и пристраивал его у стены. – Я не могу взять его домой. Кэтрин будет… – он замялся и не закончил фразы. – Знаешь, дружище, но, кроме тебя, мне некому больше довериться.
Наступила такая тишина, что Сокол слышал шуршание осыпающейся на пол соломы. Отец прервал молчание, обернувшись к мальчику.
– Сокол, подойди сюда, – приказал он.
Нагнувшись, чтобы подхватить свой узел с пожитками, Сокол поднырнул под шею гнедой и, беззвучно шагнув, встал рядом с отцом. Он открыто встретил взгляд Ролинза, бесстрастно изучая человека, с которым отец хотел его оставить. Тот смотрел на мальчика без обычной приветливости и теплой улыбки, которыми прежде его встречал. И поэтому Сокол просто стоял и глядел на Ролинза, ничем не показывая, что знает и помнит его.
– Он смышленый мальчик и быстро всему учится. Обещаю, он не доставит вам никаких хлопот, – сказал отец.
– Что у него с лицом? – резко бросил Ролинз, прищурившись, разглядывая правую щеку Сокола.
– Прости меня, Боже, – едва слышно пробормотал отец и громко ответил: – Я ударил его.
– Почему? – ошеломленно спросил Ролинз.
– Не знаю, – устало покачал головой отец, словно не желая вспоминать того, что было. – Когда мы нашли их там, в снегу… Белый Шалфей и девочку… Ты сам знаешь, Том, как навахо относятся к смерти. Он начал нести всякую чушь о духах и попытался оттащить меня от них…У меня и в мыслях не было его ударить. Сокол пытался защитить меня на свой лад. Мальчик вел себя как настоящий смельчак, а я ударил его. – Отец замолчал и потом спросил с надеждой: – Так ты возьмешь его, Том?
Ролинз медленно опустил голову в знак согласия.
