Каждый вечер, кроме понедельника, когда вся семья собиралась для беседы, я читала или переписывалась с друзьями. Мне нравилось отправлять им электронные сообщения, хотя их освещенные окна были видны из моей спальни, которую я делила с Беки и Рути. Мама как-то сказала, что около Северного полюса есть небольшое поселение и там у каждого имеется телефон. Так мы и жили – я и моя лучшая подруга Клэр Эмори. Мы могли бы открыть окно и крикнуть друг другу. Но так мы лишились им уединения. И у Клэр, и у меня были компьютеры, но у нашей подруги Эммы его не было. Поэтому Клэр звонила Эмме и рассказывала о том, что я написала. Мы говорили о том же, о чем говорят все в этом возрасте, – об одежде и мальчиках, о школе и мальчиках. И Клэр, и Эмма неровно дышали к Мико Сассинелли, как и я, когда повзрослела и поняла, что это такое. Клэр писала о своем желании стать певицей. Она стала ею и сейчас живет в Нью-Йорке.
Клэр не отказалась от мечты. В отличие от меня, которая бросила баскетбол. Я не хотела, чтобы меня замечали только потому, что я удачно передала мяч. Я еще держалась за игру, но потеряла к ней интерес, после того как... вынесли вердикт.
Я очень любила математику и естественные науки.
Мой отец преподавал американскую литературу в старшей школе, хотя и туда и не ходила. Он учил меня по полчаса или по часу каждый вечер. Мама занималась со мной еще два часа. Этим мое образование исчерпывалось.
– Просто удивительно, как много можно успеть за три часа без всяких глупостей, которыми перегружены дети в школе, – поделилась моя мама с миссис Бридвелл.
– А если попробовать учить восьмерых детей разного возраста? – спросила мамина собеседница.
– Я о таком даже думать не хочу, сестра Анна. Я бы тронулась умом, точно.
И она тут же посмотрела в сторону, словно что-то привлекло ее внимание. Моя мама успевала продавать туристам и дилерам сотни ваз и скульптур, которые можно было найти в художественных галереях по всему Западному побережью. Папа заметил, что даже если бы мама зарабатывала сотню долларов в год, это грандиозный успех, потому что деньги она получает за любимое дело. Но мама зарабатывала намного больше.
И ей это нравилось.
Однако сейчас она больше этого не делает.
Больше никогда этого не делала.
Поэтому цена на ее изделия подскочила. У нее осталась дюжина ваз, законченных очень давно, которые она теперь продает туристам и получает за них чеки с внушительными суммами. Но ей все равно.
Ей не дано было полностью реализовать себя в том, чего ей страстно хотелось. Не каждому везет.
Когда я возвращаюсь к разговору с миссис Бридвелл в тот день, то вижу, что мама не чувствовала себя счастливой. У других было по шесть детей, например у Тьерней – семеро. У Клэр было четыре брата. Бридвеллы – это вообще особый случай. Почти все наши соседи имели не менее четырех детей. У мамы были только три дочери. Она беременела, но, к сожалению, все срывалось. Когда произошла трагедия, мама была на седьмом небе от счастья, потому что все опасности ее очередной беременности миновали. Должен был родиться наш брат Рейф. (Мы не знали, что это мальчик. Я говорю «мы», потому что он был братом Рути, Беки, а потом Тора, хотя моим сестренкам уже не суждено было узнать об этом.)
Они бы так любили своих братьев!
Я тоже их любила, правда, вначале боялась выразить свое чувство, как и мои родители. Мы были напуганы тем, что нам довелось пережить.
Рафаэль появился на свет ровно через две недели после того, как мама, вернувшись домой, нашла меня с Рути и Беки на руках, а миссис Эмори – вызывающей по телефону полицию. Теперь пришло время рассказать обо всем, не так ли?
Я помню все подробности того дня.
Вы могли бы подумать, что память откажет мне. Или сказать, что понимаете, каково это – пережить подобное. Вы упали бы В обморок. Или постарались бы отключить свое сознание. Но ничего из перечисленного мне не было послано. Я просто стояла па месте трагедии, осознавала все, но ни на секунду память не отказалась фиксировать происходящее. Я помню, как струйки кропи стекла изо рта Рути на ее нарядную рубашку. Больше не было ни капли крови. Тогда я еще не знала, что, когда у человека перестает идти кровь, это верный признак смерти. Я видела разрез на ее шее, похожий на маленький рот с вывернутыми белыми губами, – там, куда Скотт Эрли нанес смертельный удар. Помню, что в доме играло радио, даже помню песню, звучавшую в тот момент. По дому разносился запах овощного рагу, которое мама приготовила заранее, а я разогревала его на обед.
Я помню Скотта Эрли, его короткие белые волосы, его футболку, трусы-боксеры. Он был потный, грузный и забрызганный кровью.
У меня не дрогнул ни один мускул – я точно знала, что мне нечего бояться за себя. Он был похож на животное, сбитое машиной. Еще живое, но уже почти добитое. Вбежав в дом, чтобы набрать 911, я даже не оглянулась, чтобы посмотреть, не гонится ли он за мной. Позже мне сказали, что нашли орудие убийства – серп – далеко за амбаром. Казалось, будто Эрли метнул его, как диск, подальше.
Оператор ответила после первого же звонка.
– Мужчина ранил моих сестер, – сказала я.
Я вся взмокла, как Руби, когда тащила нас троих на холм, но старалась говорить спокойно, чтобы мои слова были поняты. Неизвестно почему я потянулась к кондиционеру и включила его. Он так и продолжал работать много дней спустя.
– Вы внутри дома? – спросила оператор. – Двери закрыты?
– Да, я внутри, а они снаружи, но я думаю, что они очень серьезно ранены. Он зарезал их! Вам надо выслать вертолет, иначе они погибнут!
– Сообщите свой адрес и заприте все двери!
– Зачем? Он уже и так сделал свое дело! – Я не могла объяснить, почему была уверена в том, что Скотт Эрли ничего не сделает со мной. – У меня... у нас нет адреса. У нас есть номер пожарной части, но я его не помню! Почту мы получаем на абонентский ящик. Высылайте вертолет! Это в двадцати милях на юго-запад от Седар-Сити, на Пайк-роуд. Наш дом четвертый по счету! Вы должны приехать сейчас же!
– Позвольте мне поговорить с вашим отцом, – сказала оператор.
– Его нет дома! О, прошу вас! Прошу вас! Помогите, помогите нам!
Я рыдала, путая слова. Передо мной был Скотт Эрли, который вставал и приседал, вскрикивая и держась за голову.
– Позовите вашу маму, – продолжала говорить оператор. Я швырнула телефон о стену. Я побежала мимо Скотта Эрли во двор миссис Эмори. Клэр была дома, но она не вышла, когда услышала мои слова. Вышла миссис Эмори. Она пошла со мной, а я все торопила ее, и она даже запыхалась, пока мы дошли до места. Не обратив внимания на Скотта Эрли, миссис Эмори склонилась над Рути и приложила руку к ее шее, а потом взглянула на меня. Я прочла в ее глазах страшную правду.
